Кукушка поперхнулась от такого вопроса. И внезапно залилась соловьиной трелью.

— Тут-тук! Леночка, ты проснулась? — Коцюба осторожно заглянула в избушку. В руках у неё был поднос с кружкой молока и горкой аппетитных сырников на тарелке. Тарелка была белой, с голубой каёмочкой — как положено в сказке.

Елена вздохнула. Интересно, слышала Коцюба её вопрос, окно-то открыто? Если и слышала, какая разница?

— Доброе утро, тётя Лена. Что это?

— Завтрак. Перед трудным днём следует подкрепиться, верно? — Коцюба поставила поднос на стол.

— Верно.

Пристинская вылезла из-под одеяла, встала с кровати, как была в ночнушке подошла к столу. Подумала, что надо бы умыться… А, ерунда! Присела на стул, взяла стакан, сырник. Молоко было настоящее, тёплое, не иначе парное. Квази-настоящее и квази-парное. Очень вкусное. И сырники были безупречными.

— Тётя Лена, это вы нажарили?

— Нет, я готовить не люблю и не умею. Это Корневые для тебя постарались.

— Корневые?

— Те, кого ты назвала «детьми», корневые доминанты, основа Лабиринта.

— А на самом деле по сколько им лет?

— Откуда мне знать! Не я здесь задаю вопросы. И не ты. Но ты что-то задумала, верно, Мышонок?

Пристинская перестала жевать, внимательно посмотрела на Коцюбу. Спросила:

— Тётя Лена, вы мне поможете?

Та согласилась, не раздумывая:

— Помогу. И ради тебя, и ради Вероники, и ради… не важно! Сделаю всё, что потребуется.

— А если…

— Надо будет умереть? — Коцюба улыбнулась. — Тогда тем более. Жду не дождусь такого подарка.

На губах её играла улыбка, но глаза оставались серьёзными. Пристинская хотела было спросить о Лесовском — не посмела.

— Хорошо. Тогда первая просьба: сообщите Джакобу Бове, что я готова воскресить Иорико Танемото.

— Танемото? Я знала её и…

— Нет, тётя Лена, вы её не знали. Теперь узнаете. Потому что вторая моя просьба — и последняя — выполнить всё, что она попросит.

Коцюба нахмурилась.

— Надеюсь, ты понимаешь, о чём говоришь? И знаешь, к чему это приведёт?

Второй вопрос Пристинская переадресовала Диане. Тут же получила ответ: «Не знаю. Надеюсь — никто не знает». Задуматься о его смысле она не успела, Коцюба вновь заговорила:

— Что ж, Леночка, допивай молоко и пойдём. Джакоб Бова тебя ждёт.

Далеко идти не понадобилось: от бревенчатой хижины до лаборатории — три десятка шагов, как и запомнилось накануне. Хотя Елена не удивилась бы, изменись всё кардинально в этом квази-натуральном мире. Она поднялась на невысокий порожек, отворила дверь со скрипучими петлями. Всё как вчера: длинный коридор, третья дверь направо.

Корневые доминанты стояли, обступив колбу. Мальчики и девочки, большие и маленькие, в одинаковых белых рубахах. Лишь президента «Генезиса» среди них не было.

— Доброе утро! — поприветствовала их Елена. — А где Джакоб Бова?

Дети дружно повернули к ней головы. Несколько секунд сосредоточенного молчания, затем высокая девочка лет четырнадцати с медно-рыжей косичкой на макушке ответила:

— Джакоб Бова опасается твоей сущности. Он не придёт, он наблюдает издали.

Пристинская неуверенно пожала плечами:

— Ладно, мы и без него справимся. Тебя как зовут?

— Может быть, меня зовут Эллис Малкольм? — вопросом на вопрос ответила девочка.

Елена кивнула. И вдруг сообразила, что рыжеволосая назвалась именем самого известного и самого загадочного врача-нейрофизиолога XXII века. Той самой Малкольм…

— Это не твоё имя! — запротестовала она.

— Может быть, это моё имя?

Портреты Эллис Малкольм, создательницы знаменитого теста, присутствовали в каждом учебнике истории. Тёмнокожая мулатка ничуть не походила на рыжую девчонку... а если бы походила? Внезапно Пристинской захотелось подыграть:

— Если ты Малкольм, то где Бёрн?

— Может быть, он Бёрн? — девочка указала на пятилетнего малыша, с интересом разглядывающего Елену.

— Я Олаф Бьёрн. Но я маленький, я только начинаю вспоминать. Говори с Эллис Малкольм.

Несомненно, это была игра, но сути её Елена понять не могла. Она снова взглянула на девочку. Та поняла её замешательство, предпочла сменить тему:

— Ты сказала, что готова вернуть сестру Иорико Танемото. Как ты это сделаешь?

Пристинская понятия не имела, как это должно произойти. Их с Половинкой «сеанс связи» получился таким коротким, что она ничего не успела уточнить. Теперь не позовёшь, не спросишь — Корневые таращатся со всех сторон, слушают. Не слова, мысли слушают!

Однако девочка, называющая себя Эллис Малкольм, неожиданно сама подсказала объяснение:

— Личность не способна существовать в двух точках Вселенной одновременно. Пока Иорико на Дзёдо, она не может быть на Лабиринте. Или ты хочешь сказать, что…

— Да! — ухватилась за подсказку Елена. — Сегодня она умерла на Дзёдо, чтобы вернуться домой!

Корневые смотрели недоверчиво.

— Откуда ты знаешь? — девочка прищурилась. — Дзёдо далеко от Лабиринта, даже мы не смогли бы почувствовать её смерть.

— Вы не были в креатроне Путников, а я была, — парировала Пристинская. — Иорико тоже была. Кто прошёл сквозь алое облако, тот меня поймёт.

— Но ты не была в облаке… или была… нет… — во взгляде Эллис появилась растерянность. — Я не могу рассмотреть вероятностные линии твоей жизни. Хорошо, мы тебе верим. Наша помощь потребуется? Что мы должны делать?

— Как вы пытались вернуть Иорико прежде? Сделайте так же.

Корневые безмолвно подчинились. Стали кружком вокруг колбы, взялись за руки. Елена сама не поняла, как оказалась звеном этой цепи. Правую ладонь её сжимала Эллис Малкольм, за левую крепко держался Олаф Бьёрн.

Затем Корневые что-то сделали. Услышать Елена не могла, но поняла сразу: они зовут! Так же, как когда-то на Горгоне она звала Диану, и Танемото помогала ей. В этот раз ментальный вопль был гораздо мощнее. Сам воздух словно затвердел, стал жёстким и холодным как лёд — ни вдохнуть, ни шевельнуться. Он вморозил в себя Елену, затем лопнул, рассыпался мириадами острых, рвущих тело осколков, разлетелся во все стороны Галактики, исчез. Всё исчезло! Лишь пустота, в которую она опрокинулась.

Упасть Елене не дали. Не по годам сильная рука Эллис Малкольм выдернула её обратно в реальность… Не по годам?! А сколько ей лет? Сколько должно быть лет человеку, родившемуся в конце двадцать первого века? «Единственный ребёнок здесь ты, Леночка…»

Когда зрение вернулось, Елена увидела, что жидкость из колбы исчезла. Маленькая черноволосая женщина стояла на дне, кожа её была сухой и чистой. Вот она расправила плечи, коснулась пальцами бедёр. Повела ладони вверх, будто заново знакомясь с собственным телом. Подняла голову. Улыбнулась. В тот же миг прозрачная преграда, отделяющая её, исчезла.

— Здравствуйте, мои милые! Здравствуй, Лена!

Дети радостно засмеялись. Да, сейчас они казались обыкновенными детьми. Маленький Олаф шагнул к Танемото, протянул руки… Эллис внезапно остановила его.

— Ты изменилась сестра. Очень изменилась!

— Да, я изменилась. Ещё один шаг по бесконечной дороге от человека к… нечеловеку. Надеюсь, из-за этого ты не перестанешь любить свою ученицу? А где Джакоб? Он боится меня?

Иорико повернула голову к двери лаборатории, и та, словно уловив её взгляд, распахнулась. На пороге стоял Джакоб Бова. За его спиной — Коцюба.

— Глупо бояться того, что случилось. Если мы можем предотвратить нежелательное будущее, мы должны это сделать. Если не можем — надо войти в него с наименьшими потерями и искать новую развилку вероятностей.

Он отступил, позволяя Коцюбе пройти в комнату. Та подошла к Танемото, протянула ей аккуратно сложенную белую рубаху, благоухающую чистотой. Скользнула взглядом по Пристинской. Впрочем, во взгляде не было вопроса. Жизнь среди полубогов научила её контролировать мысли.

— Твоё появление знаменательно, — продолжал говорить Джакоб Бова. —Сбывается то, о чём мы мечтали. К сожалению, мы не предугадали, как именно сбудется эта мечта. И к каким последствиям приведёт.