В конце концов она сдалась. Спросила, разом оборвав сумбурные мысли подруги: «Лена, что ты мне сказала важное?» Пристинская растерялась: «Я? Тебе? Когда?» — «Мы спорили о том, кто такая Ангел. И ты сказала…» — «Я сказала, что Альментьев — мерзкий извращенец, и все его здешние приятели ничуть не лучше! Ишь ты, «братья и сёстры»!»

Первые пазлы сцепились намертво. И — понеслось: «братья и сёстры», «ментальная связь», «Горгона», «Танемото», «Джакоб Бова»… Елена продолжала разглагольствовать, но это уже не меняло сути. Картинка сложилась. Прекрасная и страшная одновременно.

Музыка Сфер оказалась неполна из-за того, что Танемото не обладала всем знанием Лабиринта. Она лишь часть его общей сущности, над-интеллекта, заботливо взращенного в недрах «Генезиса», более мощного, чем над-интеллект Дзёдо и несравнимо превосходящего разрозненное человечество. Все армии и флота Земли бессильны против него, потому что над-интеллект работает на опережение, он способен предугадывать будущее — на Горгоне команда «Солнечного Ветра» испытала это на собственной шкуре. Но там, на Горгоне, в миг, когда ментальные оболочки троих слились в одно целое, появилась новая сущность. Её удар Лабиринт предвидеть не может.

«Стоп!» — остановила подругу Диана. — «Я знаю». — «Что знаешь?» — не поняла Пристинская. «Что мы должны сделать». — «И что?» — «Тебе надо пока спрятаться. Лучше всего засни». — «Но я не хочу спать, я выспалась! Я же не могу сделать это по щелчку паль…»

…Мама провела ладошкой по волосам:

— Баю-баюшки-баю, я песенку пою: моему Мышонку пора спать.

Леночка вздохнула, послушно закрыла глаза. Но всё же не удержалась, спросила:

— Ма, мы завтра пойдём на озеро?

— Обязательно.

— А тётя Дин там будет?

Мама не отвечала, только рука её нежно гладила Мышонка. Она продолжала улыбаться, но в тёмно-карих, похожих на миндалинки глазах её блеснули слёзы…

Диана стиснула зубы, чтобы не закричать от ужаса, не разбудить Леночку. «Это сон», — постаралась успокоить себя. — «Страшный чужой сон». Она опустила занавес реальности и погружённая в зелёный полумрак комната с миниатюрной нагой женщиной, баюкающей дочь, исчезла. Пора начинать.

Елена права — Ангел не могла набрать на визифоне номер и позвонить президенту «Генезиса». Но звонить и не требовалось: Лабиринт — не Земля. Диана осторожно прикоснулась к Пустоте, пугающей и манящей, непостижимо чуждой и так хорошо знакомой. Когда-то она была её частью, одной из граней растворённой в этой пустоте сущности. Была?!

Она позвала беззвучно: «Иорико, ты меня слышишь? Просыпайся, я пришла!» Разумеется, Диана не надеялась докричаться сквозь бездну, разделяющую локальные пространства. Зов предназначался не Танемото.

Пустота молчала. Минуту? Полчаса? Час? В Пустоте не существует времени. Зато и пространства там нет. Вся Вселенная сжата в крошечное «здесь и сейчас». «Иорико, ответь!» — вновь повторила Диана. И Пустота отозвалась коротким вопросом: «Кто ты?»

Определить, кто задал вопрос, — мужчина, женщина или ребёнок? — Диана не могла. Возможно, весь Лабиринт разом? Она ответила, не позволяя себе усомниться: «Елена Пристинская».

«Дин, мне странный сон снился», — призналась Елена, пригубив кофе. Завтракали они как обычно втроём. Альментьев был энергичен и деловит, — сегодня ожидалось прибытие трёх лайнеров с жаждущими приобщиться к бессмертию, — Ангел восхищённо ахала в ответ на его рассуждения об идеальной организации процессов. Одна Елена весь завтрак сидела отрешённая, механически ела, невпопад отвечала на вопросы. И наконец призналась, в чём причина.

«Что за сон?» — «Мне мама снилась. Словно я маленькая и она рядом. Раньше я её часто во сне видела, но потом эти сны ушли». — «Да, ты рассказывала. Мама уходит, а ты не можешь её остановить». — «Нет, в этот раз мама не ушла. Но… Дин, я, кажется, забываю её лицо! Во сне она не такая, какой я её помню. Я хотела посмотреть фотографии и... Дин, я альбом не взяла! Он на Земле остался, во Львове, — я же думала, мы на денёк в Столицу летим. Дин, что если я забуду, какая она была?!» — «Глупости! Сон это всего лишь сон, мы не можем им управлять. Он ничего не значит», — как Диана хотела верить собственным доводам! Потоки информации, движущиеся из будущего в прошлое, находят разные пути. Марина Круминь и Иорико Танемото вслушивались в звучание Вселенского Архива, преобразуя его в Музыку Сфер. К Елене Пристинской это звучание прорывалось в её снах, часто пугающих и непонятных. Диана о будущем не знала ничего, пока оно не накатывало беспощадным приливом, уволакивало за собой. И тогда не оставалось иного, как это будущее творить.

После завтрака явилась Рейнфорд, тоже деловая и гордая от собственной значимости, увезла Альментьева. Ангел отправила стол с грязной посудой в утилизацию, пригласила Пристинскую к себе — «Лена, мы мелодраму смотреть будем, честно-честно! Слёзы, сопли, много ахов и охов, всё как ты любишь!» Елена вежливо, но непреклонно приглашение отклонила, вернулась к себе в комнату, устроилась на диванчике, включила ридер — мелодрама, в точности как описала Ангел, — и день потянулся по привычному распорядку. Продолжалось так почти час.

— Ау, хозяева в доме есть?

Женский голос, донёсшийся из передней, заставил Елену вздрогнуть. Или это вздрогнула Диана, хоть и ожидала нечто подобное?

Ангел выскочила первой.

— А кто ты, собственно, такая? — вопросила она, уперев руки в бока.

Визитёрша не удостоила девушку ответом, она неотрывно смотрела на подоспевшую следом за Ангелом Елену.

— Мышонок, это ты?

Коцюба ничуть не изменилась со дня их встречи на Вашингтоне, разве что одета теперь была в брючный костюм из мягкой ткани, чем-то смахивающий на повседневную форму косморазведчиков.

— Тётя Лена?! — Пристинская неуверенно шагнула навстречу. — Вы здесь, вы живы? А мы думали, вы на Горгоне…

Коцюба не дала ей договорить. Обняла, прижала к себе. Она была на голову ниже Елены и выглядела куда моложе. Вечная девчонка.

— А дядя Андрей? Он жив? — продолжала допытываться Пристинская. Вопрос был скорее риторическим, о неразрывной связи этих двоих она знала. Но Коцюба ответила:

— Жив…

Интонация показалась Елене странной, но переспросить, уточнить она не успела.

— Может, меня представят? — капризно вопросила Ангел.

Пристинская оглянулась на неё, пробормотала:

— Это Ангелина Альментьева, познакомьтесь…

Коцюба представление проигнорировала:

— Лена, как ты здесь оказалась? Зачем ты прилетела на Лабиринт?

— Мне нужно встретиться с президентом «Генезиса» Джакобом Бовой.

Лицо Коцюбы посуровело. Она отвела взгляд, кивнула.

— Да, именно так он и сказал. Он прислал меня за тобой, но я надеялась, что это ошибка. Что ж, пошли.

— Стойте! — всполошилась Ангел. — Ей нельзя встречаться с Джакобом!

— Тебя не спросили, — буркнула Коцюба и обернулась к выходу.

— А спросить не мешало бы! — в дверях стояла невесть когда явившаяся Дженнифер Рейнфорд. Ноги на ширине плеч, кулаки сжаты, на щеках играют желваки.

Коцюба смерила её взглядом, словно новую декорацию на сцене. Попросила:

— Пропусти. Я везу Елену к Джакобу Бове по его приказу. Или в этом дистрикте приказы президента не действуют?

— Действуют, разумеется, — Рейнфорд отступать не собиралась. — Но мне о таком приказе не известно.

— Да? — недоверчиво переспросила Коцюба. Елене показалось, что и на лице Ангела, внимательно наблюдавшей за происходящим, отразилось удивление.

— Да, так. Зато у меня есть распоряжение вице-президента Джеймса Корригана не выпускать нашу гостью за пределы этой квартиры. И его никто не отменял.

— Так свяжись с Корриганом, пусть согласуют свои распоряжения.

— Я так и сделаю, как только брат Джеймс освободится.

— Отлично, — Коцюба снова двинулась вперёд. — Жди. А мы пока поедем к Джакобу Бове.

— Нет!