Так, незаметно, под мыслительный процесс, процесс утреннего принятия пищи дошел до своего логического завершения – чаепития и десерта.

Поваренок со смесью счастья и ужаса на лице – так, наверное, себя чувствовала бы Муму, спасенная академиком Павловым – на цыпочках подбежал к столу с подносом с чайным прибором и серебряными тарелками, быстро составил свой груз и умчался, пока царь не передумал насчет его внешности в частности или существования в этом мире вообще.

– А это что? – сделав большие, но непонимающие глаза, Серафима осторожно, как в клетку с крокодилом, потыкала изящно оттопыренным мизинчиком в направлении тарелки, поставленной поваренком посредине стола.

Судя по ее дислокации, это просто обязано было быть десертом.

– Бутерброды с селедкой с луком? – полный дурных предчувствий, представил любимый десерт Костей.

Десерт был для уроков этикета полем нетоптаным и непаханым до сих пор, потому что все это время к концу третьей перемены блюд ни у учителя, ни у ученика не хватало сил на десерт.

И вот, случилось.

Это сладкое слово "десерт"…

– ЧТО??!!! Селедка? Лук? С чаем? Фи! Ваше величество. Да будет вам известно, что у вас вкусы как у вамаяссьского крестьянина! – Серафима отпрянула от стола, как будто бы царский бутерброд мог внезапно вскочить с тарелки, наброситься на нее и провонять селедкой.

– Но что вы предлагаете? – беспомощно окинул взглядом стол Костей. – Я есть колбасу с чаем не привык…

– И очень хорошо, – терпеливо, как не особо сообразительному ребенку, заглянула в глаз царю Серафима. – Потому что в лучших домах Лукоморья и Забугорья с чаем на завтрак едят не селедку и не колбасу, а пастилу, эстетически намазанную на тонкий сухой кусочек хлеба.

– Пластилу?! Едят?!

– Да. Пастилу. Едят. Все. И не вижу в этом ничего страшного, – сурово остановила его от дальнейших словоизлияний царевна. – И называется это изящным иноземным словом "тост".

– Тост? – нахмурился Костей, пытаясь осознать, чем же все-таки хочет его накормить лукоморская царица. – Значит, с этой пластилой надо пить вино? Но у нас нет никакого алкоголя. Я никогда в жизни не пил спиртных напитков и свои помощникам запретил. Более того, маг, хоть раз попробовавший в своей жизни вино, не имеет ни малейшего шанса поступить ко мне на службу. Магия не прощает невнимания. Ни к чему замутнять мозги, когда цель должна быть четкой и ясной – вот моя жизненная позиция, и я ей горжусь.

– Ни к чему? – рассеяно, явно ставя что-то себе на заметку, отозвалась эхом Серафима. – Нет, ни к чему. И никакого алкоголя пить не надо. А тост – это сухой хлеб с пастилой. Приобщайтесь к мировой культуре, ваше величество. Никогда не знаешь, когда пригодится.

Вообще-то, она презирала тех лукоморских бояр, которые, морщась и отплевываясь, ели эту самую липкую пастилу с сухим хлебом только потому, что так завтракают виконты Шантони или бароны Вондерланда. И лично она предпочла бы умять с чаем несколько пряников со сгущенным молоком, или с полкило конфет, или тарелку халвы, или медовый тортик, или то же самое вишневое варенье… Но пастила – это то, что Костей хотел бы поесть сейчас меньше всего, а, значит, единственно возможный вариант десерта. Ее личная военная доктрина на текущий момент "жизнь врагу отравлю, как могу" распространялась даже на такую мелочь, и поэтому работала, как часы.

Костей жалко пожал плечами, пошевелил пальцами, и на столе под красный отблеск Камня появилась тарелочка с разноцветными брусками с волнистыми бороздками.

– Если вы так настаиваете…

– Что это? – недоуменно уставилась на новое блюдо Серафима.

– Пластила? – угрюмо ответил царь.

Царевна осторожно отщипнула кусочек, понюхала, помяла несколько секунд в пальцах и поставила на стол маленькую собачку с хвостиком крючком.

– А вы уверены, ваше величество, что знаете, чем отличается пастила от пластилина? – страдальчески вскинув на царя большие серый очи, уточнила она.

– Что? Пластила? От пастилина? А разве это не одно и то же?..

– Не пластила. Пас-ти-ла. Из вываренных яблок или ягод.

– Какая разница? – угрюмо буркнул царь.

– Практически никакой, – честно призналась царевна.

Новый щелчок пальцами – и содержимое тарелки изменилось на коричнево-красную липкую засахаренную аморфную массу.

Костей мрачно оглядел полученный результат.

– Вы думаете, стало лучше?

– А вы попробуйте!

И, не дожидаясь реакции, Серафима намазала три куска и без специальных приготовлений сухого хлеба и разложила перед царем.

– Кушайте-кушайте, – растянула губы в каучуковой улыбке она. И тут же добавила более сурово: – Ноблесс оближ.

– Кель кошмар… – тоскливо откликнулся отзывом на пароль Костей и с отвращением понес первый бутерброд ко рту. – Смерти моей хотите…

И тут, не забыв предварительно обозначить стук в дверь, еле слышный, но достаточный, чтобы не пасть жертвой очередной лекции царицы об Этикете, вошел Зюгма, лоснясь лысиной, улыбаясь и кланяясь, как вамаяссьский болванчик. Глядя на него, создавалось впечатление, что на сегодня в его жизни не предвиделось ничего более приятного и радостного, чем утренний доклад его величествам.

Серафима едва заметно усмехнулась. Пожалуй, уже можно было писать книгу "Этикет как оружие массового поражения".

– Позвольте доложить вашему величеству, – обратился он к царевне, – что ваш сад готов в строгом соответствии с вашим планом, что вы изволили нарисовать намедни. Никаких отступлений сделано не было. А еще вас ожидает там небольшой сюрприз.

– Какой? – живо заинтересовалась Серафима.

– Это сюрприз, – расплылся в улыбке, как блин на сковородке, советник.

– Так пойдемте скорее, чего же вы расселись, ваше величество, перестаньте хлюпать чаем и чавкать этой отвратительной пастилой и скорее пойдем, посмотрим на – страшно сказать! – сюрприз от любезнейшего господина Зюгмы!

– Вы идите, а я вас догоню, – махнул было рукой царь, с тоской несбывшихся надежд поглядывая на изгнанный с позором из десертов его любимый бутерброд с селедкой, и оказался прав.

Его ожиданиям не суждено было воплотиться в жизнь.

"Полным соответствием" и "никаких отступлений" в понимании первого советника было то, что там, где на схеме царицы было обозначено дерево, было дерево. Там, где куст – куст. Где трава – трава. И то, что они бывают разных пород, ничуть не смутило Зюгму при перепланировке. В конечном итоге, сад Серафимы теперь представлял собой еловый лес с зарослями шиповника, поросший лебедой в свободных от более высокой растительности местах.

– Кто бы сомневался, – скептично окинула она взором свои владения. – А где сюрприз?

– Сюрприз – вот! – и жестом фокусника на детском празднике он сдернул маскировочную сеть с объекта за своей спиной.

– Что это? – ахнула Серафима, отступая на шаг.

– Арфа, – с гордостью отрекомендовал свой сюрприз Зюгма. – Чтобы ваше величество на меня не сердилось за мои пустяковые промашки, я разыскал в подвале одной из башен вот этот инструмент. Я знаю, что все царицы и королевы очень любят играть в свободное время на арфах. Ну, просто хлебом не корми – дай поиграть. И поэтому я подумал, что эта арфа доставит вам непередаваемое удовольствие. Это так традиционно – царица, сидящая в саду и играющая на арфе.

И он подвинул к ней поближе складную деревянную скамеечку.

– Как это мило с вашей стороны, что вы об этом подумали… – не глядя ни на кого из сопровождавших ее, царевна боком, вытянув шею, как будто ожидая, что в любую секунду арфа может ожить и напасть на нее, отправилась на обход огромного, почти в человеческий рост, инструмента.

Естественно, Зюгма был прав.

Естественно, все королевы и царицы, которых она знала, играли на арфах. Некоторые даже успешно делали вид, что это доставляет им удовольствие. Можно даже сказать, непередаваемое.

И, естественно, Серафима, будучи царской дочкой, тоже знала, как на ней играть.