Заходим в помещение. Это какой-то кастелянский склад: подушки, матрасы, стопки постельного белья. Если б не радар, я бы тут ни черта не нашел.

— Вот под этой горой, — показываю на неопрятную кучу тряпья.

Разбираем завал и находим связанную бабуську. Вот гады, даже какое-то полотенце в качестве кляпа засунули ей в рот. Разве можно так с пожилой женщиной? Вытаскиваем кляп, развязываем. Живая? Живая. Открыла глаза, смотрит на нас, пытается улыбнуться.

Белкина с плачем кидается обнимать Веронику. Бабуська гладит Белкину по спине. Успокаивает ее.

— Ну что ты, Маргуша. Все хорошо… все хорошо…

Привратница переводит взгляд на меня.

— Что там, граф? Долго я в отключке была?

— Там прорыв тварей.

— Значит, долго… помоги-ка мне подняться. Надо закрывать прорыв.

Мы с Белкиной сами еще едва держимся на ногах, но прорыв закрывать надо. Подхватываем бабуську под руки с двух сторон и ведем в коридор.

— Докуда идти? — спрашиваю настороженно.

— Хотя бы на тридцать метров к воротам подойти, — говорит баба Нюка, будто оправдывается, — Иначе не смогу.

Мы ведем ее по коридору. Коридор пуст. Ну… где все бойцы защитники? Нас уже кто-то прикроет? Как назло никого. И тут опять разверзается рваная дыра. Тварюга выползает и поводит носом на верхнем чутье… ловит запах крови. Может пронесет? Нет, не пронесло. Заметила нас.

А у нас инвалидная команда. Баба Нюка хоть и бойкая старушенция, но бегать наперегонки с тварями тьмы в ее возрасте… не вариант.

— А ну-ка, тикайте отсюда, девочки, — отжимаю их назад, сам выхожу на шаг вперед и нацеливаюсь пером на тварь.

Тварь пригибается и берет разгон с низкого старта. Стрелять ей в башку бессмысленно. Там костяная броня, как лобовуха у танка… тварь раззявливает пасть и прыгает. Я пускаю заряд прямо в раскрытую пасть. Но зверюга набрала такую инерцию, что сбивает меня с ног мощной мускулистой тушей, как кеглю, по которой вдарил тяжелый костяной шар из боулинга. Впечатываюсь головой в коридорную стену и теряю сознание. Вот и все, отбегался…

Очнувшись, обнаруживаю себя в незнакомой комнате. На стуле возле моей кровати сидит девушка… очень красивая… и смотрит на меня полными тревоги глазами.

— Баба… баба… он очнулся…

Ловлю острое чувство дежавю. Когда я только попал в новый мир, тоже была незнакомая комната, девушка у кровати, которая звала… только звала не бабу, а деду. В остальном все точно так же.

— Слава предку, граф, ты очнулся, — с облегчением говорит Вероника Кондратьевна.

А я граф? Да, я граф. Ясность сознания понемногу возвращается. Вспоминаю и узнаю бабу Нюку и Белкину. Все-таки Белкина у меня и впрямь красавица.

— А где я?

— В магучевском лазарете. Все хорошо, лекарь тебя подлатал.

— Так та тварь меня не убила? — я так-то грешным делом подумал, что «то попаданство» закончилось и началось новое.

— Тебе повезло, ты стрельнул ей в уязвимое место и сильно оглушил. А следом прибежал наставник Полоз и добил ее.

— Ох… а почему я себя чувствую так, будто меня жевали?

— Тварь полоснула когтями. Не переживай, у нас сильный лекарь. Он все стянул и даже ребра тебе срастил заново. Ну, шрамы останутся, конечно.

— Шрамы — это мелочь… а прорыв? Прорыв закрыли?

— Закрыли, — баба Нюка усмехается, — Я и закрыла.

— Послушайте-ка, — начинаю раскручивать причинно-следственные связи, — Выходит, вас кто-то связал, чтобы устроить прорыв?

— Других объяснений я тоже не вижу, — соглашается баба Нюка, наклоняется ко мне и продолжает уже шепотом, — Я так думаю, Мышкин решил Маргушу по-другому достать. Вот и устроил это все.

— Пока не понял. А чего он этим добился?

— Чего-чего… дисциплинарное расследование будет. Привратник допустил прорыв. А у меня и так в личном деле два взыскания. Добавят третье и сошлют вон из Питера на Урал.

— Понимаю, тогда вы и заступиться за Маргушу уже не сможете. А хотя бы опознать нападавших сможете?

— Куда там, — баба Нюка машет рукой, — Сзади напрыгнули, оглушили… ищи ветра в поле.

— Мы это так не оставим, — откидываю одеяло и сажусь.

— Куда ты собрался, граф? Тебе лежать надо.

— Некогда лежать… эх… мне бы хоть рубаху какую.

Видя, что остановить меня не выйдет, Белкина с бабуськой стали помогать с одеждой. От моего прежнего гардероба только ботинки остались. Но баба Нюка слетала на склад, где хранятся забытые и оставленные вещи.

Не знаю, это рок или насмешка судьбы, но из подходящего и приличного нашлась только гимназистская форма. Походу, теперь мне век в школярах ходить. Напоследок Белкина протянула мое перо.

— Ты обронил его, Кротовский, постарайся больше не терять. Твое перо нам всем жизни спасло.

— Спасибо, Белкина, — бережно укладываю пронизывателя в карман, где он слегка поворочался прежде, чем замереть… будто обустроился на новом месте.

— Куда сейчас? — спрашивает баба Нюка.

— Схожу для начала в редакцию. Есть у меня репортер знакомый. Сейчас важно этот случай не замалчивать, а придать огласке.

Направляюсь на выход из лазарета, стараясь не показать, что меня еще изрядно покачивает.

— Давай-ка мы тебя проводим, — говорит баба Нюка вдогонку, — Доведем тебя с Маргушей до дороги и на извозчика посадим.

— Спасибо, — мне на самом деле провожающий не помешает, штормит неслабо.

Проходим по коридорам магуча. Здесь во всю идет уборка. Преподаватели и студенты избавляются от следов недавних сражений. Во дворе несколько мастеров вспарывают грудные клетки дохлым тварям. От этого зрелища меня замутило.

— Что это они делают?

— Достают макры из тел.

— А, понятно, — вот значит, как происходит добыча животных макров. Прямо из туш извлекают.

Проходим через портальные ворота, причем в момент перехода Белкина напряглась. Но ей не о чем переживать. Тащить ее в межмирье на этот раз не собираюсь. А сама она туда вряд ли попадет.

Выходим из особняка под свет Петербургского солнца. На площади собралось немало зевак. Весть о недавнем прорыве уже разнеслась по городу. Вон и Анюта с дедой и Кешей тоже здесь. Переживают за меня. Радуются, машут мне, видя, что я вышел живой и невредимый… почти невредимый. И знакомый репортер тоже здесь. Что ж. На ловца и зверь. И ехать никуда не надо. Сегодня он получит материал для отличной статьи…

— Граф Кротовский? — окликает меня человек в черной неизвестной мне форме.

— Да, это я. А в чем дело?

Он не один. Таких же черноформенных с ним еще трое. Они обступают меня со всех сторон.

— Тайный сыск. Пройдемте с нами.

— Какой еще сыск? Зачем мне с вами куда-то…

Досказать не дали. Мастерский удар под дых выбил весь воздух из легких. Я согнулся чуть не напополам.

— Ты еще права качать будешь, тварь! — черный пинает меня по ребрам, и я падаю на каменные ступени крыльца.

— Я граф, вы не имеете…

На меня обрушиваются удары со всех сторон. Теперь они вчетвером меня запинывают.

— Ты не граф, тварь! Графа ты убил и занял его тело… что, думал никто не узнает? В лазарете тебя вычислили. Нулевой потенциал. Что? Скажи, сука, еще раз, что это ты граф. У графа тройка была. А у тебя ноль. Слышишь, тварь?

Меня заковывают в наручники. Заставляют подняться на ноги. Я вижу испуганные лица Белкиной, бабы Нюки, Анюты, деда, Кеши… мне кажется, на меня сейчас смотрит весь Петербург.

Агенты тайного сыска зашвыривают меня в воронок, такой же черный, как и их форма. Последнее, что я успеваю заметить, как смотрит на меня Гадюкина из окна соседней машины. В ее взгляде светится торжество.

Везли меня недолго. Вскоре воронок остановился. меня вытащили во дворе большого незнакомого здания. Я хотел осмотреться, но вокруг высоченный забор. Да и не дали мне осматриваться. Погнали пинками. Провели по мрачным, гулким, холодным коридорам и затолкнули в тесную камеру без намека на мебель.

Швырнули на каменный пол и потом отпинали еще раз. Теперь уже с чувством. Неторопясь. Без лишних глаз. И зачем только мне недавно лекарь ребра чинил. На этот раз ни одного целого ребра не оставили. Когда я захаркал кровью весь пол, оставили одного. Только лязгнул засов тяжелой двери.