— Зато у тебя теперь есть Диана. Она очень хороший человек.

— Я знаю. Я стараюсь, чтобы ей было хорошо со мной, — в голосе Георгия звучало всё что угодно, только не любовь.

Пристинская промолчала. Что она могла сказать? Тагиров понял её молчание по-своему, пробормотал изменившимся голосом:

— Лена, я нагружаю тебя своими проблемами, извини. Не следовало этого делать.

Повинуясь неожиданному порыву, она сжала его ладонь:

— Всё хорошо, всё правильно! Тебе нужно было, и ты выговорился. Можешь нагружать меня своими проблемами сколько угодно! А я тебя буду нагружать своими. Согласен?

Тагиров улыбнулся. Поднял руку, осторожно коснулся губами её пальцев.

— Спасибо. — И уже весело добавил: — А ты знаешь, сколько сейчас время? Почти час ночи! А завтра подъём в шесть, как всегда.

— Ой, в самом деле! — Елена вскочила. — Давно пора спать!

Они вышли из беседки на узкую дорожку, бегущую по периметру лагеря. Свет фонарей, стоящих вдоль центральной аллеи, пробивался сквозь редкую листву деревьев, создавая зыбкий полумрак.

— Разрешишь взять тебя под руку? — спросила Елена.

Было так томительно-сладко ощущать его рядом! Ощущать и ни о чём не думать, не размышлять, не анализировать, не строить планов на будущее.

Дни тренировок неслись стремительно, будто увлекаемые мощным водоворотом. Усталости не было, наоборот, Пристинская ощущала приток сил, эйфорию. Хотелось сделать больше, лучше, обидно было останавливаться на перерыв в разгар работы. Бортинженер качал головой, бормотал под нос: «второй Тагиров на мою седую голову». Елена посмеивалась, удивляясь, как всё чётко и ладно получается. И ждала вечера, когда можно умыться, переодеться и очертя голову бежать к заветной беседке.

Как они первый раз поцеловались, Елена сама не поняла. Сидели рядом, болтали о чём-то… и вдруг её рука обвила шею Георгия, притянула к себе его голову, и губы их соприкоснулись. Это было так сладко, так чудно! Первый поцелуй длился вечность. Губы Тагирова, вначале напряжённые, сделались мягкими и податливыми, уступили её напору. Его руки осторожно легли ей на плечи.

С Георгием она могла говорить о чём угодно. О своих глупых и неудачных поисках любви, о надежде и разочаровании, о верности и предательстве, о людях и звёздах. С ним было легко. Нет, не так — он стал частью её жизни. Уголком сознания Елена понимала, что нельзя украсть даже маленький кусочек счастья. Но не хотела об этом думать. Наверное, поэтому всё закончилось так скоро и некрасиво.

В то утро она проснулась отлично отдохнувшей и бодрой, несмотря на то, что добралась до постели во втором часу. За окном начинался очередной солнечный день. Но солнце светило недолго. Ровно столько, чтобы Елена выбралась из-под одеяла, натянула тренировочный костюм и зашла в умывальник.

Диана была там, усердно чистила зубы, склонившись над раковиной.

— Доброе утро! — Елена шутливо шлёпнула подругу пониже спины.

Арман вздрогнула, попятилась. Прошипела:

— Не трогай меня! Странно ты дружбу понимаешь. Я, кажется, не обещала мужем делиться.

Пристинская замерла, оглушённая. Мигом все мысли вылетели из головы, одна гулкая пустота осталась. Диана стояла в двух шагах от неё, измазанные зубной пастой губы мелко дрожали, в зелёных глазах блестели слёзы. «Какая она жалкая и некрасивая», — неожиданно пришло в голову, и Елена ужаснулась этой мысли. Хотела что-то сказать, но язык точно присох, не желал повиноваться. А Диана быстро сунула щётку под струю воды, сполоснула лицо и ушла, не проронив больше ни слова.

За завтраком Арман не поднимала глаз от тарелки, чтобы ненароком не встретиться взглядом с Еленой. Сидевший рядом Пиврон заметил это, шепнул вполголоса: «Капитан, какая собака между вами пробежала?» «Да, правда, пробежала», — мысленно согласилась она. — «Только не собака». Тагиров сидел во главе стола как раз между женщинами, удивлённо поглядывал то на одну, то на другую. Видимо, ничего не понимал пока.

Занятия прошли по расписанию. Пристинская постаралась сосредоточиться на работе, а решение личных проблем отложить на вечер. Тем более, как их решить, она представления не имела. За обедом Арман по-прежнему упорно изучала содержимое тарелок, а взгляды Георгия из удивлённых сделались озабоченными. Чёрт бы побрал этот сжатый до предела график, нет никакой возможности поговорить с ним с глазу на глаз!

К ужину подавленное настроение Дианы заметили все, а во взгляде Тагирова явственно начала проступать паника. Он пытался отогнать от себя неприятную догадку, но без особой надежды. И Пристинская твёрдо решила после занятий идти к Диане с объяснениями, и будь что будет.

Не успела. Зашла к себе в комнату и замерла на пороге. Арман ждала её, забравшись с ногами в стоящее в углу кресло.

— Извини за вторжение, — буркнула.

— Я сама собиралась к тебе зайти… — Елена затворила дверь, прошла в комнату, села за стол.

— Хорошо. А то я боялась, что глупо получится: навязываюсь с разговором не ко времени. Лена, я прошу прощения. Я вчера совершила некрасивый поступок. Я выследила вас с Георгием.

Пристинская промолчала. Что она могла сказать? Чей поступок хуже?

— Я давно заметила, что Георгий где-то пропадает по вечерам. Но меня это устраивало, — можно спокойно лечь и заснуть, после тренировок на секс никаких сил не остаётся. А вчера сообразила вдруг, что у этих прогулок должно быть какое-то объяснение, и решила его найти. Сама не знаю, что ожидала увидеть… а увидела вас в беседке. Торчала в кустах и пялилась на то, как вы целуетесь, будто последняя дура. Собственно, дура и есть.

Она сидела нахохлившаяся как воробышек под дождём и неотрывно смотрела в точку на полу.

— Дин, это ты меня прости, — выдавила Елена. — Это я виновата. Честное слово, кроме поцелуев между нами ничего не было. И ничего не будет, обещаю!

— Брось, не говори ерунды! Ты же его любишь, я вчера видела. И он тебя. Он последние дни прямо светится от радости, а я ещё удивлялась, с чего бы? Я за полгода не смогла для него заменить Карину, а ты за две недели управилась. Лена, но почему так?! Почему нельзя было подойти и честно всё обсудить? Я думала, что-то значу — для тебя, для него. А так… это как удар в спину!

Пристинская куснула щеку. Что сказать в оправдание?

— Прости меня, пожалуйста, Дин…

Арман достала из кармашка носовичёк, промокнула покрасневшие глаза, высморкалась, поднялась с кресла.

— Извини. Глупо получилось с этим разговором. Я понимаю — кто я такая, чтобы со мной считаться? Можно перешагнуть и забыть. Ещё раз извини — за то, что было сегодня в умывальнике. Обещаю, больше не повторится, — тряхнув головой, она шагнула к выходу.

— Дин, постой! — попыталась остановить её Пристинская.

— Не надо, Лена. Я не девочка-курсистка, я с этим справлюсь. Легко!

Елена беспомощно смотрела на захлопнувшуюся дверь. Вот так, поддалась минутной слабости и лишилась подруги. А Тагиров сидит сейчас в беседке, переживает, гадает, что случилось. Нужно пойти и всё ему рассказать. Разом поставить крест на глупых иллюзиях.

Георгий действительно ждал. Но на месте усидеть не мог, нервно расхаживал по дорожке. Увидел приближающуюся женщину, замер, словно весь превратился в знак вопроса.

— Лена, что случилось?

— Диана всё знает. Она видела нас здесь прошлым вечером.

Тагиров сник.

— Это следовало предполагать… Боже мой, какая же я свинья!

— Нет! Это я во всём виновата, — качнула головой Елена. А самой так хотелось услышать: «Леночка, я люблю тебя, и это главное!»

Будто почувствовав что-то, Георгий посмотрел на неё.

— Лена, прости меня, если сможешь. Я… ты… ты мне очень дорога. Ты самый лучший мой друг! (Друг? Значит, всего лишь друг?!) Но… ведь это предательство по отношению к Диане, я не могу так! Она мне доверяла… Это будет нечестно! (Конечно! Разумеется! Мне никто ничего не обещал. Чувство долга — превыше всего!)

— Да, — согласилась Пристинская. — Всё правильно. Прости, я не хотела создавать тебе сложностей.