В результате сигналка сработала. Под будоражащие трели полицейского свистка сперва прибежал сторож, который охерачил супостата сторожевой колотушкой. А следом примчался патруль в лице городового, который и довершил процесс задержания преступника путем скручивания и связывания.

Далее был произведен мобилетный звонок на ресепшен доходного дома, посредством которого на место происшествия были вызваны мои домочадцы. Точка. Доклад окончен.

— Ну, гражданин Посконников, — обращаюсь к преступнику и потерпевшему в одном лице, ибо фингал у него под глазом достиг лиловой цветовой насыщенности, — Зачем тебе понадобилась папка с приходными накладными?

В ответ Посконников изобразил на лице угрюмую решимость человека, готового принять мученическую смерть, но «проклятому буржуину» то есть мне, ничего не сказать.

— Молчишь… впрочем, это неважно. Кража документов переводит тебя из разряда обычного воришки в диверсанта и шпиона.

Посконников скептически хмыкает.

— Не веришь? Напрасно. Ты проник на фабрику, выполняющую контракт по линии МВД. Сечешь, Посконников? Тебе будут шить госизмену. И не думай, что Мышкин тебя прикроет.

— Это почему же? — вскидывается Посконников с вызовом.

— А потому, что сдадим мы тебя не в полицию, а… куда там положено шпионов сдавать? — обращаюсь к городовому.

— По нашему ведомству в самый раз, — радостно сообщает городовой, — В Министерство Обороны.

— Постойте-ка, — уточняю у городового, — А вы разве не в полиции служите?

— Никак нет, ошибочка вышла, ваш-бро. Из военной жандармерии мы. Петербург — город военный, ваш-бро, это вам не Москва. Тут большинство патрулей нашинские, войсковые.

— М-м… вот, значит, как… — это я прокололся, конечно, спутал полицию с армией, — Послушайте, а мне как будто лицо ваше знакомо.

— Так точно, ваш-бро, это ж вы мне наводку дали на лошадку.

— На лошадку?

— Вы мне тогда на двор указали, где ту лошадку прятали… ворье, значит. И описание дали. У одного нос сломан. Другой за причиндалы держится. Там мы их споймали… и лошадку вернули… вот, — жандарм тычет пальцем себе в лычку, — Опосля того случая мне дали ефрейтора. Оченно вам признателен, ваш-бро.

— И что, важные были преступники? — спрашиваю, — За абы кого ефрейтора не дают.

— Преступники самые обычные. Шантрапа. А вот лошадка та была оченно непростая. Из конюшен самого графа Орлова. По тому разу всю армию и флот на уши подняли. А нашел ее, получается, я.

Так. Граф Орлов… граф Орлов… попадалась мне в газете эта звучная фамилия… вспомнил. Граф Орлов у нас министр обороны всея Руси. А ведь это фигура Мышкину не уступающая. Уж во всяком случае в Питере точно. Армия с полицией в некоторой степени структуры конкурирующие, имеют целый ряд дублирующих полномочий. Надо бы взять это себе на заметку.

— Ну что ж, голубчик, ефрейторские лычки вы несомненно заслужили. А вот мы с вами сейчас еще и шпиона оформим по всем правилам. Глядишь, и унтера получите.

— Рад стараться, ваш-бро, вы токма скажите, что делать, а мы со всем тщанием.

— Да вы что, Кротовский? — Посконников на этот раз испугался не на шутку, — Какой же я шпион? Это же смешно просто…

— А зачем тебе приходные накладные? Ну!? Живо отвечай!

— Гадюкина велела узнать, кто из поставщиков осмелился продавать вам макры, — Посконников громко шмыгнул носом, — Сказала, макры к этому времени уже должны были закончиться.

— Ну что ж, Посконников, я был добр к тебе, ходу твоему делу не давал. Но ты как будто сам рвешься на каторгу.

— Ефрейтор, пакуйте этого засранца… стоп… минуточку, — замечаю, что у Посконникова за пазухой что-то оттопыривается, — А ну-ка, расстегивай тужурку. Показывай, что ты там еще спер?

Посконников вдруг густо краснеет и начинает отнекиваться. Но деваться ему некуда. Жандарм достает у него из-за пазухи… мои глаза меня не обманывают? Нет, не обманывают… достает из-за пазухи сменные Гадюкинские туфельки. Я не удерживаюсь и начинаю смеяться.

— Пос… Поско… Посконников… зачем же туфли было красть? Я бы баронессе их и так отдал.

— Только не говорите ей, умоляю, — страстно просит Посконников.

— Понятно, туфельки тырить она тебе не приказывала. То была личная твоя инициатива. Да ты, Посконников, шалунишка…

— Так что, ваш-бро, — уточняет ефрейтор, — Туфельки к делу присовокупляем?

— Обязательно при…совокупляем. Туфельки непременно надо к делу подшить. А вот дам я показания о том, кому они принадлежат или промолчу… от тебя, Посконников, зависит… так, нам еще какие-то свидетели, понятые требуются?

— Присутствующих вполне достаточно, — отвечает жандарм.

— Не переживайте, Кротовский, отнекиваться не буду, — мрачно говорит бывший поверенный, — Только ее не впутывайте. Я ее все равно не выдам.

Надо же, какая преданность баронессе. Впрочем, на этот раз Посконников уже точно срок получит, с поличным взяли. Пришьют ему шпионаж или нет, не от меня зависит, но… тут мне приходит светлая мысль:

— А скажите-ка, ефрейтор, если, скажем, репортер из газеты попросит вас пересказать, как вы преступника изловили, расскажете про сигнализацию?

— Про что? — не понял жандарм.

— Ну как услышали звук полицейского свистка и побежали не него.

— А, про это… так и было. Слышу свисток засвистел… громко так… долго так. Думаю, стряслось что-то. Прибегаю, а там вор.

— Во-во, про это расскажете?

— Это я запросто, ваш-бро. У нас, почитай, хроникер из газеты постоянно ошивается. всех наших, значит, табачком угощает. Только обычно рассказать нам нечего. А в этот раз есть чего. За такой рассказ он штофчик выставит.

— Отлично. Анюта, на тебе хроникер. Если в участке его не окажется, дуй в редакцию. Я хочу в утренней газете прочитать статью, как наша цеховая сигнализация предотвратила попытку кражи. По технической части Кеша подскажет… да, Кеша?

— Ага.

— Сережка, а ты куда?

— Я думаю, пришло время навестить баронессу. Так сказать, по горячим следам событий.

Конвертик с приглашением и адресом у меня имеется. Вечер не очень поздний, трамваи еще ходят. Решено, отправляюсь к Гадюкиной.

Баронесса, как оказалось, тоже снимает комнаты в доходном доме, только пошикарней нашего, и комнат у нее аж четыре. Не зажимает последнюю копейку как мы. Поднимаюсь на пятый этаж, стучусь. Ядвига Пална открывает мне дверь лично. М-да, при всем ее змеином характере, тут ничего не скажешь, женщина она крайне эффектная.

— Баронесса, вы обворожительны, — говорю совершенно искренне и склоняюсь в галантном поклоне.

— Прогиб засчитан, — холодно произносит баронесса и впускает меня к себе.

Проходим в очень прилично обставленную комнату. На этот раз Ядвига Пална все же позволяет мне сесть, но… и тут она пытается поставить… а вернее усадить меня в унизительное положение. Мне предлагается сесть на низкий не очень удобный пуфик, сама она садится в высокое кресло. Закидывает ногу на ногу, так что носок ее шикарный туфли оказывается у меня чуть не под носом.

— Что-то не спешил ты ко мне, Кротовский, — начинает она жестко.

— Дел много. Не знаешь, за что хвататься.

— Ну так я позаботилась о том, чтобы дел у тебя стало поменьше… что, Кротовский, купец Хоромников уже сообщил тебе, что разрывает с тобой отношения?

— Сообщил.

— Так это только начало. Не знаю, как ты уговорил кого-то из поставщиков продать тебе макры. Но я это скоро выясню. Уж поверь, этот поставщик перестанет поставлять их не только тебе, а вообще кому бы то ни было.

— И что же теперь будет?

— Плохо будет, Кротовский. Напрасно ты захотел против меня поиграть. Сделал бы по-моему, сейчас бы жил припеваючи. Никто бы твою фабрику не отнял. А теперь все, Мышкинское министерство отберет ее по неисполнению условий контракта.

— И ничего нельзя уже поделать?

— Ну почему же нельзя, — Гадюкина хищно улыбается, — Я, знаешь ли, могу и помиловать… если приложишь усилия. Ну, начинай уже Кротовский. Я хочу слышать от тебя слова раскаяния… я хочу видеть твои слезы… я хочу насладиться зрелищем, как ты будешь ползать передо мной на коленях и лобзать мои ноги… не томи, приступай…