Когда над кромкой берега, делящей мир рудненцев на две части, показался первый патруль, паром возвращался на этот берег, сделав второй рейс.

Восемнадцать сиххё и три человека, без аппетита подъедающие и без того скромные припасы и подскакивающие от малейшего колебания травы на неровном краю высоко над их головами — как один вздрогнули и замерли.

Почти не сбавляя скорости, два всадника рысью слетели к воде, и старший — парень лет семнадцати — доложил, комкая поводья и то и дело тревожно стреляя глазами в сторону спуска:

— Гайны в получасе хода от нас — несутся по нашим следам, как будто за ними шестиногие семируки гонятся… Следить смысла больше нет, и мы вернулись, чтобы помочь с переправой.

Взволнованный гомон сиххё смолк. Воцарилась мертвая тишина.

— Угу… Переправа, люди ее побери… — с бессильной злостью пробормотал Аед, и яростно тиснул свою бороду. — Тащится, как дохлая выдрокобра…

Матросы наваливались на весла из последних сил, но даже самые отчаянные старания четверых, пусть даже очень сильных и сноровистых сиххё не могли хоть сколько-нибудь значительно ускорить неспешное скольжение тяжелого плота по волнам.

— Надо бросать возы и переправлять люд… сиххё, мастер Аед, — почтительно склонил перед старейшиной голову Друстан. — Думаю, если потеснятся, то поместятся почти все женщины, оставшиеся дети и последний раненый. Успеем как раз вовремя.

— Припасы придется бросить… — недовольно скривил губы старик. — Но что делать…

— Женщины и дети поместятся? А остальные сиххё? — недружелюбно воззрился на человека юный воин. — И рогатые?

— Остальные могут взять в повод единорогов и переплыть реку с ними, — уважительно склонив голову, предложил лекарь. — Гайны умеют плавать?

— Гайны плавать не умеют, — снисходительно, как слабоумному, объяснил первый патрульный — Мевенн. — А единороги в воду здесь не пойдут. И сиххё тоже.

— Почему? — удивился знахарь.

Второй патрульный коротко мотнул головой в сторону воды.

— Выдрокобры.

— Кто?.. Что?..

— Видишь блины, покачивающиеся на воде, как листья болотных гладиолусов? — Аед указал тонким сухим пальцем на замеченный ранее людьми круглые, чуть притопленные предметы — десятка полтора, если быть точным. — Это их капюшоны. Они позволяют этим тварям оставаться на месте и следить за всем, что делается под водой и на воде. Но стоит добыче только показаться…

Друстан нервно сглотнул.

Капюшоны были размером с колесо телеги.

— Их… не так много.

— Стоит этим заметить добычу — остальные примчатся как гиперпотам к водопою.

— Они… ядовитые?

— Не смертельно…

— Хорошо.

— …Но достаточно, чтобы обездвиженный сиххё или единорог утонули.

— Хм… любопытно… — внимательный доселе взгляд Друстана медленно расфокусировался и приобрел нездешний, потусторонний характер, словно всматривался он в глубины мирозданья, и серьезно подумывал, а не остаться ли там надолго, или, лучше, навсегда.

Тем временем, паром достиг, наконец, берега, и выбивающиеся из сил, тяжело дышащие матросы в почти полном изнеможении бросили весла.

— Телеги оставляем!!! Дети, женщины — на плот! — повелительно выкрикнул старейшина. — Быстрее!

Словно ополоумев, сиххё рванулись на паром, не дослушав старика.

Спотыкаясь, падая на камни и в реку, оставшиеся с плачем и причитаниями ломились вперед, цепляясь за поручни, чтобы не быть сброшенными в воду напирающими сзади товарищами по несчастью, наваливаясь на гребцов, наталкиваясь и наступая друг на друга, но всё равно и невооруженным глазом было видно, что на маленький старый плот всем беженцам не войти никак.

— Не стойте, присядьте на корточки, или на колени встаньте — вас же качкой стряхнет!.. — надрывались матросы, но набившиеся плотно, как семечки в подсолнухе, сиххё не были в состоянии не то, что присесть — повернуться или вздохнуть.

— Ну, держитесь тогда крепче, хоть друг за друга! — безысходно выкрикнул старший паромщик, отчаянно сплюнул в воду и дал команду гребцам браться за весла.

— Мастер Огрин?.. — робко взглянула на старика принцесса, сделала нерешительные полшага к парому и тут же остановилась. — А как же мы?..

— Мы?.. — поспешно отвернулся друид, на физиономии которого был крупными буквами написан точно такой же вопрос. — Мы?..

— Мы еще успеем, ваше высочество, — мягко проговорил рядом с ней Друстан, успокаивая, хоть и краска схлынула с его лица от одной только мысли, что случится, если переправа запоздает. — Следующий рейс будет совсем пустым, и мы спокойно погрузимся и уплывем.

— Но если?..

— Не волнуйтесь, принцесса. Всё обязательно будет хорошо. Я знаю. Я ведь знахарь, — яростно отшвырнув в сторону собственный страх, ободряюще — насколько смог — улыбнулся юный лекарь, и испуганно сжатые губы гвентянки сами собой дрогнули, а уголки их приподнялись в слабом подобии улыбки.

— Естественно, всё будет хорошо, болван! — вскинулся растревоженным медведем друид, и застигнутый врасплох Друстан болезненно вздрогнул и отпрянул.

— Он не болван! — вспыхнули возмущенным огнем глаза принцессы.

— Если стоит, как пень, и языком мелет, когда другие корячатся с этим треклятым паромом, чтоб его сиххё взяли, кто он, по-твоему? — сердито рыкнул старик, и лекарь, оставив на камнях свою ступку, до половины заполненную новым тестообразным снадобьем самого неаппетитного вида, кинулся помогать отталкивать низко просевший плот, захлестываемый по краям ленивыми волнами.

— На-ва-лись! — сердито махнул Аед своей причальной команде, и те, схватившись за сходни, уперлись краями досок в корму плота, навалились, налегли, напряглись, неистово буровя ногами гальку — и перегруженное речное судно, глухо скрежетнув днищем по камням, неспешно, будто устало и неохотно, стронулось с места и отвалило от берега.

— Возвращайтесь за нами! — тонким, срывающимся голосом выкрикнул второй патрульный, и Эссельте к своему изумлению увидела, что это была девушка.

Кроме нее, Сионаш, Боанн и самой Эссельте женщин с Аедом и воинами деревни больше не осталось. Принцесса, бессознательно облизывая сухим языком пересохшие губы, быстро пересчитала застывших под обрывом и словно подталкивающих взглядами неуклюже переваливающийся по волнам паром сиххё и людей: одиннадцать. Девятнадцать единорогов разбрелись по влажно похрустывающей под копытами гальке в меланхоличном ожидании решения своей судьбы хозяевами. Два огромных воза, рассыпав домашних птиц, похожих на павлинов с перепончатыми лапами, мешки с корнеплодами, кули мукой и зерном и кувшины с водой, одиноко приткнулись у самой стены.

Паром медленно — очень медленно — подбирался к середине реки.

Успеют?..

Не успеют?..

Над головами оставшихся забарабанили вдруг копыта и взметнулась облаком желтая пыль.

Одиннадцать голов будто по команде дернулись вверх, руки — к оружию, но это был всего лишь еще один патруль.

— Айвен! — радостно воскликнула Эссельте. — Ты жив!..

Мельком скользнув взглядом по принцессе, Иван соскочил с единорога и вместе с товарищами по оружию устремился к Аеду.

Мельком бросив мрачный взгляд на Ивана, Друстан потянулся к любимой, но испуганно отпрянул под огненным взором друида.

— Делом своим занимайся!

Униженный знахарь заалел подобно селекционному томату, уткнулся в свою ступку и принялся с такой яростью перетирать лекарственные ингредиенты, что еще немного — и пест переломился бы на несколько частей.

Разгоряченные бешеной скачкой единороги, оставшиеся без всадников, с жаром кинулись к воде.

Огрин и Эссельте, не сговариваясь, метнулись к ним, перехватили поводья и, едва не силой потащили за собой по берегу: для разгоряченной скачкой лошади холодная вода — гибель.

Для единорога — тоже, резонно подозревали они.

А тем временем патруль докладывал обстановку Аеду.

— Гайны будут здесь… минут через пятнадцать… Двадцать — самое позднее… — хрипя и кашляя от забившей легкие пыли, говорил Амергин. — Сомнений быть не может… они идут именно сюда…