Охотница резко подняла голову: в глазах было столько ярости и огня, что я отступила. Ее лицо было обращено ко мне, а не к вампирам. Это меня она ненавидела.

— Какая же ты дрянь! — прошипела она. — Что б они тебя сожрали толпой! Знаешь, как называют тех, кто выдает своих вампирам? Крыса!

— Чокнутая фанатичка, — ответила я. — Еще вопрос, кто тут крыса.

Надя в меня плюнула. Слюна попала на многострадальный плащ.

— Я ничего не скажу! — запальчиво крикнула она.

— Ладно, — буркнула я.

Урок на будущее — с фанатиками договориться невозможно. Я отошла к Эмилю, давая понять, что закончила с вопросами.

— Попробуй ты, — предложил он брату. — Но потом она должна суметь говорить.

Феликс обошел охотницу, с интересом рассматривая со всех сторон. Увиденное ему не понравилось, и он показал крупные клыки.

— Худая. Не люблю глодать кости.

Надо же, а мои кости его не смутили.

Надя напряженно следила, как Феликс сужает круг. Если не поддерживать должный уровень страха в группе, вряд ли добьешься фанатичной ненависти. А шрамы Егора — отличная страшилка. Хотя, может у Нади есть свои, слишком затравленный у нее взгляд.

Она держала дистанцию, ползая по пятачку гравия, не спуская с него глаз. Я видела, что она пытается сглотнуть и у нее не выходит.

— Я почти ничего не знаю, — залепетала она. — Почти ничего!

— Ну, это ты им расскажи, а не мне, — кивнул на нас Феликс.

Он наклонился, протягивая руку, и Надя швырнула в него горсть гравия. Камешки полетели в грудь и скатились на землю. Он схватил ее за шею и швырнул в гравий ничком. Тот же прием: я со стороны увидела, как именно он провернул это со мной.

— Скажу, скажу! — завизжала она, когда ее голову придавили предплечьем.

Она крутилась, пытаясь вывернуться, и колотила руками.

— Стоп, — сказал Эмиль и кивнул мне, мол, вперед.

Я поняла наши роли: Феликс пытает, я допрашиваю, а Эмиль, как всегда, наблюдает со стороны.

Ладно, не время спорить.

Надя перестала биться и только тяжело дышала. Я села перед ней на корточки, по привычке следя, чтобы полы плаща не коснулись земли.

— Где Егор?

— Не знаю, — ответила охотница через паузу. — Сама его ищу.

Она скосила глаза, пытаясь меня увидеть, но ей, придавленной Феликсом, не хватило обзора.

— Зачем стреляли? — спросила я.

— Я не знаю! Мое дело отвлечь от снайпера, чтобы он не пострадал. У меня слишком низкое положение в группе.

Ясно, пушечное мясо. Чтобы получить ответы, нужен лидер или кто-то из приближенных.

— Кто цель?

Прежде чем ответить, она долго молчала, злилась и кусала губы.

— Ты! Игорь сказал тебя стрельнуть, за то, что привела вампиров.

— Странно как-то, — заметила я. — Вы же продавца крови искали, и вот он перед вами, а вы по мне стреляете. Мэр города тоже вариант неплохой, разве нет? Как так?

— Игорь запретил их убивать, — ответила Надя, с трудом сглотнув.

— Почему? — заинтересовался Эмиль.

— Мне он ничего не объяснял.

— Где он теперь? — спросила я. — Куда ваши ушли из ангара?

— Не знаю, — ответила Надя, и я ей верила.

Игорь хорошо дал понять, что его охотники материал расходный. Своего снайпера он ценил, а вот эту охотницу нет. Она обеспечила благополучный отход, а что с ней дальше будет — никого не волнует. Таких не посвящают в детали.

— Ты хоть понимаешь, с кем связалась? — спросила я.

— Будь у меня выбор — еще бы подумала, — честно ответила Надя.

Я оглянулась на Эмиля и заметила, что он смотрит на меня, как будто я могла дать ответы на все вопросы. А я сама ни черта не понимала.

— Ну что, допрос окончен? — вмешался Феликс.

— У меня остался вопрос, — сказала я. — Живцов из вашей группы?

Она дернулась, пытаясь сдвинуть голову из-под руки вампира.

— Да.

Я и раньше подозревала, но факты и подозрения — вещь разная.

— Теперь все? Не пойми неправильно, я страшно хочу есть.

— Тебе хватит, — остудил его Эмиль. — Мне тоже надо.

Феликс ощерился и зарычал, обнажая клыки до самых десен. Он не угрожал расправой — пытался отогнать.

— Давай вместе, — недовольно предложил он. — Или по очереди.

Все-таки они ее сожрут… В том, как спокойно ее делят было что-то жуткое. Как кусок мяса: тебе крылышко или ножку?

Надя беспомощно задергалась и визгливо захныкала. Оба не обратили на это внимания. Мы встретились глазами — взгляд у нее стал мутным, загнанным и с поволокой, как у курицы, которую кинули шеей на плаху и уже занесли топор.

Не хочу на это смотреть.

Эмиль сходил в рощу и вернулся с ножом. Опустился на колено — совсем как со мной, вытер лезвие об ветровку охотницы и вывернул ей руку.

Феликс навалился сильнее и предложил:

— Может, в тоннель затащим? Там спокойнее. Да и твоя, — он кивнул на меня, — вон, смотрит.

Эмиль обернулся: зрачки расширены, губы приоткрыты и дыхание тяжелое, как при возбуждении — вид у него был нечеловеческий. Когда я жила с ним, он казался жестоким, но человеком. Вот такие у меня были иллюзии.

Теперь он даже человеком быть перестал.

— Давай, — согласился он.

Феликс подхватил Надю подмышки и поволок в темноту, как пугливый лев уносит добычу. Вампиры хотели в укромный уголок, чтобы я не мешала им жрать. Девчонку он тащил, как мешок. Когда она начала орать слишком, по его мнению, громко, он зажал ей рот.

— Подожди, — попросила я.

— Ну что еще? — Феликс бросил ее у самого входа в тоннель.

Надя села, обхватив колени руками, лицо было мокрым от слез. Я подбежала и опустилась рядом.

— Не сопротивляйся, — я отогнула воротник, открывая безобразный шрам слева. — Иначе он тебя разорвет. Я о своем муже.

Надя испуганно посмотрела на шрам, потом в глаза Эмилю и начала закатывать рукав. Она оказалась куда умнее меня.

Знаю, что вызвало сочувствие — она была бросовым материалом. Такой же отход производства, как и я. Если бы они не решили ее сожрать, может, все было бы по-другому.

— Все? — Феликс наконец затащил ее внутрь — в темноту и прохладу, самое место для трапезы, и Эмиль вошел следом.

Я привалилась к нагретой солнцем кирпичной стене. Если закрою глаза и зажму уши, смогу представить, что я дома, в безопасности. В каком-нибудь чудесном месте, где нет вампиров.

Я слепо пялилась на тополя над фундаментом. Лучше бы уйти, но почему-то я не могла. Слушала возню в темноте: глухой крик, словно ей зажали рот, женский стон, хныканье, пока все не затихло.

Никогда я не чувствовала себя гаже, чем сейчас. Почему-то стоять и ждать еще хуже, чем быть жертвой. Нет даже иллюзии борьбы.

Помню, как-то Эмиль пришел домой не в духе. Не знаю, что у него случилось — он со мной ничем не делился, но психовал в тот вечер страшно. Я прижималась к двери в своей комнате и слушала, что происходит в квартире — безопасно ли выйти или лучше пересидеть, пока он не успокоится?

Страшно представить, какой запуганной я тогда была. Хотя Эмиль, скажем так, и тогда был не самой опасной частью той жизни.

Я ловила каждое слово — он с кем-то ругался по телефону, каждый шаг, пыталась разобраться в интонациях, чтобы вникнуть в мельчайшие детали его настроения. Когда живешь с таким мужем, учишься этому быстро. А жили мы очень плохо.

И сейчас я по привычке провалилась в то состояние, прислушиваясь к звукам из тоннеля. Я не знала, что будет, когда он выйдет — вдруг его только разогреет свежая кровь?

А еще я хотела развеять страхи — пойти в тоннель и увидеть, что там происходит. Когда сталкиваешься со страхом, он становится слабее.

И когда далеко на дороге просигналила машина, у меня появился повод это сделать. Я вошла в тоннель осторожно, чувствуя, как хрустят под подошвами камни, и подождала, пока глаза привыкнут к темноте.

Далеко они ее не утащили.

Мне казалось, Эмиль выберет руку, но, видно, он передумал.