— Прекрасно, — ответил Державин, внимательно разглядывая монарха.

Не для этого же вопроса тот его пригласил, не так ли?

— Игорь Всеволодович… — Ярослав Иванович на некоторое время задумался, не для того даже, чтобы сформулировать мысли, а, скорее, собирался с духом, как перед прыжком в ледяную воду. — Я очень ценю ваше многолетнее участие в жизни государства, но гораздо больше ценю те мудрые советы, что вы давали мне на протяжение всего этого долгого срока.

От одного этого вступления у Державина похолодело внутри. Он ожидал чего угодно: опалы, казни, оскорблений. Даже предполагал понижение в статусе. Но что он сейчас слышал? К чему это?

— К сожалению, в последнее время я совершил несколько досадных промахов, которые, мягко говоря, нанесли серьёзный ущерб моему имиджу, — продолжал тем временем император. — В связи с этим я хотел бы просить вас продолжать консультировать престол вне зависимости от того, кто на нём будет восседать.

— Отец-император? — замирающим от шока голосом произнёс Державин, которого, словно молотом сейчас по голове ударили, так оторопел от происходящего. — А как же вы? Куда же?

— Ой, знаете, — отмахнулся монарх, широко улыбаясь, — мы тут с моей царственной супругой выяснили, что давно не отдыхали. Ну как давно? Никогда мы не отдыхали. Даже на море, в Ливадию, съездить целая проблема. Вот и решили мы уйти на заслуженный отдых.

— Но ведь… — попытался возразить Державин, но Ярослав Иванович его перебил.

— Нет, ну а что вы думаете? — он встал и широко развёл руками, словно радуясь близкой свободе. — Только вам одному в отставку можно? Мне вот завидно стало, и я тоже решил посвятить остаток жизни себе и любимой женщине, которой уже в печёнках сидят все эти дворцовые интриги.

— Так, стоп! — Игорь Всеволодович потёр глаза руками, пытаясь сосредоточится на текущем разговоре, а не пытаться ущипнуть себя, чтобы проверить, что не спит. — А кого вы хотите оставить? Варвару, но она же…

— Всё будет хорошо, мой друг, — по-доброму и с не наигранным теплом в голосе проговорил император. — Как я уже имел честь сообщить, я допустил промах, но теперь я намерен его исправить. Я собираюсь объявить о свадьбе вашего внука и моей дочери.

— Вы уж меня извините, — пытаясь разобраться в путающихся мыслях, проговорил Державин, — но Никита не привык мотаться, как флюгер туда-сюда. Он же может теперь и не согласиться.

— Дорогой мой, — отмахнулся от него Ярослав Иванович и сделал вид, что вдыхает воздух полной грудью. — Женщины мужчин и не на такое уговаривали. Поэтому давайте оставим эти вопросы молодым. У нас тут и своих хватает. В скором времени я объявлю о своём решении и очень попрошу, чтобы вы были рядом. Всё-таки отречение от власти и передача престола молодым правителям — это дело непростое.

— Непростое, — согласно хмыкнул Державин, только-только осознавший, что он вообще сейчас услышал. — Но я вас не оставлю, Ваше Императорское Величество.

— Ну вот и славно, — кивнул монарх. — А потом оставайтесь, пожалуйста, советником у молодых, я вас очень прошу. Вы отлично разбираетесь в дворцовых интригах, так что ещё сможете спасти Варю и Никиту от многих глупостей.

— Я постараюсь, — кивнул Державин и встал с кресла. — Признаюсь, вам удалось меня сегодня шокировать.

— Вот видите, — Ярослав Иванович обернулся к бару, в котором стояла початая бутылка. — Налить?

— Пожалуй, — согласился Игорь Всеволодович и впервые за несколько дней улыбнулся.

Я открыл глаза и понял, что ужасно голоден. Просто зверски.

Но на некоторое время я забыл даже об этом, настолько поразило меня то, что я увидел.

Прямо передо мной, подобрав под себя ноги, сидел Архос в традиционных одеждах храма, отличающихся свободным покроем.

И он не выглядел призраком.

Он пил дымящийся зелёный чай из широкой пиалы и лепил снежки.

Всего у него было три снежка: два лежали возле ног, а третий он разминал в свободной ладони. И снег слегка плавился под его пальцами, реагируя на тепло прикосновения.

— О, Никита, — сказал он, подняв взгляд и увидев, что я пришёл в себя. — Хочешь слепить мини-снеговика?

— Архос? — это единственное, что у меня получилось спросить, так как все остальные слова затерялись в недрах сознания.

Я потянулся вперёд и ткнул его пальцем в плечо. Но оранжевой ткани остался след, а под пальцем я почувствовал вполне материальную плоть.

— Да живой я, живой, — хохотнул Архос. — Уже во плоти!

— Как же это ты так? — удивился я, пытаясь встать и выпрямить затёкшие ноги, но сразу у меня это не получилось. — Ты же сам говорил, что я ещё не готов отпустить тебя полностью?

Услышав мой голос, откуда-то рванул Штопор. Он, словно радостный щенок, бросился на меня и свалил на спину. Зато теперь получилось вытянуть ноги и попытаться встать ещё раз.

Архос хотел ответить, но согнулся пополам от хохота, видя, как фамильяр скачет на моей груди от радости. Лишь когда я поднялся и отряхнулся, он смог мне всё объяснить.

— Видишь ли, — сказал он, всё ещё широко улыбаясь, — внутри тебя произошли столь значимые изменения, что меня просто вышвырнуло и из твоего сознания, и из тела. К моему счастью, уже во плоти.

— Ого! — сказал я, медленно осознавая его слова. — Это получается, что моё обучение тобою окончено?

— В том виде, что было до этого, бесспорно, — кивнул мне Архос и протянул руку к Штопору, который тут же подбежал к нему и потёрся о ладонь. — Более того, твоя новая сущность приняла меня за ненужный костыль, мешающий дальнейшему развитию. Мне ещё повезло, что ты добрее и человечнее любого аэраха в целом и Примарха в частности, иначе меня просто уничтожило бы. А потому твоё сознание само завершило процесс отделения меня от тебя. И вот он я — вуаля! Живой и красивый.

— Я очень рад этому, — сказал я, чувствуя, как начинает колоть иголками в ногах возобновляющееся кровообращение. — Это что получается, я тут всю ночь медитировал?

Архос со Штопором переглянулись.

— Видишь эти снежки? — спросил меня теперь уже вполне материальный учитель. — По одному снежку за каждые сутки твоей глубокой медитации.

— Трое суток? — я буквально оцепенел. — Я медитировал трое суток?

— Кусь! Кусь! — подлетел ко мне Штопор и почти разборчиво добавил. — Голодный!

Ещё бы! Трое суток ждал пока я приду в себя.

Я слепил комок магии и увидел, что он представляет собой смесь эфира и магии аэрахов. Значит, мне всё это не привиделось. Значит, я на самом деле примирил внутри себя две противоборствующих стороны.

Поев, Штопор ощутимо прибавил в росте. Ещё немного, и он вернётся к тому уровню, на котором был до нашей битвы с Батори. Что ж, это немаловажный плюс.

Последнее, что меня ещё беспокоило на данный момент, были оборванные каналы в моём организме. Я уже пришёл к выводу, что должен связать их друг с другом, создав постоянную циркуляцию магии внутри. Но пока ещё не понял, как именно это сделать. Не видел сам проект этой дуги. Я только понимал, что магия должна проходить сквозь меня.

— Трое суток, — подтвердил Архос, когда Штопор доел данную ему магию и утопал куда-то, чтобы порезвиться ещё. В этот момент с неба начал падать густой-густой снег. — А можешь поделиться, чего тебе удалось достичь за это время? — спросил он и виновато развёл руками. — Я же теперь не имею доступа к твоему сознанию. Приходится спрашивать.

— Понятно, — кивнул я и задумался на несколько секунд, подбирая нужные слова. — Знаешь, я, кажется, сумел помирить эфир с магией аэрахов. По крайней мере, вот, — И я показал ему эфирную паутину.

— Обалдеть! — сказал тот. — Это же… это же что-то невероятное! Я всегда знал, что ты — величайший Примарх из всех!

— И эфирник, — добавил я и подмигнул.

— И эфирник, — согласился со мной Архос.

Он хотел сказать что-то ещё, но тут нас отвлёк тихий звон колокола, плывущий тем не менее над всеми близлежащими окрестностями.

— Странно, — пожал плечами Архос. — Сейчас ещё не время для него.