Я успел подумать только о том, что он упомянул четырёх магов, а не пятерых, как было в реальности. Интересно, это он о Белле не знал или всё-таки обо мне?

— Прямо сейчас, — продолжил Ярослав Иванович. — Я прошу всех членов совета абсолютов выйти ко мне. Мы будем голосовать за внесение поправок в закон. Маги эфира должны пользоваться ровно такими же правами, как и все остальные. Более того, есть род, который готов встать на защиту нашей родины прямо сейчас! В нём насчитывается около тридцати человек. А я повторю, что для уничтожения эскадры в Крыму потребовалось всего четыре.

— Прямо сейчас этим заниматься надо? — совершенно неуважительно спросил похожий на борова Карякин.

— Да, — ответил император, слегка нагнувшись к нему. — Другого времени у нас не будет, если ты не понял.

Голосование было открытым. Смысла что-то скрывать не было абсолютно. Да и в зале находились только те, в ком были уже уверены.

Судя по шатающейся походке Блока, его заставили проверить каждого, и сейчас он не падал только потому, что его накачали чем-то тонизирующим.

Ожидаемо дед, Громов, Чернышёв, Горчаков, Тарковский и Белозёрский выступили за законопроект. Они даже говорить ничего не стали, в отличие от того раза, когда проходило разбирательство с моим участием.

Но в данном случае шестерых было мало. Поправки в законы такого уровня вносились только тогда, когда своё согласие высказывали девять из тринадцати членов совета.

Взял слово Карякин.

— Вы меня знаете, — сказал он. — И слово моё знаете, потому как я его никогда не беру назад, если уж дал. Вот и тут, извините, но в угоду моменту я важнейшие документы страны править не буду. А с учётом шастающих среди нас магов, запрещённых законодательством, да ещё и присутствующих на тайном совещании, я ставлю под сомнение вменяемость императора.

— Ты что, совсем страх потерял? — как-то даже по-доброму спросил его монарх. — Ты же не только против меня идёшь! Ты против страны прёшь, в которой, между прочим, все твои предприятия работают! Ты думаешь европейцы будут выбирать, чьи заводы сносить с лица земли, а чьи — оставить?

Но Карякин только отмахнулся.

В этот же момент что-то грохнуло сбоку от Ярослава Ивановича. Оказалось, что не выдержал нагрузки менталист Блок и упал в обморок. Надо думать, столько народу и целая волна ненависти к главе государства.

— Шесть — один, — пробурчал я себе под нос, и меня посетило чувство дежавю. Я буквально вспомнил, как считал выступающих на своём суде.

Причём, лица-то были всё те же.

Еремеев и Пашков высказались против изменений и заняли сторону Карякина.

«Хм, — подумал я, — и расклад снова почти такой же». И тут же мне дали понять, что я ошибаюсь.

Слово взял Орлов.

— Я больше не могу участвовать в этом фарсе, — сказал он. — Да, я — маг-абсолют, я многое могу, но как оказалось, повлиять хоть сколько-то на благоразумие правительства собственной страны просто не в силах. Ну какая война, а? Какие эфирники? Такое ощущение, что мы с вами закрыты в психиатрической лечебнице и нас вот-вот позовут на вечерний приём лекарств.

Император, слушая Орлова, хмурился. А у Варвары, я это видел, в глазах бушевал настоящий пожар, не суливший Михаилу Николаевичу ничего хорошего.

— Ну кто же воюет против Европы? Мы же и дня не выстоим, дорогие, — Орлов обернулся к собравшимся. — Да и зачем воевать? Там живут наши друзья, которые лишь опечалены нашим поведением. То, что вам показывают на экранах, да это обычная провокация. Либо просто подделка. Нас специально кормят дезинформацией, чтобы мы поверили, что на нас нападают. Я не знаю, зачем это всё надо, но уверен, что просвещённая Европа не будет…

— Достаточно! — рявкнул император. — Ваша просвещённая Европа убивает наших непросвещённых людей, и мне плевать, кто среди европейцев — ваш кум, брат и сват! Вы либо отстаиваете интересы Родины, либо прощаетесь со всем своим имуществом и катитесь в свою Европу.

— Шесть — четыре, — сказал я вслух и понял, что не слышал ещё Кошкина, Шуйского и Тихоцкого, которые в прошлый раз все были против меня. Почему бы им и сейчас не быть против закона. Они же с Карякиным, нет?

Но оказалось, что за последние дни поменялась не только позиция Орлова.

Кошкин был бледен, а его левое веко постоянно дёргалось, подверженное тику.

— Я — за, — коротко сказал он и отошёл в сторону деда.

Сегодня я не услышал от него ни единого кошачьего пассажа.

Тихоцкий последовал за ним, хоть и не был так бледен. И он меня удивил больше всего. Так как вообще не показывал своей лояльности эфирникам или чего-то подобного. Видимо, сделал правильные выводы из увиденного.

Настала очередь Шуйского.

— Я знаю, что вы мне сейчас скажете, — старческим голосом проговорил он. — Что я — предатель и прочая, прочая. Но я голосую за принятие закона. Так у нашей державы появляется шанс сберечь молодых парней от отправки на фронт.

И всё.

Я подсчитал голоса и понял, что на этот раз демократия меня вполне устраивает.

— По законам военного времени, — вынес свой вердикт император. — Я мог бы принять этот закон единолично. Однако хочу подчеркнуть, что у нас правовое государство, поэтому я учитываю мнение совета абсолютов. Прошу подготовить закон и заявляю, что отныне маги эфира абсолютно законны на территории Российской империи, а род Сан-Донато служит на благо короны!

Раздались аплодисменты, только Карякин и те абсолюты, что присоединились к нему, стояли с кислыми минами, понимая, что сегодня они понесли довольно серьёзное поражение.

— Также, — продолжал император, который словно получил второе дыхание, — я объявляю общую мобилизацию всех магов от шестого уровня и выше. Подробности можно будет узнать у Петра Алексеевича Романова. Абсолюты и маги восьмого-девятого уровней вместе с представителями рода Сан-Донато уже завтра выдвинутся на границу, а молодёжь будет направлена на специальные полигоны для обучения действиям во время войны и защиты на местах. Партизанскую войну ещё никто не отменял!

— Что⁈ — раздался громкий возглас Пашкова. — Это ещё что за новости? Я не собираюсь погибать из-за недосказанности между нашими странами. И сыновей своих не пущу, понятно? Свою дочь Вы из Крыма забрали, а наших детей в самое пекло? Что за дикие законы вы принялись штамповать? Присоединяюсь к вопросу о вменяемости императора.

По ропоту в зале я понял, что очень многие недовольны последним заявлением императора. И, в отличие от предыдущего закона, этот касался напрямую каждого.

Но тут на трибуну взошла императрица.

— Стыдно, — сказала она. — Вам всем, кто сейчас чем-то недоволен, должно быть стыдно. Вы думаете, что аристократия — это балы да развлечения, преференции в бизнесе и неприкосновенность? Нет, господа! Боги наделили нас магией для защиты Родины и простых людей от катаклизмов и войн. Наши предки с честью вставали плечом к плечу в минуты опасности за что и получили уважение и преференции! Вы говорите, мы спасли дочь? Она плечом к плечу стояла на защите простых людей! Она участвовала в разгроме вражеской эскадры! Императорская семья не будет отсиживаться в тылу! Я — императрица Российского государства, маг воды седьмого уровня поеду на границу укреплять фронт. А тем, кто позорно сбежит, пусть будет стыдно. И этот позор вовеки не смоется с ваших родов.

После её слов наступила самая настоящая мёртвая тишина. Все обдумывали слова, которые только что услышали. Каждый принимал для себя какие-то веские решения.

Далее шла рутина, документы, подписи, уточнение мелочей и прочее. Понимая, что люди устали, император постарался сделать всё как можно быстрее, чтобы всех отпустить домой перед тем, как завтра объявить о новых законах во всеуслышание.

Я, дед, Белла и Валя ночевали в министерском особняке, до которого от Зимнего было буквально пару шагов дойти. Туда же пригласили и троих Сан-Донато. Мы даже решили прогуляться пешком, чтобы проветриться после душного зала совещаний, в котором после казни ещё висел неприятный запах.