Внутренний голос исходил желчью, но права голоса так и не получил.
"Значит, и кошки из меня не получится," – вздохнула через десять минут погрустневшая еще на одно деление царевна, отряхнулась и достала венец из-под шкафа.
Кель кош-мяу.
Она устало опустилась в кресло, снова вытянула ноги к почти догоревшему огню, откинула голову на спинку и прикрыла глаза.
С ним не летают, не становятся невидимыми, не проходят сквозь стены, не получают желаемого, ни в кого не превращаются…
Зачем же тогда нужно это кольцо? Может, оно вовсе никакое и не волшебное? Просто само по себе колечко, чего привязались…
"А почему оно тогда оказалось в Пауке вообще и в этой коробочке – в частности?"
Случайно?
"Хм."
Значит, надо думать…
Думать…
Думать…
Думать…
Спать.
Но не успела она закрыть глаза, как ей приснился крошечный белый полупрозрачный старичок в балахоне и остроконечном колпаке, украшенными звездами и полумесяцами, с длинной белой бородой и волосами до плеч. В руке у него был посох со звездой на конце, такой же белый и полупрозрачный, как и он сам. Старичок вышел из шкафа, позабыв при этом открыть дверцы и, бесшумно ступая по вершинкам ворсинок лохматого ковра, направился к царевне. Подойдя почти вплотную, он взлетел над ней, наклонился и, брюзгливо поджимая бледные губы, спросил: "Ты обратишь на меня когда-нибудь, наконец, внимание, бестолковая девчонка, или нет, интересно мне знать?" и нетерпеливо пристукнул по воздуху посохом.
От этого Серафима вздрогнула и проснулась.
Она мгновенно выскочила из кресла, как будто в сиденье вырвались на свободу сразу все пружины, и закрутила по сторонам головой, готовая драться или отступать.
Но никого вокруг не было.
За стеной тихонько похрапывала Находка.
Часы пробили два.
Стрельнул спросонья и сам испугался заполошный уголек.
На этом ночные звуки закончились, и снова со всех сторон подползла и устроилась поудобнее вспугнутая было тишина.
"Приснится же такая ерундовина," – покачала головой царевна, стянула со слегка затекшего пальца кольцо и спрятала обратно в коробочку. – "Нужно по нормальному ложиться. Находка права. Надо использовать остаток ночи так, чтобы утром не было мучительно больно за бесцельно потраченное время, как говорил Иванушка. Или он не про то говорил? Или не он, а один из сочинителей его книг про приключения? Ох, Иванушка, Иванушка… Где же ты сейчас, друг мой сердешный… На что угодно готова ведь спорить, что не дома. Если я тебя хоть сколько-нибудь хорошо знаю, ты в ту же секунду, как про мое похищение услышал, все бросил, схватил меч, Масдая и понесся очертя голову неразбери куда. Только бы у тебя хватило ума не быть убитым, пока я тебя не найду и не спасу… Только продержись, миленький… Только не пропади… А то я тебе такое устрою, когда отыщу!.."
Она быстро разделась, юркнула под одеяло, рассчитывая еще немного перед сном, отбросив сантименты, пока не расплакалась, пообдумывать план действий на завтра. Но едва голова ее коснулась подушки, как она тут же провалилась в сон – крепкий, спокойный, без сновидений.
И, как ни старался старичок в звездных одеяниях, нарушить или хотя бы просто потревожить его так и не смог.
Начав утро, как всегда, с блиц-урока этикета Костею ("Не шаркайте ногами, не держите руки в карманах, не зевайте, когда разговариваете с дамой, не наваливайтесь на предметы, не стойте, как столб проглотили"), Серафима торжественно, как это сделала бы на ее месте любая царица, воссела за конец стола, накрытый для завтрака.
Костей хлопнул в ладоши, и из дверцы в темной стене выскочила рыба в белом халате, с белым колпаком на голове и с подносом в плав… руках.
Царевна подавилась собственным аппетитом.
– Эт-то… что?
Костей удивленно окинул окрестности взглядом в поисках необычного предмета, способного вызвать изумление его пленницы, но не нашел, и перевел вопрошающий глаз на Серафиму.
– Что – что?
– Вот это. На что я бы показала пальцем, если бы не мое хорошее воспитание. Нечто. Ихтиологического происхождения.
– Ихтио… чего?
– Вот этот ерш с руками, ваше недогадливое величество! – не выдержала царевна.
– А что с ним? – непонимающе захлопал глазом царь. – Халат чистый, колпак отглаженный, поднос серебряный- я сам лично проверял. Шеф-повар его своими руками выпорол два раза: вчера вечером и сегодня утром, чтобы он ничего не напортачил, поэтому ведет себя он смирно и молчит, как ему положено. В чем проблема, я не понимаю?
"Ах, выпорол. Ах, своими руками," – угрюмо прищурилась Серафима. – "Ну, хорошо, милейший работник кнута и поварешки. Я это запомню."
– Ваше величество, – повернулась она к Костею и сделала брови домиком, – проблема в том, что во время завтрака я рыбу только ЕМ. Рыба, ПРИСЛУЖИВАЮЩАЯ за завтраком, для меня полностью и целиком неприемлема.
– А-а, – поморщился царь. – Это опять ваша тонкая натура. Сначала служанка, потом этот мальчишка… Кажется, я понимаю, чего вы хотите. Но это невозможно. С вашим появлением во дворце количество людей, похожих на обычных, с улицы, стало стремительно увеличиваться.
– Стремительно? – возмутилась Серафима. – Одна горничная!
– А раньше не было никого! А сейчас вы хотите, чтобы их стало двое! Это в два раза больше, чем было!
– Да. Хочу. Пожалуйста?
Услышав от гордой пленницы волшебное слово, противостоять которому иногда не мог даже он, Костей растерялся, покривился, пожал плечами и кивнул:
– Ну, хорошо. Только для вас. Но в последний раз. Потому что такими темпами, дорогая царица, у меня замок скоро ничем не будет отличаться от проходного двора какой-нибудь трущобы. Для Елены Прекрасной я могу пожертвовать многим, но не системой безопасности, над которой трудился полвека. Везде шпионы, везде заговорщики, везде предатели. Доверять нельзя никому и никогда. Советую и вам это запомнить, ваше доверчивое величество. Эй, ты, – обратился он к поваренку. – Поставь поднос на стол и подойди ко мне.
Тот кинулся исполнять приказание.
Костей легко щелкнул пальцами, вспыхнул Камень, и поваренок охнул и схватился за голову.
За человеческую голову.
– Сгинь отсюда, уродец, – брезгливо махнул рукой царь, и мальчик бегом, пока его величество не передумало, кинулся туда, откуда появился пару минут назад рыбой.
– Спасибо, – опустив глаза, чтобы царь не прочитал в них ее настоящих чувств, проговорила Серафима. – А теперь приступим к трапезе. Вы, насколько я поняла, больше не используете свою магию, чтобы накрывать и подавать на стол?
– Нет, – сухо подтвердил Костей. – У меня за эти дни накопилось много работы, и я экономлю силы.
Царевна слегка встрепенулась. "Ага. Так мои усилия не пропали даром? И наши силы теперь нуждаются в экономии? И это радует", – почти оживилась она. – "Но что это значит? Это значит, что сегодня мне надо постараться еще больше. Вот над этим мы и будем работать. Так… Что там у нас по списку вредительства на этот день? Хуо-ди. Ремонт в коридорах. Инспекция сада. И внеплановые мероприятия. Программа-максимум – поссорить его с советником и генералом, если получится. Или хотя бы заронить недоверие. Или ревность. Для устранения угрозы Лукоморью и всему Белому Свету в моем положении все способы хороши. Конечно, меня саму от них то тошнит, то просто подташнивает, но выбора у меня не остается. Естественно, можно было накинуться на них на всех с мечом, ножом или просто табуреткой и погибнуть, пришибив одного-двух-трех-десяток, как это, наверняка, сделал бы на моем месте Иванушка. Или сделать морду кирпичом, засесть в башне на голодовку, изображая гордость и презрение, как повела бы себя, без сомнения, Елена Прекрасная. Но беда в том, что я не могу себе позволить такую роскошь, когда от меня одной может зависеть будущее всего Белого Света… А, может, у меня просто воспаление мании величия? Ха. Хотелось бы мне, чтобы все было так легко и просто. Повезло Елене Настоящей – сидит себе сейчас, небось, тихонько на терраске, чай пьет с боярынями и вишневым вареньем… Косточки через перила на клумбу выплевывает… Пока я не вижу… Наверное… Невозможно ведь быть такой занудой постоянно – по себе сейчас сужу – просто невозможно! Этому ж тридцать лет учиться надо, чтобы с непривычки с ума не спятить! А тут все за день осваивать приходится…".