— Я не психиатр, — сухо сообщил солдат. — Ничем помочь не могу.

— Да ничего и не надо, — поддержала я. — Рану только перевяжите… Спасибо вам, доктор.

На самом деле солдат был медбратом, но я всегда называю младший медицинский персонал докторами, когда хочу расположить их к себе. Вот и сейчас солдат подобрел, промыл рану и заделал гелем, чтобы остановить кровь. Пришлепнув сверху пластырь, он великодушно сообщил:

— Не за что. Травма неопасная, — и ушел к своей группе.

Я привалилась к переборке, закрыв глаза. Если буду умницей, то выпутаюсь. Самое главное я уже сделала — сбежала со «Скитальца».

— Расслабься, — я шлепнула Арадаля по плечу и заставила опустить руки. — Не трясись.

Через час нас доставили на планету — в полицейский участок, и там произошло то, чего я опасалась. Нас разделили. Меня проводили в кабинет следователя, который даже не попытался сделать вид, что я ему интересна. Толстый и ленивый, с апатичным взглядом, он вяло заточил карандаш и приготовился записывать мою историю.

Я вздохнула.

— Тиша Гласная. Навигатор «Пальмиры», капитан Рамирес, погиб при атаке, старший помощник — Анатолий Кузнецов, удалось уйти.

Полицейский тщательно запротоколировал мои слова, скрипя грифелем. Я сморщилась. Обстановка кричала о бедности, но толщина служителя закона намекала на другое. Еще во время посадки я выглянула в иллюминатор и узнала этот паршивый мирок, ничего хорошего он не сулил.

— Нас атаковали, пристыковались и ограбили, — продолжила я. — Меня взяли в заложницы. Вот, собственно и все.

— Капитана «Скитальца» опознать сможете? — поинтересовался он.

— Без проблем.

Он окинул меня долгим взглядом и хмыкнул — наполовину сочувственно, наполовину разочаровано. Я снова вздохнула. Ясно, что ему не терпится от меня отделаться. Что с меня толку? Вот «Скиталец» — это другое дело, есть чем поживиться. Им повезло, что Федеральный флот отвел корабль сюда.

Дверь распахнулась, и в проходе появился еще один полицейский — толще моего и такой же кислый. Сбив невидимую пылинку с новенького кителя, он с презрением сказал:

— Этот осел чугунный меня достал. Ни слова не вытянешь. Вызвать врача на освидетельствование или так писать, что немой?

— Какой осел?

— Заложник с корабля.

— Забей, — посоветовал следователь, нисколько меня не стесняясь. — Там этих заложников… Пиши, что немой и сумасшедший.

Я подавила желание деликатно кашлянуть, чтобы напомнить, что я еще здесь.

Дверь с грохотом захлопнулась, и полицейский с улыбкой доброго насекомого обернулся ко мне. Во взгляде было все милосердие мира.

— И что будем делать, Тиша Гласная?

— Вообще-то мне работать надо, — сообщила я. — Вон, сколько проторчала на корабле этом, неизвестно, заплатит ли «Пальмира»… — я сунула руку в карман и нащупала кольцо, подаренное Гричеком. — Я ничего интересного не знаю, а капитана кто угодно опознает.

Аккуратно, словно стесняясь, я примостила кольцо с краю стола, под папку с бумагами. Следователь приподнял ее и оценил дар.

— Последнее, что осталось, — предупредила я, чтобы он не решил выжимать меня до последнего. — Фамильная реликвия. Берегла, как зеницу ока.

Полицейский тяжело вздохнул и закатил глаза, но опустил папку на место.

— Распишитесь, — он протянул карандаш и протокол, и я радостно подмахнула бумагу. — Всего наилучшего, госпожа Гласная.

— Вам того же, — елейно улыбнулась я и вышла в коридор.

Там я услышала тихие и сдавленные, но отчетливые рыдания из кабинета напротив. Арадаль никак не мог смириться с происходящим.

Ежась от холода, я вышла из полицейского участка. После допроса меня будто выжали досуха. В кармане звенела мелочь. Коленки мерзли из-за двух дырок на штанах.

Меня обтекал народ, пока я стояла и пялилась на площадь. Полицейский участок был неподалеку от рынка, тут полно торговцев и всякого сброда. Нищий на углу просил милостыню. Я побрела вперед, точно не зная, куда иду. В голове шумело от криков зазывал и покупателей, пытающихся сбить цену — торговля шла бойкая. Чего только не предлагали!.. Нос забили запахи специй и еды, прилавки ломились от товаров. Какой-то смелый продавец схватил мой рукав, приглашая в лавку. Я, как сомнамбула, пошла за ним. Нужно же с чего-то начинать… Вдруг ему требуются работники?

— Хорошее предложение! — как заведенный, стрекотал он. — Очень выгодное!..

В полутьме палатки я увидела стоящие на стеллажах колбы с мутной жидкостью, внутри угадывалось что-то крупное и темное. Что он продает?

— Еще живые! Недорого уступлю!

Я подслеповато прищурилась. В колбе дернулась большая и мясистая пресноводная креветка с неизвестной мне планеты — длиной с мое предплечье, с толстым хвостом, темно-коричневого, почти черного цвета.

— Я не ем креветок! — возмутилась я. — Это ужасно! Как вы можете?

Я выскочила из лавки, злясь на весь свет. Кажется, ко мне возвращаются чувства — уж лучше злость, чем усталость! Я всю жизнь страдала от обостренного чувства справедливости. В космосе не место мягким сердцам, и уж оно-то у меня — как кремень, но характер… Мама часто ругала меня. «Тиша, — говорила она. — Всегда помни о выгоде. Если что-то тебе выгодно, но поперек души — черт с этой справедливостью! Бери пример с папы».

Мой папа был потомственным торговцем. Вместо сердца у него был калькулятор. Даже во сне он часто стонал сквозь кошмары: «Наценка сто тридцать, выручка составит…»

Если в нашей системе что-то случалось: гражданская война, мор, голод — он летел туда. И продавал, пока не опустошал грузовые отсеки и не набивал карманы доверху.

В день моего совершеннолетия он пафосно сказал: «Ты стала взрослой, Тиша! Пора начинать самостоятельную жизнь!» Некоторые торговцы помогали детям со стартом — давали начальный капитал, в рассрочку покупали маленький корабль… Папа дал мне доллар, и сказал, что начинал с меньшего. Утром мама выставила мои вещи за порог и сменила замки. Пора было завоевывать место в космосе.

Тот доллар до сих пор лежал в кармане. На счастье. Как-никак, первый капитал.

Я улыбнулась, вспоминая родителей. Какие они у меня замечательные… Но мое обостренное чувство справедливости они так и не смогли извести. Что ж, раз я оказалась здесь, нужно что-то решать — и воспользоваться неожиданно выпавшими мне шансами.

Я нащупала доллар в кармане, сомневаясь, сжала его в кулаке, и решила — будь что будет! Вполне возможно, дельце выгорит!

Я была в центре города и, прикинув, где может находиться то, что мне нужно, пошла вверх по улице. Это был плохой мир. Бедность, коррупция и ужасная грязь. Торговая столица выглядела запущенной, хотя здесь крутились серьезные деньги, но, видно, утекали куда-то, как это водится на таких планетах.

Мне еще повезло, что после «Скитальца» я плохо выгляжу. Штаны рваные, некогда дорогие ботинки заляпаны маслом, и куталась я в тощую курточку. К тому же, у меня был несчастный и потерянный вид, как у нищенки. Только из-за этого в полицейском участке ко мне быстро потеряли интерес. Брать все равно нечего.

Город выглядел так, словно его бомбили, потом наскоро подлатали улицы. Обшарпанные, местами разрушенные дома вызывали уныние. Но как ни странно, жители и залетные торговцы выглядели бодрыми, довольными и деловыми — торговля кипит, унывать некогда. К тому же, они давно привыкли к своему городу и к своей планете. Когда живешь в грязи, со временем перестаешь ее замечать.

Мы с папой часто бывали в таких мирах, хотя жить предпочитали в более комфортных. Зато тут можно неплохо навариться или купить что-нибудь за бесценок. Конкретно здесь мы тоже бывали, но недостаточно часто, чтобы я слету ориентировалась в городе.

Я крутила головой, пытаясь найти банк. Обычно это самое роскошное здание. Банки я не любила больше всего на свете. Не важно, на развитой планете они расположены или на отсталой, история всегда одна и та же — вас попытаются наколоть, впарить торговый кредит под бешеные проценты, ссудить на корабль под его же залог, или предложат массу ненужных и дорогих услуг.