Тин Хорвейг шевельнулся, и Кира едва не застучала зубами от облегчения. О возможном наказании за свой поступок в тот момент она и не думала. Подскочила, помогла сесть трясущимися руками. Пасита медленно сфокусировал на ней взгляд. Скривившись, утёр кровь, выступившую в уголке рта и, растянув губы в привычной кривой ухмылке, просипел:

– Не пожалела…

Кира, насупившись, убрала от него руки и отодвинулась, не зная, чего теперь ожидать. Никогда раньше ей не удавалось так сильно навредить Защитнику. А тут явно дело плохо – не иначе нутро отбила, раз кровь горлом пошла. Да и не встаёт, не ругается, лишь смотрит мутным взглядом. Стало совсем не по себе.

– Чего побелела? – хрипло заговорил Защитник. – Неужто, меня жалко?

– К-кровь… – Кира указала рукой на его лицо.

Пасита неожиданно довольно осклабился, демонстрируя залитые кровью зубы:

– Ерунда. Губу прикусил сильно.

Кира, выдохнув, шмякнулась с колен на задницу, чувствуя себя словно опустевший мешок. Защитник тяжело поднялся, одной рукой держась за стену, второй обнимая рёбра. Молча побрёл к выходу. У самой двери обернулся:

– Отдыхай сегодня. Завтра начнём заниматься всерьёз, раз ты силой овладела. И… Я тебя понял.

Он ушёл странной шаркающей походкой, а Кира ещё некоторое время сидела в пустом зале, глядя вслед. Она не могла понять, добилась ли того, чего желала или сделала только хуже?

Дни полетели один за другим. Разъехались на практику курсанты. Орден совсем опустел. Кира с грустью наблюдала, как с каждым днём всё больше вяли в вазочке ромашки, но новых цветов так и не появилось. Наверное, неизвестный доброжелатель тоже покинул эти стены, и потому было немного грустно. Крэг по-прежнему не присылал весточки, а по ночам во сне изредка являлся тот же самый незнакомец, но больше ни разу Кира не видела его лица так чётко, как тогда. Если это и был призрак Защитника Райлега, то наяву он её не беспокоил, несмотря на опустевшее крыло, в котором оставалась лишь пара курсантов. Те кивали, здороваясь, если встречались на лестнице, в трапезной, на пробежке или в библиотеке, где Кирране приходилось проводить все свободное время, чтобы нагнать к осени остальных, но к общению не стремились, а вскоре и они пропали.

Занятия с Паситой пришлось отложить не на день, а на целых две седмицы, и за все это время они ни разу не виделись. Вместо тин Хорвейга, на следующей день в зал пришёл наставник Раэк и сказал, что теперь он будет её учить. Кира осторожно поинтересовалась, как себя чувствует наставник тин Хорвейг, на что Раэк ответил, снисходительно глянув:

– Да что ему сделается-то? Только вот в следующий раз, лучше обойтись пощёчиной.

Кира покраснела как варёный рак и тут же представила, что бы было, дай она Пасите оплеуху той же силы? Насмерть пришибла бы, не иначе.

С Раэком они занимались вдвое дольше по времени, чем раньше. Он заставлял подолгу медитировать. Учил распределять силу, сосредотачивая в одном месте или в нескольких одновременно. К примеру, окутывать кулаки белесым едва заметным сиянием или растягивать его по телу сплошняком, а то и заворачивать всякими узорами. Когда наставник продемонстрировал это на себе – было жутко интересно, но на деле оказалось скучно, нудно и очень утомительно. Гораздо веселее казалось заниматься по утрам рукопашным боем.

Отдушиной стали занятия с Наарроном, брат был хорошим учителем и рассказчиком, и иногда они отвлекались и просто болтали обо всём подряд. Не менее интересно было заниматься и с наставником тин Делом, а вот с наставником тин Брофером, согласившимся подтянуть её по истории Ордена вышел конфликт. Противный старикан никак не хотел смириться, что его любимый предмет претерпел изменения. Не желал менять собственные взгляды на вещи, а потому все время преподносил информацию так, словно бы она, Кира, не существовала. Старался унизить каждым словом, и то и дело сомневался в её умственных способностях. Кире это надоело и она не выдержала и рассказала про то брату. В результате вмешался Агилон, посоветовав тин Броферу внести необходимые изменения в программу на следующий учебный год – ведь нельзя же отрицать очевидное, а Кирой порешил заняться сам, и теперь они встречались дважды в седмицу.

На одном из таких занятий речь зашла о легендах Ордена. В первую очередь о тех, в которых говорилось о древних Защитницах, но не только. Потому, улучив момент, Кира спросила и о Защитнике Райлеге, изображений которого не было в Орденском Зале Славы, куда её сводил Нааррон.

– Это печальная история, – нахмурился, разом погрустнев, Агилон. – Рай был хорошим мальчиком. Энергичным и смышлёным. Хватал все на лету, а его потенциал со временем мог сравняться с потенциалом Настоятеля Махаррона. Ему прочили большое будущее, но Райлегу всегда недоставало серьёзности. С годами это бы, конечно, прошло, но… В гибели Защитника Райлега много странностей. Кстати, он приходился тин Дарреном дальним родственником. Был приёмным сыном двоюродного брата твоего деда и даже называл Махаррона дядей в неформальной обстановке.

Пасита тин Хорвейг, сидел на огромной, застеленной темно-бордовыми шёлком кровати, хмуро разглядывая вздувшуюся красными рубцами кожу там, где ее коснулась плеть. Девчонка хоть и была молодой, оказалась опытной в этих делах. Несмотря на дорожки слёз на щеках и вздетые вверх, привязанные к вбитому в потолок крюку руки, особого страха не испытывала и вела себя, как подобает. А вот хорошо это или плохо, Защитник понять не мог, сколько не прислушивался к своим ощущениям.

В лучшем столичном доме удовольствий можно было найти развлечение на любой вкус, цвет и даже запах. Пасита поднялся на ноги, разом загромоздив собой пространство. Поигрывая небольшим ножом, не торопясь обошёл по кругу, стоящую на цыпочках, девку. В голубых глазах шлюхи, наконец, мелькнул искренний страх, откликаясь кривоватой улыбкой на его лице. Уверенной рукой, он взялся за бедро, разворачивая её к себе задом. Полюбовался на представшую картину, погладил свежий рубец на ягодице. Поднял взгляд выше, запуская пятерню в волосы. Русая копна почти не отличалась от той, что столько времени не давала покоя.

Нож упал на постель, небрежно отброшенный. Детские шалости больше не казались привлекательными. Пальцы освободившейся руки проникли в бархатную влагу. Задумчиво, будто забыл, зачем пришёл, он принялся ласкать девчонку, вздохнувшую с явным облегчением. Когда она заученно потёрлась об него, сжал в горстях небольшие грудки, резко вошёл, все так же витая в своих мыслях.

Эта был уже третий бордель. С тех пор, как он приехал в Стольный град, не пропустил ни одного, стараясь наперёд насытиться, чтобы не глядеть зверем на девчонку. Но удовольствие телесное не приносило удовлетворения душе. Словно одержимый Пасита придирчиво выискивал знакомые черты в других. Любил их, наказывал, мстил, остервенело желая видеть на их месте Киррану тин Даррен.

– Кирр! – рыкнул он, достигнув пика и разом теряя интерес.

Молча натянув штаны, оделся и вышел не оборачиваясь. Плату оставил заранее, не зная, насколько сильным будет ущерб. Алчные содержатели, готовы были подписываться на что угодно, когда перед носом звенели золотом. Отчасти ещё и поэтому Пасита не стал слишком портить девке шкуру. Упадёт в цене и кончит как они все кончают, так пусть ещё хоть чуток насладиться своей красотой.

А, может, пожалел и оттого, что эта больше прочих походила на Киррану? Начиная от волос и заканчивая цветом синих глаз и острыми торчащими грудками? На этой мысли Защитник обрушил удар могучего кулака на ни в чём не повинную каменную стену, выбив крошку. Тин Хорвейг понял, ему не будет покоя, пока он как-то не накажет девчонку.

«Но как же она его приложила!» – злость на себя за беспечность смешивалась с восхищением её силой.

Повреждения и правда оказались серьёзными. Он отчаянно бравировал, сказав Кире, что прикусил губу. Сам не знал, как только достало сил доковылять до орденского лекаря, где и свалился в беспамятстве. Когда пришёл в себя, оказалось, что рёбра треснули, и сильно ушибли лёгкие. На его месте простой человек давно бы отправился в мир иной, а не разгуливал по Ордену, но Защитнику сила помогла подняться за неделю. Никогда раньше Пасита не чувствовал себя таким беспомощным. Валяясь в постели, он представлял разные варианты мести, которые всегда сводились к одному.