В номере меня не заинтересовал шикарный интерьер. Я стянула куртку и подошла к окну. Кобура жала плечи — левое натер ремешок. Душ, ужин, кровать — отличный план на вечер. Только у меня, как всегда, пара часов.

— Зверски вымоталась, — призналась я, рассматривая тоскливые огни внизу. — Знаешь, эти окна в темноте выглядят так уютно. Как будто там у всех счастливая жизнь. Ты никогда не замечал?

Я обернулась: Эмиль озадаченно покачал головой. Действительно.

— Забудь, — буркнула я и пошла в душ, по пути снимая кобуру.

Я вымылась и долго сушила голову, прежде чем выйти. Мокрые волосы — это слишком интимно для совместной ночи. Одеваться пришлось в то, в чем была — сумку я забыла в машине, а ходить в полотенце, как Эмиль, не стану.

Когда я вышла, он лежал на кровати: обутый, даже кобуру не снял. Уставший, с каким-то болезненным лицом — наверное, своим настоящим.

Его можно было спутать с мертвецом, так неподвижно он смотрел в потолок. Думает о завтрашнем дне? Или ему все равно?

Может быть, он всегда такой, когда не притворяется — просто я впервые об этом узнала. И в своем жутком доме он точно так же лежит на кровати, если один — без всякого выражения на лице и мысленно пересчитывает награбленное.

Почему-то его вид напомнил тот раз, когда Эмиль напал на меня: мы снова загнаны в угол накануне решающего дня.

А ведь сначала он был нормальным. Когда я для него танцевала, в его глазах была жизнь, теперь там пустота. Зачем ему богатство и власть, дырки в груди того не стоят. За один короткий день он убил двоих, и впереди даже просвета не видно.

Жаль, что я в него влюбилась. Вацлав был неправ: мне никогда не везло, ни разу в жизни. Вот и в этом тоже. Я как прокаженная.

Мы так и будем вращаться вокруг друг друга на разных орбитах, не отдаляясь и не сближаясь.

Две параллельные без точек пересечения.

— Ты не имел права забирать кольцо, — я все еще злилась.

— Оно опасно, — Эмиль говорил глухо, но без раздражения, словно объяснял очевидную истину.

— Я могла его снять.

— Пусть Вацлав подавится. Я не понимаю тебя, Яна. Ты даешь кровь моему врагу, защищаешь его интересы. Закрываешь глаза, что Андрей хочет меня убить.

Как будто ты его убить не хочешь.

Я привалилась к косяку спиной и сложила на груди руки. Не хочу отвечать. Все слишком далеко зашло, чтобы выйти без потерь, но что теперь делать, не знаю.

— Андрей тебя не убьет, — возразила я. — Поддерживать не будет, но в остальное я не верю.

— Ошибаешься.

— Эмиль… Если я скажу кое-что, ты выслушаешь или сразу начнешь орать?

Он спустил ноги на пол и уставился на меня. Пустота из глаз исчезла — я его заинтересовала.

— Говори.

— Все это легко решается, — прямо сказала я. — Уходи, а место отдай другому. И все сразу закончится.

— Почему ты предложила? — напряженно спросил он.

— Они считают меня твоим слабым местом, все разборки бьют по мне. И я не хочу, чтобы рано или поздно тебя убили из-за ерунды.

— Ерунды? — голос нарастил мощь. Так и знала, что разорется. — Если бы не я, мы бы так и жили, подыхая под чужие насмешки!

Эмиль вскочил и закружил на месте, слепо глядя перед собой и скалясь, словно искал противника. Но тут только он и я.

— Тогда был смысл, согласна, — успокаивающе произнесла я, привыкнув говорить с хищниками. — Но больше нет. Они так и будут лезть, считая…

Считая тебя слабым. Неоконченная фраза повисла в воздухе.

— Уйди, и останешься жив, — закончила я.

— А зачем мне тогда жить? Ради чего?

Он остановился, но дышал тяжело — грудная клетка как заведенная ходила вверх-вниз, да и поза, будто отстаивает свое, а не разговаривает.

Я ничего у тебя не забираю, успокойся.

— Раньше ты как-то жил.

— Тебе напомнить, как? — заорал он. — Я лучше сдохну, чем уступлю!

Мы никогда друг друга не поймем. Но разве не глупо погибнуть из-за того, что не умеешь останавливаться? Я не могла понять — это потому, что он вампир или Эмиль сам по себе такой?

— Эмиль! — я чуть не зарыдала от бессилия. — Ты меня не слышишь! Ты понимаешь, что я сказала?

Он что, глухой?

Я люблю тебя, я не хочу, чтобы ты погиб. А в этот раз все по-другому, ты сам не веришь, что справишься.

Я так часто мысленно говорю с ним… Он тоже говорит со мной про себя? Или нет?

Почему мы не можем сказать все откровенно? Между нами как будто стеклянная стена: стучать можно бесконечно и все равно не достучишься.

А я так устала от споров, скандалов и вранья. Они ни к чему не ведут.

— Я ухожу, Эмиль. Мне надоело. Искренность не наш конек.

Он наблюдал, как я надеваю кобуру, натягиваю куртку, словно не верил, что это всерьез. Но я пошла к выходу, нащупав ключи от «мерседеса» в кармане.

— Подожди.

Нет, Эмиль, больше ждать не буду. Сколько можно. Я взялась за ручку двери.

— Яна! — он нагнал меня и схватил за руку. — Хочешь искренности, давай я скажу правду.

Эмиль развернул меня и впечатал лопатками в дверь.

Дышал он слишком агрессивно для извинений, но смотрел открыто и прямо, хотя взгляд остался холодным. Под кобурой скомкалась сорочка, от него едва заметно пахло потом после драки. Сначала он держал меня за плечи, но потом взял за лицо — двумя ладонями, как ребенка.

— Не я бросил Анну, это она ушла, — внезапно сказал Эмиль. — Меня ранили в голову, она не выдержала.

— В голову? — переспросила я.

Он повернулся виском, наклоняясь. Я пальцами вкопалась в волосы, пытаясь найти след на теплой коже, и Эмиль подсказал:

— За ухом.

Я сразу наткнулась на шрам от огнестрельного.

— Вампирша бы стерпела, — добавил он. — Но меня к ним не влечет. Мой отец был человеком, Яна. Я полукровка.

Я вздрогнула от неожиданности и так резко вдохнула, будто вынырнула из-под воды. Лицо, там, где Эмиль его касался, покрылось неприятными мурашками.

— И я жалею, что не уговорил тебя по-хорошему. Ты мне не прощаешь тот укус, — взгляд снова стал мутным. — Они мне сказали, что ты у них, что я зверь. Я думал, тебя убили.

Мне хотелось откровенности, но не такой. В исполнении Эмиля она похожа на исповедь безумца.

Я по очереди рассматривала сумасшедшие зрачки, не чувствуя, как он прижимает меня к двери, словно утратила тело. Но, говорят, все влюбленные безумны.

— Мне каждый раз снится, как ты кричишь. Это позорное клеймо на мне навсегда. А ты меня поддержала в безнадежном бою. Мой брат сдался, Яна! На что еще он годится, кроме щита?

Я была права: он тоже мысленно мне отвечает, а теперь — вслух. Ладони сами легли поверх его рук.

Не молчи, продолжай.

— Думаешь, я не знаю, что моя жизнь по тебе бьет? Я еще зимой понял, за меня будут мстить тебе. Нам нельзя быть рядом, пока ты не выйдешь замуж.

Эмиль спустил руки ниже — на шею, провел до самой ключицы, пока я стояла, оглушенная.

— Я люблю тебя. Мне без тебя плохо.

— Мне тоже, — призналась я. — Я постоянно о тебе думаю. Даже если тебя нет рядом, в мыслях ты всегда со мной.

Он обнял меня одной рукой, и я прильнула, чувствуя тепло через ткань. Мне нравилось упругое тело под щекой и его тяжелая рука, расслабленная на плечах. Эти ощущения заполняли сосущую пустоту, утоляя тоску хотя бы на время.

Все же это мой Эмиль, каким бы он ни был. Я знала его до мельчайших деталей, знала лучше, чем себя.

Если эта ночь станет последней, пусть. Когда идешь до конца, финал один — ты побеждаешь или проигрываешь. Но Вацлав зря думает, что убьет Эмиля и даром займет его место. Я буду преследовать его, пока кто-то из нас не погибнет, чего бы мне это ни стоило.

Эмиль отстранил меня и снова прижал к двери. Я рассматривала глаза, жестковатые и пустые, полуоткрытые губы, словно он еще не все сказал. Ты красивый, Эмиль, но мне все равно. И на твои деньги плевать. Но мы оба там были, вот что важно. Когда нет секретов друг от друга, это снимает камень с души. Можно сказать все и становится легче, потому что не носишь ненужный груз.