Ошибку предшественника он не повторил — лишь Бог способен вместить в себя любовь к каждому из своего народа. Богом Джакоб Бова себя не считал — пока. Потому передавал знания и умения близким, скрупулёзно выращивая доминант-дерево. Не тысячи, а всего несколько десятков узелков следует держать в руке. Но каждый из привязанных держит свои узелки, а те — свои. И ещё одно понял Джакоб Бова: Земля — неподходящее место для его народа, Земле предназначено остаться территорией орков. Светлому бессмертному народу требовался собственный мир.

Не иначе, Мироздание услышало его мечты. Или их услышали Путники? Планета Лабиринт была преподнесена Фонду «Генезис» на блюдечке с голубой каёмкой. Она подходила настолько идеально, что в природное её возникновение могли верить разве что орки с их усечёнными к-цепочками. В глубинах Внутреннего Океана Джакоб Бова основал Райский Сад и заселил его детьми, мальчиками и девочками. Исключительно прочная и гибкая информационная структура позволяла им погружаться в глубины сущего, а юный возраст избавлял от ужаса перед небытиём. Они собирали информацию о гениях, заархивированных до создания доминант-дерева и о тех, до кого Фонд «Генезис» не успел дотянуться. Разумеется, повторно воссоздать личность не получится, но скопировать самое значимое в себя — вполне. Джакоб Бова выращивал собственных гениев, Иорико Танемото стала первым созревшим плодом Райского Сада. А ещё Джакоб Бова, осторожный и дальновидный политик, создал резервную копию генетического банка своего народа и базы знаний, добытых Фондом. Автономный самораспаковывающийся архив.

Последним его деянием была подготовка преемника. Перед Джакобом Бовой Четвёртым лежала торная дорога на века вперёд, чётко и ясно просматривающиеся варианты вероятного будущего. Но в первый же год его правления будущее внезапно изменилось. Куратор внешней разведки, вице-президент Фонда «Генезис» раздобыл информацию об артефакте Путников на планете Горгона. А затем девятилетний мальчик, обладающий знаниями и памятью тысячелетнего мудреца, получил по-настоящему божественный подарок — созданное Путниками существо, именуемое Елена Коцюба.

Поражающие воображение землян доминант-технологии «Генезиса» имели весьма неприятный изъян: для существования в трёхмерной реальности человеку требовалась генетически и квантово идентичная оболочка. Для Путников подобной преграды не было. Они умели использовать любые физические тела или обходиться вовсе без них, и образец их технологии оказался в полной и неограниченной власти Джакоба Бовы. Заманчивая перспектива: народ Лабиринта мог одним махом перескочить ступени тысячелетнего восхождения. Надо лишь выпотрошить животинку, посмотреть, как она устроена.

Коцюбу не сжигали плазматором, не замораживали в жидком азоте, не растворяли в кислоте и не расстреливали жёстким излучением. Джакоба Бову интересовал не «корпус», а «начинка». Корневые топили её в непроявленных глубинах сущности, где личность начинает отслаиваться, распадаться, пока не забудешь, что ты есть. Потом вытаскивали обратно, засовывая в тела монстров, выращенных в автоклавах, собранных из металла и пластика, деревянных, каменных, ледяных и каких только не изобретало буйное воображение ни о чём не догадывающегося Андрея! Ей приходилось заново вспоминать себя, чтобы стать Леной Коцюбой. Джакоб Бова наблюдал за её агонией, делал выводы и вновь присылал Корневых. Бесконечное количество раз. Обычной человеческой смерти Коцюба жаждала как Нирваны.

Она проснулась, когда на Лабиринте стояла глубокая ночь. Как положено ночью, в спальне было темно. Полная луна заглядывала в окно, серебрила подоконник, пол, журнальный столик в углу. Здёсь всё было правильным, реальным: луна, звёзды, маленький коттедж — они жили в таком когда-то тысячу лет назад, в прошлой жизни, на берегу озера в пансионате с давно забытым названием. Коцюбу колотило от этого ворованного реализма. Зато Андрей не уставал восхищаться технологиями Лабиринта. А как он восхищался монстрами, создаваемыми Джакобом Бовой и Корневыми! Елена никогда не признавалась, что каждым монстром была она.

Сейчас Андрей спал. И это правильно. Она бесшумно встала с постели, оделась. В дверях обернулась, ещё раз взглянула на любимого. Интересно, что ему снится? Сюжет очередного романа? Непрошенная слезинка выкатилась из глаза. Если задуманное получится, то они больше никогда не увидятся. Их бесконечная, бестолковая жизнь закончится уже сегодня.

За порогом её ждал день. Логично: человек, решивший прогуляться по лесу, предпочтёт сделать это при дневном свете, а не в ночном полумраке. Коцюба видела одинаково хорошо при любом освещение и в подобных изысках не нуждалась, но правила в квази-реальном мирке Джакоба Бовы устанавливала не она… и кто, собственно, сказал, что она сейчас единственная любительница прогулок в неурочный час?

Мысль эта, такая очевидная, пришла Елене в голову в ту секунду, когда слух её уловил голоса. Коцюба стояла на краю маленькой круглой полянки, отделённая от неё тощей и редкой живой изгородью из лещины. Она могла руку дать на отсечение, что минуту назад полянки этой на пути её не было. Но, во-первых, отсечь ей руку было само по себе задачей нетривиальной, во-вторых, за тридцать четыре года жизни в инопланетном теле она научилась не удивляться. А в-третьих, важно было не само по себе появление полянки. Посередине её на толстом травяном ковре сидели Джакоб Бова и девчонка, называющая себя Ангелом.

Елена затаила дыхание. Эти двое развлекались тем, что хлопали друг друга по ладоням как дети малые: «Ладушки, ладушки, где были? — у бабушки…». Однако игра эта была не игрой — слишком лица у обоих сосредоточенны, будто решают они сложную и трудную задачу. Не то что глазом, но и ухом не повели в сторону Коцюбы. Но Елена не сомневалась, что её появление заметили. Да что там «заметили» — и возникла поляна на её пути не сама собой. А значит, о том, чтобы развернуться и улизнуть, нечего и мечтать.

Бритоголовый мальчик опусти руки. Ангел вскочила, крикнула ему визгливо, с трудом сдерживая рыдания:

— Нет! Я не хочу, чтобы так закончилось! Это неправильно!

Джакоб Бова покачал головой:

— Мы тоже не хотим. Но игра брата Джеймса оказалась слишком опасной. Предсказуемость вариантов уменьшается с каждым новым смещением точки сборки. Никогда ещё вероятность нашей гибели не была так высока. Этого нельзя допустить. Я передал тебе нити, используй их по своему усмотрению.

Девушка нехотя кивнула, подавила рыдания. Джакоб Бова неожиданно повернулся к кустам, за которыми стояла Коцюба, поманил её пальцем, словно сам велел ждать. И когда Елена ступила на поляну, приказал:

— Отвезёшь её обратно, откуда взяла. Потом ты свободна.

Последняя фраза содержала несколько пластов смысла. От самого глубинного по спине Елены пробежала дрожь. Она открыла рот, намереваясь уточнить. И закрыла. Уточнений не требовалось, она поняла верно: Андрей Лесовской не проснётся. Интересно, на сколько часов хватит подаренной Джакобом Бовой «свободы»?

Танемото ждала в ангаре. Увидев Ангела, нахмурилась:

— А это зачем?

Ответить Коцюба не успела, девушка опередила:

— Вы должны отвезти меня к моему отцу, Аркадию Альментьеву!

Танемото внимательно посмотрела на неё, затем на Елену. Пожала плечами:

— Ладно, крюк небольшой.

За всю дорогу к верхнему ярусу никто из троих не проронил ни слова. Лишь когда пневмомобиль остановился у дверей апартаментов Альментьевых, Ангел высказалась, прежде чем выбраться из салона:

— Я знаю, моё мнение никого не интересует. Но то, что вы задумали — плохо, не по-человечески!

Коцюба хмыкнула:

— Именно, что никого не интересует.

— Тем более что ты не человек, — добавила Танемото.

— Как и вы! — парировала девушка. — Но у меня есть преимущество: я хотя бы знаю, кто меня сделал и для чего. А кто и для чего создал вас? Не знаете? Почему же вы так уверены в своей правоте?