Инео нахмурился, размышляя над их первым разговором в кабинете Джованни. Маттео тогда спросил, что он чувствовал, убивая других. Ему не нужен был жестокий, кровожадный убийца. Он бы не позволил такому человеку переступить порог собственного дома, в котором жили его дети.

Он вдруг вспомнил щуплого мальчишку во дворе усадьбы.

– Вы хотите, чтобы я обучил боевому искусству вашего сына?

Маттео одобрительно кивнул.

– Мне нравится твоя проницательность, – заметил он. – Да, Инео. У Микаэля было много учителей. И все как один говорили, что он слаб и безнадежен. Я хочу, чтобы ты обучал моего сына. Чтобы он, подобно тебе, использовал свои слабые стороны как преимущество. Чтобы мог одолеть врагов благодаря хитрости и грамотной тактике ведения боя. Вот зачем ты мне нужен, Инео. Будешь заниматься с моим сыном. В свободное от занятий время Наила будет давать тебе разные поручения. В моей усадьбе всегда найдется работа, но твоя жизнь здесь будет разительно отличаться от существования на арене. Возможно, ты даже обретешь свое счастье в Имфиа.

Инео слушал его с безучастным спокойствием, но последняя фраза заставила его губы дрогнуть. Его счастье было похоронено под толщей морской воды вместе с памятью.

– Когда я должен приступить? – спросил он с показным равнодушием.

– Завтра.

Попрощавшись с Маттео, он отправился в свой домик.

Убранство было весьма скромным. Пять кроватей, пять тумбочек, пять настенных полок да рукомойник в углу комнаты. Инео досталась кровать у самой двери. Его соседи в полном составе уже вовсю готовились ко сну. Инео познакомился со всеми, отделавшись парой дежурных фраз.

Когда подошел к заправленной темным суконным одеялом кровати, он обнаружил на ней его шляпу, внутри которой сидел ворон с перевязанным крылом.

– Это Наила принесла, – сообщил Рамиро, его сосед, неодобрительно косясь на ворона. – Передала, что лекарь наказал держать птицу в тепле и покое, кормить несколько раз в день хлебными крошками и водой. А еще оставила для тебя мазь.

Его не волновали осуждающие взгляды соседей. Инео лег на край кровати, положив шляпу-гнездо рядом. Покрошил в шляпу кусочек хлеба, который спрятал в кармане во время ужина. Ворон склевал все крошки в один присест и уставился на него. Инео с умилением наблюдал за ним, не забывая крошить остатки мякиша.

– Какой ты проглот, – притворно возмутился он и ласково погладил птенца по мягкому оперению. – Раз ты так любишь хлеб, назову тебя Хлебушком.

Когда его пернатый товарищ наелся, Инео медленно погрузился в сон и даже не осознал, что говорил с птицей не на общем языке, а на незнакомом для имфианцев наречии.

Инео прожил в доме господина Маттео почти полгода. За это время он немного окреп благодаря скромной, но сытной пище и спокойной размеренной жизни.

Каждое утро до прихода полуденной жары он тренировал сына Маттео, а затем вплоть до заката Наила нагружала его самой разной работой, начиная уборкой двора и заканчивая сбором урожая в виноградниках.

За короткий срок Инео лучше изучил Маттео и проникся к нему уважением. Почти всех слуг усадьбы он когда-то выкупил у жестоких рабовладельцев, которые обращались с рабами хуже чем со скотом. Тем, кого дома ждали семьи, он даровал свободу и отпускал. Тех же, кому некуда было податься, он приютил у себя, дал им крышу над головой и пропитание. И в благодарность за это они верно ему служили.

Вот только Инео он отпускать отказался.

Спустя несколько недель после приезда, когда Инео узнал, что может получить Вольную, он сразу отправился к Маттео.

– Инео, я отпущу тебя на волю, – сказал тогда Маттео, выслушав его просьбу. – Но не сейчас.

– Почему? – с нетерпением спросил Инео, нервно постукивая пальцами по деревянному подлокотнику кресла.

Маттео, все это время изучавший почту, отложил конверты и внимательно посмотрел на него.

– Во-первых, я потратил на твой выкуп средства. При всей моей добродетели, ты должен их отработать, обучив Микаэля боевому искусству. Во-вторых, в совете Двенадцати, членом которого я являюсь, далеко не всем нравится, что я так часто освобождаю рабов. Мне позволено отпускать на волю не более трех рабов в год. Ты на очереди десятый. Уж прости.

– Значит, чтобы вернуться домой, мне придется ждать целых три года? – возмущенно спросил Инео.

Маттео снисходительно покачал головой.

– Скажи мне, где находится твой дом? На каком острове? Материке? Назови имя хотя бы одного близкого человека, Инео.

Инео поник.

Он ничего из этого не знал. Память к нему так и не вернулась. Даже его душа не посещала сны. Они стали пустой черной бездной. Лишь иногда он слышал ее едва уловимый шепот и видел отдаляющийся размытый силуэт.

– Я не знаю, где мой дом, – мрачно ответил он.

– Когда вспомнишь что-нибудь из прошлой жизни, скажи мне, и мы подумаем, что можно сделать, – отеческим тоном сказал Маттео. – А теперь ступай.

С того разговора он не вспомнил того, что помогло бы ему отыскать путь домой. Но Инео не хотел сдаваться. Надежда давно покинула его, но из-за своих упрямства и напористости он продолжал цепляться за любую возможность, чтобы вспомнить хоть что-нибудь.

В первый же выходной, который слугам усадьбы давался два раза в месяц, Инео отправился в городскую библиотеку, где просидел до самого заката, штудируя книги на общем наречии, но так ничего путного и не нашел.

Сегодня у него снова был выходной, и он собирался изучить оставшиеся непрочтенными за полгода книги. Если и это не поможет, Инео всерьез намеревался выучить местное наречие, чтобы перечитать все книги библиотеки на имфианском языке.

Он уже подходил к воротам, когда его окликнула Наила:

– Куда опять собрался без ошейника?

Она направлялась к нему, слегка прихрамывая и держась одной рукой за поясницу, а в другой руке несла ненавистный ему железный обруч.

На территории усадьбы никто не носил ошейники, но за ее пределами слугам приходилось надевать их, чтобы не навлекать на господина гнев совета Двенадцати. В Маритасе мало кто разделял позиции Маттео, и никто из господ не хотел, чтобы другие рабы подняли восстание, глядя на слуг усадьбы Аверо.

– Опять в библиотеку? – с упреком спросила Наила, пока Инео под ее чутким надзором застегивал железный обруч на шее. – Лучше бы сходил в трактир или публичный дом, а то от твоей кислой рожи даже молоко на кухне забродило.

– А ты чего за спину держишься? – Инео проигнорировал слова служанки.

– В отличие от вас, молодых бездельников, я ни минуты без работы не сижу, – фыркнула Наила. – Пока твой сосед Савио строил глазки нашей новой служанке, а ты размахивал мечом на тренировочной площадке, я сорвала спину, таская тяжелые ведра с водой.

Инео успел привыкнуть, что пожилая служанка постоянно причитает и жалуется, что все вокруг, кроме нее, бездельники. Но, несмотря на ворчливость, Наила была доброй женщиной и с материнской заботой относилась ко всем молодым девушкам и юношам, которых Маттео вырывал из лап жестоких рабовладельцев и привозил в свою усадьбу.

– Может, тебе нужна мазь для спины? Я могу зайти к лекарю по пути из библиотеки.

– Мази Сероха на меня не действуют, лучше загляни к травнику Нухему. Его лавка прямо на углу Пальмового переулка. Только не обращай внимания на болтовню Нухема. Старик превосходно разбирается в травах, мазях и снадобьях, но совершенно не дружит с головой. Вечно несет какую-то чушь про магию.

Инео хмыкнул.

Наила и сама была очень суеверной, и что-то подсказывало ему, что она-то как раз байкам старого шарлатана верила.

– Хорошо, Наила, я буду осторожен с этим загадочным Нухемом, – пообещал Инео, пытаясь сдержать улыбку, и направился к воротам.

На улицах Маритаса было безлюдно. В обеденные часы было очень жарко, и имфианцы обычно укрывались от беспощадного зноя в своих домах. Инео неспешно проходил мимо высоких оград, за которыми высились господские усадьбы, увитые плетистыми растениями, чьи длинные стебли оплетали стены и норовили проникнуть в окна.