— Все видели, кто он, — сказал Шад, и с вызовом оглянувшись, глядя на судью, который также пришел посмотреть на бой, как и остальные. — О Лиаме мне больше нечего сказать. Сейчас я назову тех, кто виновен в ее смерти вместе со мной!

Смерть сестры его пошатнула, но вместе с тем — заставила собраться. Просто отрезала все, что не имеет отношения к делу, делая ситуацию лаконичной и простой. Смерть всегда расставляет точки над «и». Это я хорошо поняла после восьми лет войны.

— Каждый, кто допустил разногласия из-за династии — все в ее смерти виновны! — голос Шада был полон сожалений и силы. — Из-за чего она погибла в мирное время? Потому что Лиаму позволили диктовать условия у нас дома! Зачем тогда победы такой ценой добивались?

Я видела, что он говорит искренне.

Боль за сестру, за суд над ним — он разочаровался после того, как с его семьей поступили. Жар его слов был похож на ветер, полный зноя, который сдувал пыль с Арены.

Скоро родителям сообщат о смерти дочери — им еще больнее станет. Мне хотелось подойти, но смысла в этом не было — словами такие потери не утешишь.

— Вы можете осудить меня, — продолжил Шад, обращаясь к присутствующим. — Но не я уронил честь страны после войны. За свои ошибки заплатил сполна! Я призываю вас к мудрости! После войны не время предаваться междоусобицам. Они нас перед врагом ослабили!

Он внушал им то, что мне говорил когда-то.

— Я верой и правдой вам служил. Прошел всю войну. Не для того, чтобы отречься от того, чего удалось добиться. Я намерен присоединиться к династии. И вы можете верить мне, потому что ради победы я не пожалел ничего и всем об этом известно!

Его слушали молча, но сейчас возник тихий ропот.

Герой героем, но он много традиций нарушил, чтобы теперь на престол претендовать. Правила ведь всего три было: не быть опозоренным в бою, жениться на григорианке, не быть осужденным. Минимум два из трех он соблюсти не сумел.

— А остальные претенденты — не запятнаны ничем? Жена-иномирянка — не такое зло, как предатель собственного народа! Она стала моей женой, потому что вы так захотели! И осужден я был из-за того, что допустили суд надо мной — чужаку позволили обвинить меня! Мне больше нечего сказать!

Запахнув плащ, он наклонился к безжизненному телу Лиама и вытащил нож. Обтер об мундир убитого, и направился ко мне.

Мне было все равно, достигла ли его речь цели и дадут ли ему присоединиться к династии. Я была рада, что все закончилось, и обняла мужа.

— О, Шад, ты жив!

День мы провели в госпитале.

Шантара не погибла сразу, молодая и сильная, но металась между жизнью и смертью — пять часов на грани. Ребенка — племянника Шада — извлекли при помощи кесарева сечения. Врачи сказали, надо ждать, и мы ждали. Вскоре приехали их родители, Лиана была встревожена и хотела забрать малыша, но врачи не позволили. Еще две недели мальчик будет дозревать, слишком рано рожденный. Отец отозвал Шада, и они о чем-то говорили — разговор шел серьезный. После раскаленного полуденного воздуха в госпитале было тихо и прохладно. В углу журчал фонтан.

Через полчаса к нам вышла пожилая григорианка и сообщила, что Шантара скончалась…

Ее погребли на следующий день.

Утром я выкрасила пряди волос в черный. Я знала, что так будет, только не знала, что траур буду держать по Шантаре. Проститься с ней пришли многие: некоторых я знала, как соседей и знакомых. Пришли сослуживцы: ее и ее умершего мужа. Высшие чины и министры, которых я видела когда-то во время приветствия монарха… Просто григорианцы, услышавшие о ее гибели. Тогда я еще не знала, сколько шума наделала ее смерть в обществе. Она была сестрой героя, женой ветерана, служила сама. Была молода и беременна. Равнодушных не осталось. Пришли родители: мрачный отец, поникшая мать. В ее волосах тоже было много черного, она закуталась в плащ, но капюшон не надела. Ясные глаза хищной птицы смотрели на тело дочери со страшным выражением потери.

— Мои соболезнования, Лиана, — я наклонила голову, сегодня ей многие выразят сочувствие.

Среди пришедших проститься была и Эдетт, бывшая названная Шада и подруга Шантары. Они с Шадом встретились глазами — у бывшей невесты был взгляд с вызовом, полный скорби и боли за подругу. Она сожалела, что не была на Арене и не смогла отомстить.

— Шад, — выдохнула она.

— Эдетт, — ответил он.

— Самое печальное то, что ребенок сиротой останется, — продолжила она. — Отец и мать погибли. Как назовешь племянника, решил?

— Миро Эл-Шад, — мой муж говорил без запинки, он все обдумал, хотя мы это не обсуждали, как не обсуждали и то, что воспитываться племянник будет им.

Эл-Шад — означало сын сестры или брата. Имя малышу он образовал от своего, значит, присоединит к нашей семье.

— Благополучия вам, — сказала Эдетт, каким бы странным не казалось желать счастья на похоронах. Но Шантару погребут, а жизнь пойдет дальше, кому, как не боевому пилоту это понимать. — Завтра я отбываю на спутник. В следующий раз не скоро увидимся.

В словах звучал подтекст «никогда».

Похороны повлияли на меня в худшую сторону. А может просто осознание, что все закончилось — выживание, борьба. Больше от нас ничего не зависело, но мы остались живы и самые сильные волнения позади. В наш старый дом я вернулась полностью опустошенной. Мы могли только ждать решения совета: имеет ли право Шад присоединиться к династии или нет.

Суд окончился ничем.

Лиам подтвердить свои претензии не сумел и был убит. С Шада обвинения сняли. Но все равно нужно было заново привыкать к новой реальности и к смерти Шантары. Разбирательства шли долго. Внешне все затихло и на Григе пошла спокойная жизнь, но общество изменилось, и я это видела. На меня уже реагировали мягче, в лавках приветствовали как свою, даже родители Шада смягчились. Регулярно вечера мы проводили у них, молчаливые посиделки за ужином были долгими и печальными, но мой муж стремился поддержать родителей, и я понимала его.

Через несколько дней Шад вошел в нашу спальню поздно вечером. Он был мрачным — как всегда в последние дни, и я не сразу поняла, что у нас хорошие новости.

— Мне разрешили присоединиться к династии.

От неожиданности я растерялась.

— Чудесно… Когда?

— Пока совет просто дал согласие. Моя кандидатура будет в числе прочих. Но это уже огромная победа.

Я подошла и прижилась к нему, заглянув в глаза.

Не стала говорить — это слишком жестоко, но я знала, что он победит. Несмотря ни на что. Тот позорный суд, устроенный Лиамом, только сыграл ему на руку. Гибель сестры — тоже. А горячая речь после расправы над врагом у многих застряла в сердцах. Шаду многие сочувствовали, он обрел верных сторонников.

Так все и вышло. Я оказалась права.

И уже скоро настал день, когда Шад стал монархом.

На церемонии коронации в зале было полно народа.

Это напомнило день подписания мирного договора на «Стремительном». Великий день! Сегодня мы принесем клятвы верности — стране Шада. А подданные принесут клятвы верности нам. Генералитет, кабинет министров, высшие чины. Все, кроме меня, григорианцы. Но не думаю, что сегодня будет кто-то против. Это против традиций, но традиции берутся не на ровном месте. Они меняются под давлением обстоятельств и страниц новой истории.

Я была в новом платье, которое сшили на заказ.

Простое, длинное — оно совмещало традиции наших народов. Длина до пола — с моей родины, но никаких привычных нам украшений и рисунков, ткань была гладкой и одноцветной. Светло-розовый и серый смотрелись вместе скромно, но очень подходили. В каменном зале мы взошли на трибуну — чтобы нас видели подданные. Вышли вместе, бок о бок. Шад был в броне, исцарапанной и побитой после боев — и других наград не надо.

На голову мне надели золотой венец — символическую корону. Очень скромную — всего лишь полоски металла, скрещенные друг с другом. На Иларии их бы украсили резными листьями и цветами, переплели бы вьюнкой. Здесь значение имели только сами символы — и никаких украшений. Пожилой министр, надевший на меня венец, поклонился. Мы встретились взглядами. В янтарных, потемневших от возраста глазах, не было предубеждения. Припав передо мной на несколько секунд, он выпрямился и первым сказал клятву.