Выходило, что во многом родственные связи в Ордене не приветствовались как раз для поддержания дисциплины, чтобы между будущими Защитниками не затевался передел влияния, не процветало покровительство и не было неравенства. Полностью этого избежать было невозможно – это и сейчас невооружённым глазом видно, но все же сильно, должно быть, облегчает работу наставникам, развязывая руки. Но, самое неприятное – она собственной персоной являлась вопиющим нарушением всех правил. Начиная с того, что её ещё ни разу не наказали, и заканчивая пребыванием в покоях Настоятеля, условиями жизни и прочими привилегиями.

«Теперь понятно, отчего на меня курсанты взъелись. Удивительно только, что не все разом…»

Переодевшись в несгораемую форму для тренировок, Кира поплелась вниз, с чувством, словно ей на плечи водрузили пудовые гири.

– Ты себя плохо чувствуешь? – Пасита с грацией снежного леопарда поднялся с пола, где медитировал, ожидая её прихода.

– Просто устала, – повторила Кира свой ответ друзьям.

– Заучки душу вынут на раз, – понимающе усмехнулся тин Хорвейг. – Их способы, порой, изощренней и действенней тумаков. С виду и пальцем тебя не тронули, а голова гудит, будто «таран» пропустил.

Кира кивнула. Объяснять, в чём настоящая причина её состояния, не хотелось. Молча она прошла к середине зала и приняла позу «цветущего лотоса», с которой начиналось прошлое занятие по самоконтролю.

– Постой, что-то ты недоговариваешь, – окликнул её Пасита, глядя пристально с прищуром, словно бы хотел заглянуть в душу, или рассмотреть потоки. Скорее всего, так оно и было. – Поднимись-ка, попробуем кое-что.

Охотница настороженно встала на ноги, подозревая, что наставник замыслил очередную каверзу, после которой точно придётся принять успокоительный сбор.

«Снова руки распустит или ещё чего? – Кира, внезапно поняла, её больше волнует не само его намерение, а последствия. – А ну как снова кто увидит?»

Настроение испортилось ещё больше, изящные брови сдвинулись к переносице, пока могучий Защитник неторопливо приближался, не отводя испытывающего взгляда стальных глаз. Кира его чувствовала несмотря на то, что старательно разглядывала большие пальцы на босых ступнях Защитника. Она едва подавила желание отступить, когда мужчина подошёл совсем близко. Так близко, что даже на расстоянии, сквозь два тонких слоя ткани охотница почувствовала жар его тела.

– За дверью кто-то есть, – лишь негромко сказала она, ничем не выдав своих истинных эмоций.

– Что? – не понял Пасита. – Кто?

– Некоторые здесь только и ждут повода, чтобы очернить меня лишний раз, а ты ещё и способствуешь, – в голосе все же послышалась обида, несмотря на то, что Кира всеми силами старалась говорить ровно.

– Вот оно в чём дело! – Защитник, усмехнувшись в потолок, на пару мгновений застыл, словно улыбаясь чему-то, что скрывалось промеж пятен копоти, а затем неожиданно выдал: – Так даже лучше.

Он внезапно прыгнул в сторону и, перекувыркнувшись через плечо, вмиг оказался около двери. Резко распахнув её, грозно рявкнул в коридор:

– Хэй!

Кира, чуть сдвинувшись в сторону, сквозь промежуток между косяком и внушительной фигурой Защитника успела увидеть улепётывающих со всех ног курсантов.

«Подглядывали?! Ну вот, что ещё теперь придумают?»

– Кира, – неожиданно мягко начал Пасита, поворачиваясь к ней. – Собери все то что ты чувствуешь и выпусти силу.

– Боюсь, что ярости во мне нет ни горсточки, – поникшая охотница, уверилась – ей здесь сегодня делать нечего.

В прошлый раз он специально её вывел из себя. Разозлил, чтобы показать, что такое выплеск и как с ним справляться, но сейчас это просто было невозможно. Она не сможет создать даже искорку.

– Пасита, – слово «наставник» применительно к тин Хорвейгу не шло с языка, но Кира постаралась добавить в голос толику ласки, надеясь, что это поможет, – можно, я лучше пойду. Подучу «Теорию рукопашного боя»? Почитаю «Устав» и уроки сделаю?

– Нет, – Защитник плавно обошёл её по дуге, осторожно, но настойчиво, пресекая попытку повернуться следом. Заговорил тихо и, чуть хрипло:

– Кира, к тебе часто были несправедливы. Не только здесь, в Орешках тоже. Я многое вижу и знаю. Даже то, что другие хотят скрыть. И я тоже был несправедлив к тебе. Я бы мог по-другому тебя учить. Не делать многого, что сделал. Но вот ирония, тебе до сих пор приходится иметь со мной дело. А я и сейчас поступаю так, как необходимо мне, не считаясь с твоими желаниями, – охотница по голосу поняла – он улыбнулся, наблюдая, как она ещё больше съёжилась от этих слов. – Так будет и впредь, потому что я не могу себя изменить. Потому что я такой, какой есть – ублюдок тин Хорвейг, – он усмехнулся. – Это не выбили из меня ни Настоятель, ни Раэк, никто другой. И даже дядя Затолан, – Пасита ещё сильнее понизил голос, переходя на едва слышный шёпот, – напрасно считает, что я у него в кулаке, – Защитник, наклонившись из-за плеча к её уху, едва не обнимал, и Кира увидела, его рука сжалась перед ней, демонстрируя этот самый кулак. – Но это не так. Я свободен настолько, насколько сам себе это могу позволить. Потому я и сейчас стою здесь рядом с тобой несмотря ни на что, – он снова заговорил громче. – Потому что Я. Так. Хочу, – сделав передышку, он взял её за плечи и чуть сжал, а потом продолжил: – Но и ты можешь кое-что – освободи силу, Кира! – губы на мгновение обожгли ухо, и Пасита отшатнулся.

Кира слушала его речь, прикрыв глаза, и с каждым новым словом сердце все сильнее сжимала стальная перчатка. Холод все сильнее сковывал внутренности. Не столько сами слова пугали и задевали её, сколько скрытый смысл сказанного. Тин Хорвейг словно специально напирал на то, что у неё нет выхода, а, точнее, один-единственный – быть с ним. Никогда раньше Защитник этого напрямую в разговоре не затрагивал, обходясь намёками да действиями. И никогда раньше ей не хотелось сдаться так, как сейчас. Опустить руки, забыть о том, какой он на самом деле, лишь бы вернуть это ощущение жара за спиной, создающее ложное ощущение, что она не одинокая половинка целого на этом свете. Эта неожиданная мысль испугала Киру, заставила очнуться и сосредоточиться на главном.

«Урок!»

Пасита предлагал освободить силу, обещая, что станет легче. И Киррана, смутно начиная осознавать, все это тоже наука, постаралась сделать, как он просит.

Было непросто.

В отличие от скорого пламени, в которое выливалась застящая мир красной пеленой ярость, одиночество, глупая вина, угнетённость и разбитость, будто не желали её покидать, выплёскиваясь наружу в виде потока силы.

Натужно выдохнув с лёгким полустоном, Киррана почувствовала, наконец, облегчение, словно выдавив стоящий у горла комок.

Словно сбросив груз незримой вины.

Словно глоток свежего воздуха, после пропылённой аудитории Южной Башни.

Словно бы выглянуло нежданное солнце, среди тяжёлых снеговых туч.

– Сартог меня дери! – восхищённо протянул Пасита тин Хорвейг. – Зима…

На последовавшее после короткое и крепкое ругательство, Кира было вскинулась возмущённо, да так и замерла с открытым ртом, едва удержавшись, чтобы не повторить за ним сказанное.

Весь зал блестел, мерцал сугробами, да искрился заиндевевшими стенами. С потолка по углам гроздьями свисали огромные сосульки, отдельные даже достигали пола, что, мягко говоря, смотрелось более, чем странно.

– Сколько же в тебе этого накопилось? – спросил Защитник, глядя на неё каким-то иным взглядом. Кира не поняла, что именно он имел в виду – то ли обиду, то ли силу? Пасита неожиданно подмигнул: – Сейчас исправим.

А дальше началось такое, чего Кире раньше и видеть не доводилось.

На ходу скинув рубаху, тин Хорвейг прыгнул вперёд – прямо в сугроб. Закрутился, завертелся, совершенно по-новому выполняя известные Кире приёмы и связки, только вот теперь при каждом движении в воздухе расцветали огни. Они то с рёвом били тугими мощными струями, истончаясь, закручивались в причудливые спирали, то раскрывались будто лепестки, то отрывались от ладоней множеством мелких огненных шариков и стремглав неслись прочь и разбивали, разбивали, разбивали лёд вдребезги.