— Предугадать будущее нелегко, — согласилась Танемото, ныряя в рубаху. — Слишком много вариантов.

«Солнечный Ветер» стартовал с орбиты 21 января — правительства Земли торопились, потому на сборы команде дали всего сутки — и два дня спустя вышел на исходную позицию Манёвра Перехода. Только двое на его борту по собственному опыту знали, как реагирует человеческий организм, не погруженный в стасис, на масс-информационное преобразование — капитан и бортинженер. Джаеш Тхакур, Таналь Кассис, Нина Дорадо и вовсе прежде не покидали локальное пространство Солнечной системы. Волновались ли неофиты гиперпространственных путешествий в преддверии испытания? Конечно. Но куда больше каждого члена экспедиции заботило, что ожидает их по ту сторону перехода, на таинственном и отнюдь не дружественном Лабиринте. «Новая эпоха в истории человечества, самое великое открытие тысячелетия» — как пафосно окрестил цель экспедиции Джаеш Тхакур? Или «самое наглое надувательство», — по предположению пекинского профессора? Ян Шпидла не исключал, что всё обернётся банальной ловушкой, слишком яркими были его воспоминания о Горгоне. Подозрениями он не делился ни с кем, да и обстановка на корабле тому способствовала. Не то, чтобы представители пяти великих держав демонстрировали друг другу недружелюбность. Но напряжение ощущалось. Была бы возможность, все пассажиры заперлись бы по каютам, да так и просидели до самого Лабиринта.

Увы, к сожалению или на счастье «Солнечный Ветер» такой возможности людям предоставить не мог. Всего четыре каюты, и, значит, каждый получил по соседу: Джаеш Тхакур и Хао Зэн, Анита Ржавикина и Нина Дорадо, Рихард Берг и Таналь Кассис, Георгий Тагиров и Виктор Пиврон. Команда телохранителей разместилась в четырёхместном кубрике, переоборудованном из отсека стасиса. Тагиров с Пивроном предложили было Уне Паппе поменяться местами, едва та ступила на корабль, — неудобно женщине жить в одной каюте с двумя мужиками. Уна и слушать не захотела об обмене: «На войне мужчин и женщин нет, все — солдаты. А мы летим на войну, не обольщайтесь». Возразить ей не посмел никто, даже Шпидла. Хотя он-то предпочёл бы видеть рядом старых товарищей, а не эту остроносую выскочку.

Потом был Переход. Ян в полной мере осознал, каким разным он может быть. И каким странным. Он вдруг увидел себя со стороны: один Янек Шпидла лежал на кушетке согласно инструкции и таращился на второго Янека Шпидлу, каким-то чудом оказавшегося под потолком. Затем этот второй спустился на пол, подошёл к двери. И понял, что открывать её надобности нет, он может с лёгкостью проникать сквозь любые преграды. Чтобы убедиться, заглянул в каюту к Тагирову и Пиврону — всё равно там пусто, экипаж на рабочих местах. Снова получилось! Зазудело подсмотреть, как ведут себя высоколобые участники экспедиции. Тут же одёрнул себя — нехорошо подсматривать! Но двери остальных трёх кают сами собой сделались прозрачными, и Янек увидел. И услышал заодно. Джаеш Тхакур сидел на полу каюты в позе гомукхасана, а Хао Зэн танцевал вокруг него, хихикая от удовольствия. Нина Дорадо читала стихи на каком-то невообразимом наречии, Ржавикина с восторгом смотрела на неё, заламывала руки и рыдала. Наконец, Таналь Кассис тянул древнюю песню аравийских кочевников. Самым адекватным выглядел Берг. Он лежал на кушетке и бесстрастно наблюдал за соседом по каюте, видимо, ожидая, когда песня закончится. Ох и долго ему ждать…

Внезапно Янек осознал, что в его собственном кубрике происходит что-то нехорошее, поспешил обратно. Он не ошибся: Уна Паппе лежала на полу и билась в припадке. Глаза закатились, только глазные яблоки белеют из-под век, на губах пена, скрюченные пальцы царапают пол. Ламонов сидел рядом с ней, придерживал за плечи, пытался привести в чувство. И с тревогой поглядывал на кушетку Янека. Вернее, на самого Янека-первого, который там по-прежнему лежал, таращась в потолок. Янек-второй, бестелесный, поспешил слиться с Янеком-первым, «бездушным». Моргнул, перевёл дыхание, сел.

Всё же «пробуждение» не было мгновенным, так как в кубрике произошли изменения. Паппе очнулась, сидела на своей койке, жадно пила воду из стакана, который держал уралец. Допила, вдохнула, выдохнула. Поблагодарила:

— Спасибо.

— Не за что! На здоровье! — Ламонов взглянул на Яна, покачал головой. — Ну вы даёте! Один лежит с открытыми глазами и не дышит, вторая в припадок хлопнулась. Это что, и есть Переход?

— Он самый, — кивнул Шпидла. — А у тебя какие впечатления?

— Да никаких! Моргнуть не успел, как всё закончилось. Так мы уже ТАМ, получается? Типа, боевую готовность объявлять пора?

— Пора, — согласилась Паппе. И попросила: — Мальчики, Бергу о моём припадке не говорите, пожалуйста.

— Конечно не скажем! — поспешил заверить Ламонов. Вновь взглянул на товарища, добавил: — И Янек не скажет.

К Лабиринту «Солнечный Ветер» не подпустили, как и ожидалось, заставили зависнуть на сверхвысокой орбите. Точнее следовало называть её сверхдальней, так как планета отсюда выглядела небольшим грязно-коричневым мячиком, — если смотреть невооружённым глазом. Но и телескопы «Солнечного Ветра» не многое добавляли в эту картину: испещрённая оспинами метеоритных бомбардировок, выжженная жёстким излучением светила, вымороженная космическим холодом поверхность мёртвой планеты. «Псевдомёртвой», разумеется. Лабиринт надёжно скрывал свои тайны.

Едва корабль выровнял орбитальную скорость, как к нему устремился челнок, похожий на разведшлюпку. Это и была разведшлюпка! Шпидла как раз дежурил в боевой рубке. Не то, чтобы Берг и Тагиров опасались банальной атаки на орбите, но дополнительная страховка никогда не бывает излишний. ВР-шлем, соединяющий зрение наводчика с датчиками корабля, позволил Янеку первым разглядеть маркировку на борту шлюпки: «Химера». Всё как три года назад на орбите Горгоны. История повторяется? Руки сами собой потянулись к гашеткам.

Тут же ожил экран терминала связи с ходовой рубкой. «Ян, дублирую на тебя переговоры с пилотом. Думаю, тебе будет интересно», — писал Тагиров. Надпись исчезла, уступив место картинке. Ян и предположить не мог, что повторяется настолько! Память услужливо «подправила» зрение: ужас в светло-карих глазах женщины, дрожащие губы, спутанные, упавшие на лицо светлые пряди: «Заберите меня скорее! Я жить хочу! Пожалуйста!» И в ответ: «Первая рубка! Уничтожить!» Короткий луч, вспышка… Ладони сделались влажными от испарины. Ян с ужасом сообразил, что они уже лежат на гашетках! Отдёрнул, словно обжёгшись. Совпадение? Чушь собачья! Проверка нервов это, а не совпадение.

Впрочем, сегодня Дженнифер Рейнфорд выглядела спокойной. Сосредоточена, серьёзна, полна осознанием возложенной на неё миссии.

— Вызываю «Солнечный Ветер». Слышите меня?

— Да, слышу вас хорошо.

— Разрешите начать стыковку?

— Стыковочный модуль активирован, начинайте.

— Параметрия получена, благодарю.

Дальше ничего интересного не было, рутина орбитальной стыковки. Минута, другая и еле заметная вибрация разошлась по корпусу — есть контакт! Экран интеркома погас, в наушниках шлема раздался голос Берга: «Ян, отбой. Спускайся, грузимся в шлюпку».

В кубрике он застал только Паппе. Женщина засовывала какую-то мелочёвку в свой саквояж. Коротко глянула на оперативника, приказала:

— Поторопись!

Шпидла кивнул. Собственно, вещи он упаковал заранее, осталось подхватить рюкзак и…

— Я сяду в кабине, рядом с пилотом? — предложил он. Идея возникла внезапно, должно быть из-за того, что никак не отпускала картина трёхлетней давности. Но при том выглядела вполне удачной и, чем чёрт не шутит, продуктивной.

Паппе задумалась на секунду, согласилась:

— Да. Мне лучше быть рядом с Бергом, — направилась к двери. — Идём, все уже в шаттле.

Шпидла удивлённо посмотрел на встроенный шкаф, ту его секцию, что использовала Уна. Дверца там была приоткрыта, позволяя увидеть содержимое.

— Эй! — окликнул он женщину. — Ты что, не берёшь с собой вещи? Даже одежду?