— Глеб Корсо, я обещал тебе награду в зависимости от результатов выполнения задания. За проявленную смекалку о своей роли в задании ты получаешь первый дар. Знание! «Генезис Ваальбара» — это не игра, а сеть настоящих планет-миров третьего порядка, соединенных между собой сложной межмировой системой порталов и единой игровой механикой Тальзеура.

— Мне уже страшно думать, что ты предложишь за выполнение самого задания.

— То, что предполагалось с самого начала, Корсо. Ты вот-вот умрешь в мире, который называешь реальным.

— Почему? Я же был здоров!

— Любое возрождение требует жертвы. Не переживай. Ты потеряешь память и возродишься в теле новорожденного местного жителя.

— Не переживай? Вы меня убили и собираетесь стереть память и затолкать разум в тело местного жителя! Какая это к черту награда?!

— Пирамида Апроксия, которую ты искал всю свою жизнь, всегда находилась в Генезисе Ваальбара, а не в твоем реальном мире. Такова твоя главная награда, Корсо.

Уже не одну сотню лет среди игроков Генезиса ходили слухи о пирамиде Апроксия. Пройдя через нее в реальном мире, можно оказаться в игровом. Но правда в том, что всё с точностью до наоборот. Можно выйти из игры!

— Корсо, ты принимаешь свою награду?

— Если ваши слова правда, то я согласен. В реальном мире меня больше ничто не держит.

Обе фигуры растворились в пространстве.

Колония Бойсэн. Хеолас Руэдан. Сон

Мне снился приятный сон о событиях восьмилетней давности. Комната в больших апартаментах второго элитного района Бойсэна. На стенах висят плакаты героев войны, голопроектор вещает очередную серию «Спасителей Галактики», и главный персонаж как раз произносит свою коронную фразу о торжестве справедливости. С самого рождения я помнил абсолютно всё, что слышал, видел, обонял или пробовал на вкус. По этой причине все сны выглядели, как просмотр от первого лица старых хроник своей жизни.

Вот мама привела в дом очередного специалиста в области работы мозга, чтобы выявить скрытый потенциал своего ребенка. Сколько можно! Уже третий шарлатан за неделю! Не считая абсолютной памяти, я был самым обычным ребенком у самой невероятной матери, чей уровень интеллекта оценивается в 350 единиц при норме в сотню. Довольно просто запомнить объемную формулу, но какой в этом смысл, если не знаешь, как ей пользоваться? Сначала были задания на сложные математические вычисления, потом учеба с репетитором по музыке и художественная школа. Потом полный курс по семи самым распространенным языкам галактики от полноватой учительницы мисс Дороти Варгивер. Эту тетеньку я хорошо запомнил за ее въедливое отношение к правильному произношению слов.

Только из-за моего слабого здоровья мама не стала водить домой инструкторов по фитнесу. Танцы, вышивание, кулинария — мне довелось пройти через девять кругов мальчишеского ада, попробовав танцевать в пачке для балета. Разумеется, никаких скрытых талантов не обнаружилось.

Когда мне было восемь, мы так сильно поругались, что потом пару лет почти не разговаривали. А всё началось с того, что мама узнала о моем хобби башмачника… единственном деле, которое мне действительно нравилось. Не усиленные курсы обучения в школе языков, не занятия с репетиторами, а то чувство, когда в твоих руках рождается нечто, дарящее комфорт и удобство другому человеку.

Мама тогда выкинула в окно сапожные инструменты, заявив перед уходом:

— Делай, что хочешь! Я больше не буду тебе помогать.

Как бы странно это ни звучало, мама всегда действовала, исходя из безоговорочной любви к сыну. Недопонимание, ссоры, крики, молчаливые забастовки — у нас обоих был сложный характер, но основная причина конфликтов была в нашем различии. У мамы была потребность всё время находиться в центре внимания, решая проблемы, где нужно было добиваться экстенсивного роста показателей. А мне нужен — покой, любимое дело и много еды. Мама считала мою неодаренность своеобразной проблемой, которую можно решить усиленными тренировками.

Мама смогла смириться с тем, что у меня нет такого же ума, как у нее, но именно это и создало пропасть в отношениях между нами. Долгожданная свобода от родительского гнета на деле оказалась одиночеством и самоизоляцией, а я хотел совсем другого. Гулять вместе по городу, делиться секретами и переживаниями, поддержки в том, что мне действительно нравится.

После крупной ссоры мама съехала на другую квартиру, оставив няньку присматривать за тем, чтоб я не умер с голоду. Три-четыре раза в месяц, во время кратковременных встреч, мама сообщала о новых учебных курсах или прибытии очередного репетитора. Чем сильнее мама пыталась отстраниться, тем сильнее я хотел быть ближе к ней. Поэтому я начал изучать всё, что было связано с маминой работой. Так у нас появились общие темы для разговоров.

Когда мне исполнилось одиннадцать, мы смогли найти ту грань в общении, которая позволяла поддерживать хорошие отношения, не надоедая друг другу. На дни рождения мама дарила мне дорогие учебные курсы, а я ей обувь, сделанную собственными руками. Каждый праздник, выходные дни и при любой возможности в будни, когда ей удавалось выкроить время для встречи с сыном, мы ходили в кафе или гуляли по торговым районам.

После прихода к власти представителей Фолберга маму пригласили возглавить отдел стратегического планирования экономики нового суб-государства Бойсэн. Бóльшая часть наших встреч и бесед проходила в виде споров на различные экономические темы. Странно… теперь я все понял…она выбрала другой подход к моему обучению… реверсивная психология.

Последнее, что я помню — на улицах начался бунт, а мама попросила срочно к ней прийти. А в переулке на меня напали…

Колония Бойсэн. Хеолас Руэдан

Я очнулся в одноместной палате больницы. Белые стены, одно окно, медицинский нано-гель обволакивает всё тело, а рядом с койкой ходит старик в спецодежде врача.

— Обедать скоро будем?

Старик остановился и поправил на груди табличку с надписью «Пикаль Фрост, главный врач клинического центра Холлидея». Видимо, не любит, когда к нему обращаются с мелкими вопросами.

— Очень остроумно! И это всё, что вы можете сказать после 14 лет комы?

— Добрый день, доктор Пикаль. Руки и ноги двигаются. Все органы восприятия работают хорошо. Кроме дикого голода, жалоб нет.

Под халатом и внешностью старика скрывалось тело с высокой степенью кибернетизации. — Гиперчувствительность и приступы тошноты из-за сенсорной перегрузки, метаболизмы ускорены на 112 %, дистрофия второй степени, полное отсутствие врожденного иммунитета, аллергия на любые синтетические лекарства, сверхнизкий рост при нормальном телосложении. И это при гравитации 0,7 G. Не считая абсолютной памяти и генов долгожителя, вы прямо-таки кладезь генетических отклонений и странностей. Вдобавок Мария Крамер, ваша мать, додумалась назвать вас Хеоласом и дать фамилию Руэдан.

Ничего нового врач не сказал. Значит, по какой-то причине я провел в коме четырнадцать лет, но на состоянии здоровья это почти никак не отразилось. Нет, ответ неверен. Думать стало легче.

— Вам никогда не стать таким же собеседником, как моя моя мама, Мария Крамер. А именно она вас ко мне послала. Почему? Потому что мы в одноместной палате без камер наблюдения. В коридоре никого, а вы перевели свое кибертело в автономный режим, чтобы никто не мог нас подслушать. Как узнал? У меня сильно повышена чувствительность органов восприятия. Большую часть радиоволн я слышу, как статический шум.

Пикаль открыл наручный голопроектор и сделал новую пометку в личном деле.

— Пациент прошел проверку мозговой активности. Память и речевые центры не деградировали. Органы восприятия работают без отклонений от базовых значений.

Голопроектор потух.

— Хорошо. Не будем больше омрачать память вашей матери. Я должен о многом вам рассказать.