Для Шада это минус. Да и захотел бы он метиса?

— Чего вы от меня хотите? — прямо спросила я.

— Отец тебе заплатит, — сказала Шантара, — а ты исчезнешь с нашей планеты. Не будешь давать о себе вестей десять лет, а лучше до конца жизни.

— Чтобы меня признали умершей? — догадалась я, стрельнув на нее глазами.

Тогда он сможет вступить в новый брак. Более правильный. От страшного волнения все в голове помутилось. Это означало — нарушить клятву, которую мы дали друг другу на верхней палубе «Стремительного». Короткую, как полагается при заключении брака перед боем, но не менее от этого крепкую.

Григорианка бы на это не пошла.

Откровенно говоря, григорианка за такое предложение Шантару на поединок бы вызвала за оскорбление, либо заставила извиниться.

Поэтому предложили мне.

До конца жизни прятаться, потому что, если я дам знать, что жива, наш брак снова будет в силе, а последующие его соглашения — расторгнуты. Я его жена навсегда.

— Подумай, — веско сказала Шантара. — Все равно не любишь, только карьеру погубишь ему. Он не должен знать. Мы найдем тебе место далеко отсюда, но решение нужно принять сегодня. Сейчас. Пока он не вернулся.

Я представила, что улетаю отсюда, при их поддержке, снабженная деньгами. Шад остается, строит карьеру, заводит семью. Все это время я буду жить далеко. Может, иногда буду следить за новостями о нем, но никогда больше его не побеспокою. Если обо мне хоть слух пойдет, его карьера тотчас же рухнет.

Они не понимают, что я стану миной замедленного действия?

Не знаешь, когда рванет и где. Всю жизнь — а у григорианцев она долгая — будут опасаться, что всплывет правда. А какие пути для шантажа мне откроются, окажись я аморальной.

Шантара и ее семья не могут это не понимать.

Они умные, образованные, стратеги — они просчитывают лучше, чем я. Намного. Чтобы защитить сына, отец вывезет меня далеко и вместо денег может снабдить кинжалом в сердце. Бесчестно? А что важнее: честь или сын?

— Я должна поговорить с ним, — пряча глаза, выдавила я.

— Нельзя, Рива!

Та клятва была для меня не пустыми словами. Не потому, что григорианский генерал многое для меня значил, нет. А потому что эта клятва много значила для него.

Шантара ждала ответа.

— Пока не обсужу с супругом, — я подняла твердый взгляд, — решений принимать не стану.

Круглые янтарные глаза сузились в щелки, сестра Шада оттянула губы, словно скалилась. В целом гримасу можно было описать как внезапное подозрение.

— Боишься? Говно древних, я клянусь, кого-то придушу за то, что такую жену привел… — с рычанием она вышла из кухни. — Отец! Отец, она упрямится!

В первое мгновение я пошла следом, а потом остановилась. Из недр дома доносились ее гневные крики.

— Она считает брак действительным! Все рухнет из-за этого чистоплюя!

До меня донесся голос отца, он спрашивал, точно ли я хочу переговорить с Шадом, или дочь недостаточно хорошо попыталась и предложила мало?

Он что-то гневно прорычал в ответ. Я не расслышала: в ушах шум стоял от страха.

У нас даже ни одной ночи не было. В некоторых народах это бы даже за брак не засчитали, и с их точки зрения такой брак мне не нужен. Ведь Шантара права — я его не люблю. Но я боялась рисковать: за пределами планеты Лиам мог объявить на меня охоту. Правда это не значит, что меня не пришьют здесь, пока Шада нет. У меня кружилась голова от ужаса и неотвратимого финала… Вот, отец окликнул кого-то, шаги… Сюда идут.

В кухню ворвался разъяренный отец, глаза горели янтарным огнем. За ним стояла дочь, стиснув рукоятку ритуального ножа — пока еще не оголив лезвия.

— Ложь или правда?! — прорычал он.

Я была на пороге обморока, комната медленно плыла. Задыхалась и не знала, чего больше хочу — чтобы сейчас пришел Шад или чтобы не приходил никогда. Вдруг он на их стороне? Иначе почему отец так нагло ведет себя?

— Отвечай, рабыня Рива. Ты отказалась от моего предложения? Или Шантара тебя оговорила?

— Нет… — не сводя желтых глаз, он ждал развернутого ответа. — Я не поеду, пока не поговорю с ним.

— Шад об этом знает! — бросил он, как бросают кость псу. Шишковатые пальцы легли на рукоять кинжала.

Чуть сверкнуло лезвие, притянув взгляд.

Мои губы задрожали.

Тело напряглось, как от разряда тока. Знает? Лицо григорианца — закрытое, пожилое, выражало не больше, чем камень. Молю, пусть это будет ложь… Иначе мне не выбраться. Если Шад займет их сторону, меня точно вывезут — и чем это закончится, неизвестно.

— Я хочу поговорить с ним лично…

— Ты будешь говорить со мной! — отрезал отец. — Собирайся! Тебе заплатят. Если немедленно не пойдешь с нами, моя дочь вызовет тебя на поединок за то, что подвергла сомнению наши слова.

— Отец, — начала Шантара.

— Молчи!

Та поджала губы. Кинжал не выдвинула, но и руку не убрала. Пальцы напряглись на рукоятке, словно Шантара готовилась к бою. Даже плащ сбросила и стояла в простом белом платье, настолько коротком, что оно обнажало ноги почти полностью. Руки тоже были оголены.

Я попятилась.

Григорианка легко победит меня в рукопашной. Никаких сомнений. И будет это «честно»: меня ведь другая женщина вызовет. Возможно, когда Шад вернется, их уже здесь не будет — и моего тела тоже. Есть много вариантов от меня избавиться — поединок, несчастный случай, разбой…

В конце концов, меня могут даже в рабство продать.

Лиаму не вернут — как себе в лицо плюнуть. А торговцам, которые определят меня на невольничий рынок — легко.

— Пусть скажет мне сам… — с трудом выдавила я, как вдруг отец обернулся в сторону входа.

Слух у них острее — он услышал что-то. Шаги. Теперь их слышала и я.

Шад!

— Проклятие! Следи за ней, — приказал он дочери. — Мало, что враг выжил, еще жена упрямится. Шад, ты мой позор!

Отец вышел из кухни.

Я неосознанно дернулась, и Шантара показала мне ладонь:

— Спокойно.

Он вышел, а я, дрожа, смотрела на разъяренную григорианку.

— В этом нет моей вины… — начала я.

— Твоей нет, — отрезала она. — Сейчас отец увидит Шада, с него и спросим. Ты же хотела его услышать.

Кто вы, чтобы спрашивать его?

Я хотела бросить это ей в лицо, но сдержалась. От рабыни они таких слов не потерпят, как раз повод для поединка найдется.

Я просто смотрела ей в глаза, чуть не плача, и мысленно пыталась передать мое разочарование.

Шантара мне понравилась.

Я думала, она хорошо приняла меня, но родной брат всегда будет ближе и дороже рабыни, это я понимала.

В коридоре раздались голоса. Я разобрала голос мужа — Шад огрызался на отца, кажется, они оба идут сюда. Я глубоко вздохнула, не зная, к чему готовиться.

Скандала в любом случае не избежать.

После вчерашнего разговора, я надеялась, что он меня защитит. Но после откровений отца былой уверенности не было. Сердце едва не остановилось.

Если Шад знает, что происходит. Если принял их сторону…

Меня ничего не спасет.

Вместе они сделают что хотят.

Убьют, продадут, вышлют или запрут в тюрьме до конца жизни. Я рабыня, меня некому защитить, кроме мужа. И если он не меня выберет, все, конец.

Шантара полыхнула на меня взглядом и вышла, чтобы встретить брата.

— Шантара! — резко сказал он.

Шад не вошел на кухню — сестра его не пустила. Вдвоем с отцом они заговорили с генералом.

Стараясь остаться незамеченной, я подошла к неплотно закрытой двери.

Шантара спиной стояла ко мне, не пропуская брата, рядом отец — они задержали его, чтобы поговорить. Неразборчивые слова лились на Шада, что-то ему внушая.

— Нет! — внезапно огрызнулся он и отпрянул, собираясь обойти родню.

— Она даже постоять за себя не может! — зарычал отец. — Рабыня! Ее спина привыкла к плетке… Зачем ты на ней женился, только пожертвовал собой и будущим!

— Придержи язык! — огрызнулся он.