— Это почему ты так думаешь? — усмехнулся я.

— Я думаю⁈ — дед театрально ткнул себя пальцем в грудь. — Да о вас все СМИ гудят, не прекращая, со вчерашнего вечера! Газеты вон с заголовками выходят: «Державины и Громовы: герои воспитывают героев». И два разворота про то, как вы простых людей спасали, словно ваши деды на Сахалине.

Мои глаза сами собой раскрылись широко-широко. Кожа вокруг левого даже заболела от такого действия.

— И интернет весь буквально кипит, — вставил своё слово Николай. — Про вас уже мемчики наделали. Фан-клубы сколотили. Короче, на свою страницу лучше не заходи.

Он по-доброму мне улыбался. И это лицо совершенно не вязалось в моей памяти с тем яростным оскалом, который предназначался мне в нашу первую встречу. И даже тем выражением, что было во вторую. Сейчас он воспринимал меня, как самого близкого человека.

Я прикрыл глаза, показывая, что не готов к свалившейся информации. Но тут добавил отец.

— А я телевизор смотрел утром, — сказал он, — когда сюда собирался. Так вот их хотят к государственным наградам представить.

— Так, можно, я тут останусь? — спросил я, ощупывая огромный синяк на лице.

— К чёрту ложную скромность, — хохотнул дед. — Наслаждайся народной любовью, пока она есть. Эта дама с очень изменчивым характером.

Все трое были в приподнятом настроении. Ещё бы, род едва не лишился сразу двоих отпрысков.

— Слушайте, — сказал дед моему отцу и брату, — а зайдите-ка пока к Карине, узнайте, может, что-то надо? А я сейчас подойду.

Те махнули мне рукой и вышли. А Игорь Всеволодович моментально нахмурился, взял стул и придвинул его максимально близко к изголовью. Когда он наклонился ко мне, его усы почти касались моего уха.

— Что произошло на самом деле? — совершенно серьёзно спросил он.

— В смысле? — я пожал плечами. — Пожар.

— Ты не понял, я не про это. Смотри, у всех ваших — магическое истощение плюс синяки да ссадины, а у тебя полное истощение организма и жизненных сил. Мне врач твой сказал, что ты был при смерти. Они тебя с того света буквально выдёргивали.

— А, ты про это… — я думал, как лучше сформулировать, но затем решил сказать, как есть. — Карина держала щиты, пока могла, но в конце у неё не хватило сил. И я решил перехватить их. Однако силёнок не хватило.

Дед мотнул головой, пытаясь принять мои слова.

— Полторашкой принять щиты пятого уровня? — на всякий случай переспросил он.

Я кивнул.

— Да, странно, как вообще жив остался. Но! — он наставил на меня указательный палец. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Выздоравливай, набирайся сил.

Он похлопал меня по плечу, извинился, когда меня передёрнуло от боли, и, отпустив ещё несколько ничего не значащих фраз, ретировался в палату к сестре.

До следующих посетителей мне удалось пару часиков подремать. Поэтому, когда в палату нагрянули все соучастники нашего геройства, чувствовал я себя гораздо лучше.

Катерине пришлось сильно изменить причёску. Теперь у неё было аккуратное каре, чтобы сгладить последствия пожара. Впрочем, кажется, на её настроении это ничуть не отразилось. Она была весела, много шутила и сверкала глазами. Короче, не знай я того, что она пережила вчера, ни за что бы не догадался.

Олег был немного смущён, но тоже в весьма бодром расположении духа. Он нас даже хохотать в какой-то момент заставил, выдав:

— Представляете, у меня вчера ни шнурок ни разу не развязался, ни под ногу ничего не попало. Вообще, как нормальный целый день провёл.

— Боюсь, если для этого надо будет каждый день поджигать какую-то часть города, то люди сочтут это слишком большой ценой за устранение твоей неуклюжести, — хмыкнула Громова.

Вообще, началось их посещение тоже достаточно оригинально.

Не успел в палату зайти Кропоткин, как начал тыкать в меня пальцем и ржать.

— Да чего? — я тоже не мог не улыбаться, но пока не понимал истинной сути его веселья.

— Катя, — позвал он Громову; она как раз шла за Кариной. — Я буду звать тебя убермонстром.

— Я тебе сейчас устрою убермонстра! — отозвалась та.

— Да я в хорошем смысле! Смотри! — и он указал ей на меня.

— Ний вездельющий, — Катерина спрятала лицо в ладони — Это не я! — запротестовала она улыбаясь.

— Да ладно, все видели, как ты ему пощёчину влепила! Олег, ты видел? Карин, а ты уже не особо. Никит, ты же помнишь, да⁈

Я не мог ответить, потому что ржал в голос.

— Главное, со стороны вроде не сильно ударила, а вон чего. По человеку словно бульдозер прошёлся!

Может быть, со стороны это выглядело и не так смешно, как было нам, но это мгновение сняло напряжение, висевшее между нами. Впрочем, дальше было только веселее. Кропоткин разошёлся так, что втянул в свой рассказ про то, что мы с Кариной уже не видели, и Катерину, и Олега.

— Вы двое, — говорил он, отчаянно жестикулируя, — лежите спокойно на крыльце, никого не трогаете. Специально обученные люди проверяют, что вы дышите. Рядом разговаривают пожарные.

— То есть ты хочешь сказать, — говорит один из них, — что у меня на крыльце лежат два внука министра Державина?

— Да, — мямлит ему второй.

— И мне сейчас надо ему позвонить и доложить, что в пожаре пострадали два его горячо любимых внука и сейчас находятся без сознания⁈

— Да, — снова говорит второй, явно не углядев подвоха.

Тогда первый снимает с себя значок и со словами:

— Теперь ты — начальник, а я пошёл людей вытаскивать, — вешает на второго.

Мы хохотали до боли в затылке. Мне вообще пришлось употребить дозу обезболивающего, так как от постоянного смеха разболелось всё, что только могло. Но вся эта боль казалась какой-то доброй, вытягивающей и уничтожающей настоящую, злую боль.

— Ага, — добавила Катерина. — Нас только более-менее в чувство привели. И тут эти. И подчинённый с начищенным значком стоит, открыв рот, и глазами хлопает. Не понял, что это повышение. Но не совсем такое, какое он хотел бы. А когда сообразил, закричал: «Подождите!» — и побежал вслед за начальником.

Я представил себе бедолагу, который понял, что это ему теперь придётся объясняться перед министром транспорта.

— Кто в итоге звонил, мы не знаем, — дополнил Олег. — Но этот второй потом стоял грустный-грустный, смотрел на значок и чуть ли не плакал.

— Ты лучше расскажи про медиков, — хихикнул Кропоткин.

— Да я не специально, — моментально среагировал Олег, и они втроём, при ком осталось сознание на выходе, засмеялись. — Правда, — он обернулся ко мне. — Да там, когда медики приехали вас грузить, они как-то так это деловито делали.

— Без уважения, ага, — хихикнула Катерина.

— Ну да, — согласился Олег. — Я им и сказал, чтобы они поаккуратнее с внуками героя Державина.

— Тут-то руки у них затряслись, — подытожил Кропоткин. — И они пару раз тебя головой об дверцу машины и приложили.

— А это увидел начальник пожарных, — потихоньку подхрюкивая, проговорил Олег. — И как начнёт на них кричать и руками размахивать…

— Да уж, от того мата на соседних улицах у людей уши в трубочки сворачивались, — подтвердил Кропоткин и посмотрел на меня. — Даже ты пошевелился, но только всхрапнул и перевернулся на другой бок.

— Ребята-ребята, тише, мне смеяться больно.

Все действительно притихли и смотрели на меня.

— Мы же молодцы, да? — спросила Карина всё ещё бледная после вчерашнего. — Мы справились?

— Ещё какие, — ответил ей Федя и посмотрел таким нежным взглядом, что мне стало неловко. — Включи телевизор или в сеть влезь, там всё только про нас. Хотя меня, если честно, обделили вниманием…

Мы ещё много разговаривали, вспоминали, делились впечатлениями, смеялись… Поели то, что оставили нам отец с дедом. Ребята разошлись совсем поздно. Никому не хотелось разрывать наш незримо сформировавшийся круг. Словно вместе мы были сильнее и могли противостоять любой стихии.

А перед тем, как я заснул, пришло сообщение с неопределяемого номера:

«Ты там как, герой? Спасать людей входит у тебя в привычку, похвально. Только сам поменьше подставляйся».