Умей я копаться в мозгах, никогда бы не взял такого на серьёзное дело.

— Так он и нужен был для всяческих мелких поручений, — пожал плечами маг. — Разумовскому льстило, что у него абсолют на побегушках. Опять же пригодился, чтобы стащить принцессу. Правда, и там облажался. А так — да, слабый сосуд с большой силой.

В этот момент за спиной Орлова произошло шевеление, и вот уже в шее мага торчит игла.

— Сыворотка правды, — шепнул мне Магнус, комментируя происходящее. — Жуткая отрава, если честно. Мозг после неё вообще не восстанавливается. Нервные клетки курят, садятся на стул, заряжают ружьё и вставляют дуло себе в рот, нажимая на спусковой крючок большим пальцем ноги.

Мне пришлось приложить ладонь ко рту, чтобы скрыть смешок.

— Ты так в красках это всё описываешь, — сказал я, переводя взгляд с Магнуса обратно на Орлова, — что я буквально представил.

Под сывороткой Михаилу Николаевичу задавали конкретные вопросы по поводу его предательства. Он, как мог, уходил от прямых ответов, но Андрей Блок был очень хорош. Он подводил всё именно к тем ответам, которые были нужны для признания вины.

Для меня самым главным облегчением стало то, что семья Орлова вообще ни сном ни духом о его предательстве не знала. И приговор о виновности зачитали лишь самому Михаилу Николаевичу.

— Помилуйте! — запричитал Орлов и бухнулся на колени, а затем и вовсе ударил лбом в пол. — Помилуйте, государь! Нечистая сила меня попутала! Не своею волею я это!..

— Казнить, — распорядился император, скорчившись от брезгливости, но обратился к Орлову. — Если сейчас же не встанешь и не начнёшь, наконец, вести себя достойно мужчины и абсолюта, вместо «героической смерти на границе», которую мы хотели тебе приписать, тебя ждёт позорная смерть от самоубийства. Ясно?

Орлов ничего не ответил, но встал, глотая слёзы. Как бы мне не было тошно, но я снова потянулся к нему в голову. И не увидел ни крохи раскаяния. Ему было жаль себя, и всё. Но ему не было жаль, что он поступил так, как поступил.

Следующим ввели Карякина.

— За этим следи в оба, — сказал мне Магнус и даже погрозил пальцем, словно наказ давал. — Это, как Шрам из мира магии.

— В смысле? — спросил я, понятия не имея, о чём говорит маг.

— Такой же подонок, — ответил тот, кажется, и не заметив моего непонимания. — Смотри: наглый, уверенный в себе. Он знает, что его ждёт, но пойдёт на казнь с гордо поднятой головой. А знаешь почему?

Вопрос был риторический, поэтому я просто сделал жест головой, означающий вопрос.

— Потому, — наставительно произнёс Магнус, — что считает себя целиком и полностью правым. Запомни, это самые страшные люди во всех мирах. Именно они приносят больше всего зла всем остальным.

Я потянулся к мозгу Карякина и прикоснулся к его сознанию. Ох и недобрым был этот миг. Меня словно в грязи вываляли. Он проклинал всех на свете, считал себя лучше всех остальных, но хуже всего — был уверен, что его дело завершат, пусть уже и без него.

— Карякин Альберт Сергеевич, — проговорил тем временем Блок. — Обвиняется в том, что подстроил диверсию в правительственном тоннеле, обрушив его и взорвав состав, в котором двигалась императорская семья. Связей и агентами из-за рубежа не имел, всё делал по собственной инициативе, но после сговора с Орловым. Очевидно, что он просто нашёл себе единомышленника. Надеялся он также на Шуйского, но старший коллега его не поддержал. Хуже всего мне понятны мотивы. Карякин считает, что так надо было сделать. Но почему?

— Потому что это не император, а тряпка, — проговорил Карякин, гордо поднимая подбородок и являясь прямой противоположностью Орлову. — Я надеялся, что на место этого хлюпика и нытика придёт кто-то нормальный, способный вести страну по устойчивому курсу. А подкаблучник, потакающий всем, в том числе и будущему зятю может быть кем угодно, но не правителем страны.

Я видел, как Ярослав Иванович сжал кулаки. Ага, достали его эти слова. Ну так Карякин туда и целился. Странно, но я лишь значительно позже понял, что в своей обличительной речи он говорил про меня.

— Ещё о вашем предательстве знал старший сын, — вдруг проговорил Блок, и Карякин замер, словно от пощёчины. Ага, он надеялся, что до этой информации не докопаются, но Андрей был действительно хорош. — Зачем же вы… — добавил он тихо, — молодёжь развращаете?

Абсолют ничего не сказал, лишь собрал слюну и плюнул себе под ноги. Я видел, как в нём бушевала, если так можно сказать, холодная ярость.

Ввели сына, обоим вкололи сыворотку правды, и оба сознались во всём. Молодого Карякина мне было жаль ровно до того момента, пока я не влез ему в мозг. Нет уж, такой отраве действительно не место на этой земле. Она просто заражала бы всё то, к чему прикасалась.

— Вы тоже, — сказал император с явным сожалением в голосе, — оба погибнете на фронте героями. Ваша семья не будет ущемлена в правах, но вот приглядывать мы за ней будем, так как ваш яд изрядно заразен.

— Надеюсь, что какой-нибудь из моих потомков отомстит за меня, — сказал на это Карякин. — И закон, который ты попрал, восторжествует.

Последними вывели Пашковых. Причём, всех сразу. В том же количестве, что спеленал у входа в их особняк Штопор. Все они тряслись, словно стадо испуганных кроликов.

— В госперевороте не участвовали, — внезапно сказал Блок, и, кажется, сам удивился тому, что произнёс. — Нет, — чуть погодя подтвердил он сказанное до этого. — Испугались возможной войны, ответственности, возможности попасть на фронт и пытались бежать в Европу. Там у семьи Пашковых есть неплохие активы. Имущество в России хотели продать.

— Ну и что мне с вами делать? — спросил император, принимая другое положение на троне. — Мне даже сыворотку на вас тратить жалко.

Пашковы не ответили, продолжая трястись. Я попытался влезть в голову главе семейства, но был поражён тому, что увидел. Точнее, не увидел. Ни одной связной мысли, только обрывки чувств и эмоций. И всё это густо сдобрено жалостью к себе.

— До сих пор не понимаю, почему сила иногда выбирает слабых людей, — сказал на это Магнус. — У таких не должно быть магии. Но вот есть же!

Сам он больше следил за императором, как я понял. Увидев, что монарх начал ёрзать на троне из-за слабости и ухудшившегося самочувствия, Магнус направил на него поток целительных флюидов, и Ярославу Ивановичу тут же стало лучше. Он буквально воспрял духом и произнёс речь, обращённую к семье Пашковых в первую очередь, но и ко всем присутствующем тоже.

— Казнить вас не за что, — сказал он, пытаясь найти взгляд хотя бы одного члена семьи, и, наконец, наткнулся на глаза девушки лет двадцати — двадцати двух. — Хотели за границу? Езжайте на все четыре стороны. Я вас не держу. Но хочу предупредить, что трусость не является чертой, присущей аристократам. Поэтому я лишаю вас всех чинов, титулов и государственных наград. А также забираю под управление короны всё недвижимое имущество и активы в государственных предприятиях. Хочу подчеркнуть, что в память о преданности и героизме ваших предков, я не национализирую имущество, а лишь перевожу под своё управление. До того самого момента, пока кто-либо из вашего рода вновь не заслужит титул. Всё ясно? Возражения?

Вперёд вышла та самая девушка, которая единственная не побоялась выдержать взгляд императора.

— Простите, пожалуйста, Ваше Императорское Величество, — сказала она, и я понял, что ошибался, думая, что вся семья трусит. Нет, в этой представительнице рода трусости не наблюдалось. — Меня зовут Диана Пашкова. Я не знала, чем вызваны спешные сборы моего отца и не горела желанием ехать с семьёй в Европу, — после этих слов она сделала паузу.

А император посмотрел на Блока. Тот кивнул, мол, действительно так.

Я прикоснулся к сознанию девушки. В третий раз это вышло уже совсем легко, и поразился тому, как её мысли отличались от всех остальных в роду. Она была собрана, правдива и реально переживала за честь семьи.

— Может быть, чтобы появлялись такие отпрыски? — ответил я на риторический вопрос Магнуса, но тот лишь пожал плечами, увлечённый происходящим.