— Я прекрасно знаю, кому и какие статьи инкриминируют, — устало проговорил Крюшон.

— Никиту задержали ни за что, — взорвался эсбэшник. — Недаром ему до сих пор даже обвинение не предъявлено.

— Обвинения не по моей части, а двадцатью этажами ниже, — ответил Степан Васильевич и, не стесняясь посетителя, плеснул себе в рюмку коньяку; ему было уже всё равно, пожалуются на него, или нет, и вообще удивлялся, что так долго продолжает оставаться заместителем начальника после всего произошедшего. — Я заведую следственным изолятором для одарённых. И да, по поводу нападения — моя вина, а всё остальное обсуждайте со следствием.

И немедленно выпил.

Стас по прозвищу Громобой взирал на это без раздражения. Его вообще сложно было вывести из себя. А те, кому это всё-таки удалось, уже никому не расскажут, как именно у них это получилось.

— У вас произошло ЧП на объекте, — спокойно продолжал вещать Громобой. — Такое случается и часто. Так что это не вина, а ответственность, за которую вам, кстати, платят жалование.

— У вас красиво получается, продолжайте, — Степан Васильевич ощущал во рту вкус дорогого коньяка, и ему до жути хотелось остаться наедине с початой бутылкой, но он понимал, что просто так нынешний посетитель от него не отстанет.

Стас ослабил галстук на шее. Было явственно видно, что эта деталь гардероба, как, собственно, и костюм, для него не особо привычна. Куда лучше он себя чувствует в полевой форме.

— Короче, есть возможность замять всё это дело и представить, что вы, скажем, увидели дурной сон. Как вам такое?

Оба помолчали, пребывая каждый в своих мыслях. Громобой оглядел бедное казённое убранство, сопоставил со своим кабинетом, где всё было оборудовано по последнему слову техники и, видя, что собеседник не спешит открывать рот, продолжил:

— Понимаете, совершено покушение на внука весьма уважаемого человека в империи. Что если заговор? Или попытка убийства повторится? Вот если это произойдёт, тут люди могут и углядеть вину.

— А от меня-то вы что хотите? Я же уже сказал, что расследованием всех преступлений занимается следствие. Я лишь наблюдаю за подозреваемыми.

— Значит, так, уважаемый, — Громобой положил свои огромные ладони на стол, и его собеседнику показалось, что под ними скрылась чуть ли не треть казённого стола, — мне нужны данные тех, кто напал на Никиту Державина. И все ваши неприятности закончатся, как по мановению волшебной палочки.

Степан Васильевич потёр щёки с трёхдневной щетиной, в которой очень уж явственно пробивалась ранняя седина. Хотел ли он, чтобы всё было, как прежде? Да, пожалуй, что да. Конечно, сама работа ему нравилась не очень, но в таком возрасте уже поздно искать себя. Он уже со страхом представлял себя на бирже труда и даже охранником в ближайшем магазине. Закончатся неприятности? Или только начнутся, вот что надо было выяснить.

— Вы же понимаете, Станислав…

— Андреевич.

— Вы же понимаете, Станислав Андреевич, что вы хотите, чтобы я пошёл на должностное преступление. Если я сделаю так, как хотите вы, то меня ждут куда более серьёзные неприятности со стороны начальства. Или вы желаете, чтобы я занял место среди своих подопечных?

— О, нет, конечно нет! Вы всё не так понимаете. Мне вполне под силу получить доступ ко всем материалам за печатью императора. Поэтому никаких последствий от начальства вам ждать не придётся. Я могу даже похлопотать о вашем повышении. А хотите, давайте к нам. Нам маг в охране лишним не будет.

— А почему тогда не получили императорский доступ? — Крюшон почувствовал, как сухо стало во рту, и налил себе ещё рюмку.

— Потому что это крайняя мера. Слишком много людей будет знать о расследовании. А мы ведь подозреваем заговор, помните? Кстати, да, полагаю, не лишним будет сказать, что всё, о чём мы тут разговариваем, совершенно секретно.

После очередной рюмки Степан Васильевич ощутимо расслабился. «Этот Станислав Андреевич, — думал он, — всё равно раздобудет информацию». Не мытьём, так катаньем, как говорится. О том, что министр транспорта на короткой ноге с отцом-императором известно всем.

— Хорошо, — решился Крюшон, — я предоставлю вам всю необходимую информацию, только прошу, чтобы моё имя нигде не всплыло. Совершенно секретно, как вы и сказали.

— Могила, — и Громобой сделал вид, что закрывает свой рот на замок.

На этот раз я проснулся раньше, чем в моей постели оказалась обладательница шикарной груди третьего размера. Но прикинулся, что сплю. Впрочем, мой обман раскрыли моментально.

— Даже не думай, — прошептала Валя мне на ухо, упираясь правой грудью мне в плечо. — Помнишь же про «руки, торчащие из жопы»?

Я невольно улыбнулся.

— И тебе снова привет. Мне, честно говоря, не очень ясно, почему девушка сначала забирается к юноше под одеяло, а затем угрожает хирургическим вмешательством за домогательство.

— Да не хирургическим, так вырву, — и она хохотнула, откинув голову назад. — Вот такая я загадостная натура. Живи с этим.

— Какими судьбами сегодня? — я долго вглядывался сквозь темноту, пытаясь уловить её выражение лица, пока не додумался воспользоваться магическим зрением. — Опять слухи?

— Они, — кивнула девица, и волосы рассыпались по её плечам. — Говорят, ты в академию магии поступил?

Я обратил внимание на то, чего не увидел в прошлый раз. Черты лица у Вали были очень и очень аристократическими. Ну не тянула она на простолюдинку с носом картошкой и вареником вместо губ. У моей ночной гостьи был тонкий нос и хорошо очерченные губы средней полноты. Весьма аппетитные, но при этом достойные девушки из высшего общества. Чуть раскосые кошачьи глаза дополняли картину. Приодень её в модные тряпки, и никто не поймёт, что перед ними пацанка из бараков. Пока она не откроет рот, конечно.

— Есть такое дело, — кивнул я. — Решил вот не отставать от родни.

— Ты ж нулевик, куда тебе? — она усмехнулась. — Или вдруг способности прорезались?

— Не то чтобы… — уклончиво ответил я. — Это, скорее, про государственные институты курс. Будут учить, как стать бюрократом.

— М-м, — недоверчиво хмыкнула девушка. — А это не вы, часом, сегодня вечеринку в загородном доме устраивали?

— Ого, значит, действительно слухи, — я восхищённо покивал ей. — И скорость какова!

— А что скорость? Сейчас все об этом говорят, легче найти того, кто не знает.

Когда она говорила это, у неё буквально горели глаза от азарта, ей не терпелось поделиться информацией. Что ж, мне даже интересно, как это выглядело со стороны.

— И что ж такого все знают, если не секрет?

— А то ты не знаешь, — она ткнула меня кулаком в плечо. — Шухер навели конкретный.

— Так это же не мы. Мы вообще сидели и никого не трогали. Пили шампанское, разговаривали о фьючерсах и венчурных активах.

— Чё? — она аж вся подалась ко мне, пытаясь понять.

— Говорю, мы никого не трогали, просто общались, и вдруг откуда ни возьмись налетела волна магическая. А дальше неразбериха, крики, темнота, много мата и всполохи то тут, то там.

— Ну-ну, — обиженно проговорила Валя и отвернулась. — Не хочешь, не говори, конечно, дело твоё. Но я вот с тобой всем делюсь.

— А что я, по-твоему, скрываю?

— Ну как же? — она отвела волосы назад, оголив румяные щёчки и тонкую длинную шею. — Первокурсники с вашей академии решили заявиться на вечеринку к новичкам, чтобы, как это они выразились, «прописать недосилков». С их слов они хотели только припугнуть вас, а уже потом показаться и… — она замялась, теребя локон тёмных волос. — Впрочем, до этого и не дошло.

— Ни фига себе «прописать». Мне ещё повезло, что я в стороне оказался, там ребят конкретно так в землю вмяло. Кажется, только по случайности никому ничего не переломали.

— В том-то и дело! У нас соседка одна, она у Собакиных работает. Так вот их младшего привезли с восемнадцатью переломами.

— У нас вроде не было никакого Собакина, — я нахмурился. — По крайней мере, Олег мне про такого не рассказывал.