Дождь прекратился спустя полчаса, но слякоти и сырости от этого не убавилось. Плотное одеяло туч не позволяло надеяться на солнечный день. На улицы посёлка начали выползать аборигены, в основном мужчины. Они с интересом косились на незнакомку, но заговорить не пытались. Елена тоже помалкивала, полученный опыт подсказывал, что со случайными встречными здесь лучше не связываться.

Около девяти к почте неторопливо подошёл толстый невысокий человечек. Пухлая коротенькая курточка делала его похожим на мяч.

— И чего ты здесь сидишь? Кого ждёшь? — он разглядывал Елену с явным интересом.

— Кажется, вас. Вы начальник почты?

— Начальник почты! — человечек фыркнул. — А если я, тогда что?

— Я ищу двух людей, живущих в вашем посёлке, а адреса их не знаю. Вот и пришла за помощью. Я заплачу! — Пристинская полезла в карман за банкнотами.

Проследив за её рукой, человечек задумчиво почесал подбородок.

— Вообще-то почта в десять откроется... Это мне Виктор сказал, что у меня под дверью какая-то столичная коза сидит. Но если тебе срочно...

Он поднялся на крыльцо, извлёк из кармана связку ключей. Выбрал нужный, поскрежетал им в замочной скважине, распахнул дверь. Вслед за почтмейстером Елена прошла в маленький кабинет, села на предложенный стул.

— Что там у тебя? — человечек опустился в кресло за столом и недвусмысленно кивнул на карман Елены.

— Брунхарты, Генрих и Алиса, — Пристинская выложила на стол пятидесятку.

— Брунхарты... — хозяин кабинета любовно разгладил купюру. — А ты ничего не путаешь? Они в самом деле в Луизиане обитают?

— Не знаю, как сейчас, но сразу после переселения они здесь жили.

— О-го-го! Что ж ты только теперь искать начала? Кто они тебе?

— Родственники. Дядя с тётей.

— Понятно, наследством озаботилась. Н-да... Не помню я, что б у нас такие были. Во всяком случае, почту они не получают, это точно.

— А раньше? Может быть, остались какие-нибудь данные?

— Может и остались... Но это ворох старых бумажек перерыть надо!

Елена извлекла вторую пятидесятку. Человечек сокрушённо вздохнул, но купюру взял.

— Ладно, поищу я твоих Брунхартов. Сегодняшнюю почту разберу и поищу. Ты подожди пока, вон свежие журнальчики вчера вечером привезли, полистай. А ещё я бы советовал старожилов расспросить. Например, дедушку Кромвеля. Ему восемьдесят годков стукнуло, но из ума не выжил. Он один из основателей Луизианы, мэром был когда-то. Если твой дядя здесь жил тридцать лет назад, то он его знает. Подожди полчасика, Дик на работу явится, отведёт тебя. А то дедушка Кромвель строгий, сама сунешься — греха не оберёшься.

Дик на работу опоздал. Когда в почтовое отделение, запыхавшись, ввалился двухметровый детина с огненно-рыжими волосами, выпученными глазами и будто приклеенной улыбкой на лице, было почти одиннадцать.

— Тебя где носит?! Почту я, что ли, должен раскладывать?

Дик грозный рык начальства пропустил мимо ушей. Скорее всего, вовсе его не слышал, настолько был возбуждён:

— Дядя Джо, там такое, такое! Питбуля убили! Старая Касперша пришла к нему прибираться, а он мёртвый лежит! И кухонный нож из-под ребра торчит. Прямо в сердце шырнули! Шериф уже там, и полицию из столицы вызвали. Дядя Джо, побежали!

Почтмейстер и рот открыл, ошарашенный известием. А опомнившись, развернулся к гостье:

— Вишь какие дела, детка! Везёт тебе сегодня, в отличие от Питбуля. Весь посёлок соберётся на убийство поглазеть. Дедуля Кромвель первым пришкандыбает, это точно. Так что пошли скорей!

Через минуту все трое быстро шлёпали по мокрому бетону. Елена с удивлением смотрела по сторонам — и правда, казалось, весь посёлок спешит к месту преступления.

— Питбуль у нас персона известная, — на ходу рассказывал почтмейстер. — Это ж он три года назад охоту на педиков объявил.

— Каких педиков? — не поняла Елена.

— Голубых, каких ещё! Ты что, глупая? На гомиков, геев! Ох, и навёл он тогда шороха! Говорят, штук тридцать выловил. Яйца отрезал, раз они им без надобности, а уж потом вешал, ясное дело.

— Он убил тридцать человек?! И его не судили?!

— А доказательства где? Нет доказательств. Против Питбуля никто свидетельствовать не станет, слишком у него дружков много. Его даже полиция боится.

Когда они подбежали к широко распахнутым воротам двухэтажного, похожего на маленькую крепость дома, Пристинская уже ничуть не сочувствовала жертве ночного преступления. Нравы на Вашингтоне были значительно хуже, чем она полагала.

Почтмейстер проворно шмыгнул во двор. Стараясь не отстать от него, и Елена принялась протискиваться сквозь толпу зевак. В дом никого не пускали, у дверей красовались два внушительного вида полисмена. Сбежавшиеся сельчане перешёптывались, делясь услышанными обрывками фраз, догадками, домыслами: «Дверь не заперта была! Видно, как раз в сортир собрался», — «Криминалист сказал: смерть наступила около семи утра», — «Ножом прямо в сердце попали, с первого раза, и вякнуть не успел!» — «Может, кто-то из гомиков за своих отомстил?» — «Шутишь! Какой голубой с Питбулем справится? Тут профессионал действовал», — «Заказное! Не найдут ничего», — «А нож?», — «Нож как нож, в любом магазине купить можно. И отпечатков нет», — «Я же говорю, профессионал действовал!»

На крыльцо вышли трое мужчин в форме. Один, высокий, с курчавой бородкой, оглядев толпу, хмуро спросил:

— Какого дьявола собрались? Цирк, что ли?

— Шериф, кто Питбуля кокнул, известно уже?

— Кто там такой быстрый? Макмастер, ты что ли? Следствие только начато. Так что свидетели пусть остаются, а остальные — марш по своим делам!

Толпа, недовольно ворча, начала рассасываться, одна Елена стояла на месте как вкопанная. Высокий, курчавая борода, крючковатый нос, светло-карие глаза. А главное — голос! Правда, теперь на нём не дождевик и заляпанные грязью резиновые сапоги, а форменная кожаная куртка, наглаженные чёрные брюки, хромовые, блестящие ботинки, портупея с кобурой на боку, шляпа с загнутыми полями и кокардой в форме звезды. Но это был он, утрешний незнакомец.

В следующий миг их взгляды встретились. Мужчина криво улыбнулся, вынул из кармана брюк пачку сигарет, закурил, спустился с крыльца, подошёл неторопливо.

— Что, дозвонилась?

Пристинская не сразу поняла о чём вопрос. В голове крутились, выстраиваясь в цепочку, факты: около семи утра, безлюдная улочка, ведущая как раз от дома Питбуля, натянутый по самые глаза капюшон дождевика. Профессионал...

— Ты меня слышишь?

Она опомнилась.

— Да, спасибо!

— Хорошо, — шериф выпустил колечко дыма прямо в лицо, заставив отшатнуться. — Машина так и стоит на прежнем месте?

— Да.

— Ясно.

Он стряхнул пепел, крикнул полицейским: «Я поехал!», сделал несколько шагов к стоявшему у ворот мобилю. Неожиданно оглянувшись на Елену, спросил насмешливо:

— Ты чего ждёшь? Садись!

— Куда? — растерялась Елена.

— Куда, куда... Это я буду вопросы задавать, потому как шериф. А ты кто?

Ответить было нечего. Мужчина удовлетворённо кивнул.

— Вот видишь. Так что быстро в машину!

Елена облизнула пересохшие губы. Кажется, начиналась сегодняшняя порция приключений. И парализатором не воспользуешься, слишком много людей вокруг. Придётся подчиниться.

Шериф захлопнул дверцу, не поворачиваясь, протянул ладонь.

— Давай! Что там у тебя, пистолет?

— У меня нет оружия!

— Будто бы. Давай, давай. Не заставляй себя обыскивать.

Пристинская в отчаянии оглядела кабину. Мало места, она не успеет воспользоваться оружием. Вздохнув, расстегнула куртку и положила парализатор на ладонь шерифа. Тот небрежно сунул его в карман, и мобиль тут же рванул с места.

Посёлок был маленький, они проскочили его насквозь за каких-то три минуты. Шериф затормозил у крыльца ничем не примечательного дома.

— Приехали, это моя резиденция. Кстати, именно сюда я тебя и приглашал утром.

Они прошли через пустую комнату для посетителей в кабинет. Письменный стол, кресло, стеллажи, заваленные бумагами, диван у боковой стены, пара стульев. Окно за спинкой кресла зарешёчено — скверно. Мужчина кивнул на диван: «Садись», — и защёлкнул замок на двери. Совсем скверно!