Внезапно у меня задрожали руки. Я по себе знаю, каково это — когда к тебе врываются, а ты к этому не готова. В горле появился ком. Три года я прекрасно жила без этих воспоминаний, но сегодня, увидев, как окровавленный Феликс стоит на коленях, сложив руки за головой, меня проняло.

Когда долго стоишь в такой позе, все тело начинает болеть. От слабости дрожат руки и ноги, в колени словно вбили гвозди, ноет спина, сводит шею и плечи. Тебя трясет и хочется сдохнуть. Не помню, сколько простояла я. Может быть, несколько часов, может быть, полночи. Не знаю. А если опустишь руки или попытаешься сесть — тебя ударят. Мне сильно в ту ночь разбили лицо.

Не пытали, нет. От меня им ничего не было нужно. Допросили и ждали, что решат — отпустить или грохнуть.

Я сама сказала им, что охотница. Эмиль тогда этого не знал.

Я ковыряла ногтем пятно кофе на столе — чем-то оно напоминало жирафа, и думала, какой была бы моя жизнь, если бы не та ночь. Я бы не вышла замуж за Эмиля, и сейчас была бы где-то в другом месте. С кем-то другим.

В то время Эмиль не представлял из себя ничего особенного. В местной иерархии он болтался где-то чуть ниже середины списка. Зато он умел заговорить зубы кому угодно: мы выжили в отличие от многих других в ту ночь. Но мне пришлось выйти за него замуж.

Вот такой же ранней весной.

Горло сжал спазм, и я обхватила шею, пытаясь от него избавиться. Локти упирались в стол, я наклонилась и увидела отражение своих глаз в металлической окантовке столешницы.

Первые две недели я пряталась в комнате, которая постепенно стала моей. Он тоже не показывался на глаза: рассказал всем, что попал в аварию. Его коллеги очень удивились, когда узнали про меня — и Эмиль поведал о любви с первого взгляда. Непринужденно и легко. Он превосходный лжец. Три года во лжи.

Я помню наш первый скандал, первую драку, когда он отвесил мне пощечину, а я вцепилась ногтями ему в лицо. Потом поняла, что это надолго и сделала вид, что смирилась. Мы так старательно избегали друг друга, что иногда не видели друг друга неделями, хотя жили в одной квартире. Конечно, у него были любовницы. Много. Мне же не полагалось свободы, а только изображать счастливую жену.

Тот, кто сделал это со мной, получил двадцать пуль сорок пятого калибра.

Неправда, что общая беда сближает, она перемалывает все. Когда живешь в кошмаре каждый день, он перестает таким казаться — к нему привыкаешь. А если смотреть со стороны… Сожаления о том, что не изменить убивают, как медленный яд.

Я раздраженно встала, чуть не перевернув чашку и пошла в комнату.

Феликса я исключила из списка подозреваемых, но кто-то резвился в городе. Надо позвонить Егору и разобраться, что за представление он тут устроил. Но это позже.

Я вычистила пистолет, улеглась в постель и только расслабилась, как зазвонил телефон. Несколько минут усталость боролась с чувством долга. Долг победил.

Я вернулась на кухню за телефоном — звонил Чернов.

— Хорошие новости, Янка! — рассмеялся он, когда я ответила. — Можешь подъехать?

Рано утром хороших новостей не бывает, я точно знаю.

— Это обязательно? — вздохнула я.

— Нет, конечно! Феликс кому нужен — тебе или мне?

— Да пропади он пропадом! — разозлилась я. — Слышать про него не хочу!

— Да-а? — протянул он, и мне стало стыдно.

Нельзя заставлять людей выполнить просьбу, а потом делать вид, что тебе это не нужно. Людей это обижает, а Чернова я обидеть не хотела.

Но и себя тоже.

— По телефону нельзя? — миролюбиво спросила я. — Понимаешь, только легла.

— Нельзя. Записывай адрес.

Я записала на салфетке и попрощалась до вечера. Стоило лечь, как я сразу уснула — легко и без кошмаров.

Меня разбудил звонок телефона. В полной темноте я открыла глаза и неуклюже села. Мышцы ныли, словно после интенсивной тренировки, но вроде терпимо.

За окном стемнело — я проспала весь день. Телефон не затыкался.

Я прижала руку ко лбу, пытаясь прийти в себя. Так, надо ответить. Но когда я сгребла трубку со стола и взглянула на экран, поняла, что начинается кошмар наяву — звонил Эмиль.

Тебя еще не хватало.

— Да?

— Как быстро ты можешь приехать? — без предисловий спросил Эмиль.

— Куда? — не поняла я.

— Ко мне. Мне нужно тебя увидеть. Жду через час. Или приеду сам, выбирай.

И этот гад отключил телефон. По голосу я бы сказала, что он злится, но в последний раз мы виделись в «Фантоме» и расстались хорошо. Размышляя, к чему бы это, я отправилась умываться.

Лучше съездить, если не хочу его здесь видеть. А я не хочу.

В этот раз машину за мной не прислали. Из важных персон меня разжаловали, а значит, я должна добираться сама и не отвлекать Эмиля по пустякам. И конечно, стоит вместо поездки послать его к черту, он разозлится. В этом городе все должны подчиняться Эмилю — он так считал.

Вечерние фонари мелькали в сонных глазах, в центре я попала в пробку и окончательно проснулась. Ничто не приводит в себя так, как выхлопные газы.

Я остановилась перед воротами и посигналила, рассматривая дом поверх кованого забора. Он терялся в темноте, кроме нескольких окон, громадный и мрачный. Как он там живет?

Раньше дом принадлежал бывшему мэру. Полгода назад мы с Эмилем пришли сюда разными путями и убили его. Вернее, я убила, но не смогла занять его место. Я не вампирша, а это делало меня ниже их. Почему? Потому что они так решили. Вот такая несправедливость.

Все, что принадлежало мэру, Эмиль забрал себе. В том числе и этот ужасный дом, в чьем подвале я полночи простояла на коленях, избитая и уставшая. Его тут пытали почти сутки, а он здесь живет.

Одно это может сказать о моем бывшем все.

Разум и эгоизм Эмиля всегда довлели над остальным. Над чувствами в первую очередь.

К воротам, наконец, вышел охранник, убедился, что в машине я, а не незваные гости, и они начали открываться.

Я со вздохом объехала огромную клумбу и припарковалась у крыльца. Так, ключи, пистолет. Телефон не забыть… Вроде все на месте. Я вылезла из «мерседеса» и быстро пошла к крыльцу. К вечеру похолодало и в тонкой кожаной куртке стало холодно, ледяной ветер касался волос и лица.

Перед самым крыльцом я подняла голову и остолбенела — в стороне был припаркован белый микроавтобус Феликса, который я не заметила сразу.

Может лучше свалить?

Но ворота уже закрылись, если что-то затевается — меня не выпустят. Я пошла дальше — сначала неуверенно, но с каждым шагом все решительней. Сейчас и выясним, в чем дело.

В фойе меня остановил охранник. Держась непринужденно и очень вежливо, он попросил меня сдать оружие.

— Со мной оно будет в целости и сохранности, — добавил он, заметив мою приподнятую бровь. — Пистолет вернут, когда будете уходить.

В этом доме меня впервые просили разоружиться. Появилось ощущение, что меня окатили кипятком — ошпарило с ног до головы.

— Я не вооружена, — ответила я, ни на что особо не рассчитывая. — У вас что, новые правила?

Если не поверит, я повернусь и уйду.

— Простая формальность, — ответил он и связался с кем-то по рации. — Она безоружна.

— Пропустите, — ответил скрежещущий голос, изломанный помехами.

Охранник вежливо улыбнулся, повесил рацию на пояс и отступил в сторону. Путь к лестнице был свободен.

— Пожалуйста. Вас ждут.

Ничего не понимая, я начала подниматься. Меня не обыскали, так что возможно это действительно формальность, а может, он постеснялся лапать жену мэра, пусть и бывшую.

В любом случае он допустил ошибку. Если сегодня мне понадобится пистолет, этого охранника я больше не увижу. И того, кто велел пропустить меня без обыска — тоже.

Я толкнула дверь кабинета и остановилась на пороге.

Эмиль сидел за своим массивным столом. Одет хорошо — бежевый пиджак, сорочка, правда, расстегнутая у горла, но вид у него был уставший и потрепанный, словно он решил дать себе слабину. На лице трехдневная щетина. Или он решил сменить имидж, или у него сегодня и впрямь выходной. Поза расслабленная, но взгляд холодный и жесткий.