Она позвала тихонько: «Лена, пора действовать». Пристинская пробудилась мгновенно: «А? Почему ты… ты же хотела спрятаться?» — «Это уже не имеет значения. Отец здесь». — «Что?! Берг на Лабиринте?» — «Пока нет. «Солнечный Ветер» вошёл в локальное пространство». — «Они прилетели за мной?!» — «Не преувеличивай свою значимость. Земля и Лабиринт начинают переговоры, и мы в них поучаствуем. Для этого нужно вернуть Танемото». — «Это невозможно, она на Дзёдо!» — «Возможно». Объяснять подробно Диана не хотела, но Елена сама что-то почувствовала: «Ты… оставишь меня одну?» — «Это же Лабиринт, единое ментополе. Здесь мы всегда будем рядом».

Диана ожидала, что подруга спросит: «А после?» Не спросила. Понимала, что никакого «после» для них нет.

[1] Поверхность или граница Мохоровичича (сокращённо граница Мохо) — нижняя граница земной коры, на которой происходит скачкообразное увеличение скоростей продольных и поперечных сейсмических волн. Плотность вещества также возрастает скачком.

Кто ты, усталый, злой,

Путник печальный?

Друг ли грядущий мой?

Враг ли мой дальный?

Зинаида Гиппиус

Во Львове их встретила оттепель. На прошлой неделе снега навалило щедро, и теперь он лежал тяжёлыми серыми кучами мокрой ваты, чавкал под ногами. Талая вода капала с крыш, собиралась лужами на дорогах, темнела в протоптанных редкими пешеходами тропинках.

— И это называется зима? — Ламонов сокрушённо покачал головой.

— Зима как зима, — возразил Шпидла, — на Новой и такую поди найди.

— Нет, это не зима, баловство одно. Зачем снег, если всё одно через день ему таять? Вот у нас на Урале — раз уж зима, так зима!

— Не в зиме дело, а в том, что город запустили. Безобразие какое-то. Я понимаю: переселение, все ресурсы брошены на освоение Новой. Но здесь-то люди тоже живут пока! И ещё не один год жить будут.

— А мне кажется, тут уж и нет никого. Ты погляди — во дворах сугробы нетоптаны! Ни одной живой души не видно. Даже спросить некого, где эта их Январская улица. Говорил тебе, давай Елене позвоним хотя бы с аэровокзала!

— Я тебе объяснял, — недовольно буркнул Шпидла.

— Объяснял… а теперь квашню эту месим. В какую сторону идти? Налево, направо?

Мероприятие, затеянное Яном Шпидлой, не задалось с самого начала. Во-первых, руководство отказалось предоставить отпуск. Да, положено, да, имеете право. Но! В связи с известными событиями ГСБ переходит на усиленный режим несения службы, не сегодня-завтра чрезвычайное положение объявят. Какие могут быть отпуска у старших офицеров? О том, чтобы покинуть Новую Европу, и подавно речи нет. Ламонов готов был идти на попятный, но Шпидла неожиданно психанул. Взамен заявления на отпуск написал на увольнение. Естественно, хода ему в отделе персонала не дали. Но Янек не собирался ждать резолюцию руководства, билеты на межпланетный лайнер были у него уже на руках. Влад, скрепя сердце, последовал его примеру.

Это была лишь первая неприятность. Вторая поджидала Шпидлу дома. Разумеется, он не признался жене, зачем отправляется на Землю. Тем более об этом не обмолвился Ламонов — хотя бы потому, что не верил в предположение товарища. Но женщина сердцем что-то почувствовала. Разговор состоялся тяжёлый и неприятный, со слезами и едва не истерикой. Когда аргументы исчерпались, Катя поставила ультиматум: «Если ты улетишь на Землю, я уйду!» Янек улыбнулся грустно: «Зачем тебе уходить, если я улетаю? Оставайся и будь счастлива!»

Третья касалась уже Ламонова. На орбитальной станции «Каледония-Центральная» Шпидла паспортный контроль прошёл без вопросов. Зато с Владимиром долго и настойчиво беседовали. Женщина с нашивками полковника службы безопасности уговаривала не совершать импульсивных поступков, объясняла, что самовольная отлучка перечеркнёт безупречный послужной список, испортит карьеру и так далее, и тому подобное. Ламонов сидел, не смея поднять взгляд, мысленно соглашался со всеми аргументами. Контрдовод у него был один — он не мог оставить Янека! Но этот довод перевешивал все прочие.

Путешествие заняло почти неделю, но — слава стасису! — пролетело молниеносно. А когда на орбитальной станции «Европа-1» Владимир собрался позвонить Пристинской и сообщить о прибытии гостей, Шпидла категорически воспротивился. Мол, Пристинская женщина умная, если предупредить заранее, то сумеет подготовиться, а вернее всего — найдёт благовидный предлог избежать встречи. Нет, явиться к ней надо внезапно, застать врасплох и всё увидеть воочию. Резон в этом был, Владимир не спорил. Но затея обернулась полным провалом. Улицы Январской на том месте, куда указывала интерактивная карта города, не было. И спросить, куда она подевалась, не у кого.

Впрочем, нет. К их мобилю приближалась молодая женщина: шубка из синтетического меха, шерстяной берет на кудрявой головке, бардовые сапожки неспешно чавкают по мокрому снегу, «чав-чав, чав-чав». Ламонов, обрадованный, бросился наперерез.

— Добрый день! Не подскажете, где здесь у вас улица Январская? А то январь есть, а январской улицы нет, — он хохотнул подвернувшемуся на язык каламбуру.

Женщина остановилась, смерила уральца взглядом, посмотрела на Шпидлу. Улыбнулась.

— Вы на ней стоите. «Сичнева» — по-русски означает Январская. Таблички с названиями здесь принято писать на местном наречии, дань традиции. А какой дом вы ищите?

— Девятый.

— Вот он, — кудрявая повела рукой, указывая на двухэтажный особнячок напротив. — Вы правильно приехали. В гости?

— Да. К старым друзьям по космо… — Ламонов прикусил язык, наткнувшись на взгляд Янека.

Кудрявая это заметила.

— Хорошо, когда старые друзья не забывают, — улыбнулась, блеснув мелкими белыми зубками.

От этой улыбки Владимиру сделалось неуютно. Он втянул голову в плечи и поспешил вслед за товарищем к кованой калитке.

Калитка оказалась не заперта, Янек вошёл, направился к крыльцу. В этом дворе, в отличие от большинства соседских, снег старательно расчищали. До оттепели на дорожке, ведущей к дому, скопиться его успело всего ничего, тоненький налёт, да и тот был растоптан вчистую многочисленными следами. Хороший знак, хозяева не в отъезде!

Входная дверь тоже была не заперта. Шпидла заглянул внутрь, вошёл. Но Ламонов последовать за другом и дальше не решился:

— Янек, слушай, я на калитке кнопку звонка видел. Давай хоть позвоним, а то нехорошо молчком к женщине в дом вламываться.

Шпидла подумал и остался ждать в дверях гостиной. Вскоре за спиной мелодично пропел звонок, затем на пороге затопал ногами Ламонов, сбивая мокрый снег с башмаков. В доме по-прежнему было тихо.

— И что? — Владимир вошёл, стал рядом с товарищем.

— И ничего. Было бы заперто, решил бы, что никого нет. А так… — он вдруг зычно гаркнул: — Хозяева, есть кто?

На втором этаже скрипнула дверь. Тагиров подошёл к лестнице, перегнулся через перила, разглядывая неожиданных гостей. Судя по растрёпанному виду, его подняли с постели, несмотря на неранний уже час. Причём спал он одетым — форменные брюки и рубаха помяты.

— Доброе утро, командир! — Владимир помахал ему рукой.

Тагиров несколько секунд таращился на них отрешённо, словно не мог определить, во сне видит или наяву. Потом брови его приподнялись:

— Влад, Янек?! Откуда вы взялись? — Он поспешно сбежал вниз, тиснул за плечи одного, другого: — Проходите, раздевайтесь!

— Да вот, прилетели, — Шпидла расстегнул куртку, огляделся, выискивая, куда её повесить. Заметил шкафчик, направился к нему. — Елена дома? Спит?

Тагиров удивлённо взглянул на него. Вспомнил, махнул рукой.

— А, вы же только с Новой, ничего не знаете… Лена от меня ушла.

— В каком смысле ушла? — Янек так и замер с курткой в руках.

— Сбежала с другим мужчиной… в качестве его жены. Документы подделаны, но какая разница? Ничего не сказала, словом не обмолвилась. Почему, из-за чего?