— «Уют» — подходящее название для этого кафе, верно? — поинтересовался Михаил, когда девушка, приняв заказ, растворилась в сумраке зала.

— Ему лучше подошло бы «Интим».

— Не уверяй меня, что не бывала в подобных местах!

— Как сказать… В ночных клубах, где официантки обслуживают гостей топлес, я, конечно, бывала. В романтичных кафешках со свечами — тоже. Но я не знала, что кому-то пришло в голову скрестить эти две вещи. Мне кажется, они слабо сочетаются.

— Вот именно, тебе кажется . Подождём коктейлей.

Ждать пришлось недолго. Девушка вернулась с подносом, несколько секунд, и на столике расположились блюдо с красиво разложенными кусочками бананов, апельсинов, киви, ананасов и два высоких стакана с желтовато-белой, слегка пенящейся жидкостью. Напиток был кисло-сладкий с едва заметным непонятным привкусом. Елена попыталась вычленить из букета знакомые нотки. Лимон? Лайм? Мята? Но второй глоток заставил усомниться в точности ощущений. Кислота исчезла.

— Необычный привкус, — она вопросительно посмотрела на спутника. — Что это?

— Не знаю, секрет фирмы. Пей, ты ещё не распробовала до конца, — Михаил медленно, с наслаждением потягивал напиток. — Так что, тебе понравился спектакль?

— О... трудно сформулировать ощущения словами. Честно говоря, не ожидала подобного. Эффект соучастия в действе потрясающий. Это же не со мной одной происходило, верно?

— Верно.

— Интересно, как это достигается? Свет, музыка, пластика движения воздействуют на подсознание? Как-то это... не очень приятно осознавать, что тобой манипулируют. Честно говоря, мне стало немножко стыдно, когда зажёгся свет в зале. Ощущение, будто это я голая стояла у всех на виду, — она быстро взглянула на собеседника и, смутившись, потупилась. — А ты ощущал себя тем мужчиной на сцене?

Воронин усмехнулся.

— Да. Сегодня — да. Всё зависит от того, к какому началу ты себя относишь — мужскому или женскому, инь или янь. В том образе и окажешься во время спектакля.

Елена приподняла брови:

— Хочешь сказать, что ты пробовал войти и в женский образ?

— Да. Первый раз я, собственно, и пошёл туда ради того, чтобы попробовать ощутить себя женщиной.

— Зачем?

— Чтобы понять женщину, нужно побыть нею. Увы, детерминизм полов не позволяет нам этого сделать. Медицина способна изменить наши тела, но самоидентификацию — никогда.

Пристинская посмотрела на него с удивлением — самой ей такие странные желания не досаждали.

— И как, тебе удалось?

— В начале — нет. Как ни пытался, соскальзывал в мужской образ. Но потом кое-что получилось. Не полностью, но «краем глаза», кажется, заглянул. Туда, к вам.

— И как это — чувствовать себя женщиной?

Воронин не отвечал, только смотрел. От этого взгляда Елену бросило в жар. А может, от внезапного осознания — он понимает, что с ней сейчас происходит. В том числе то, что она пытается скрыть от себя самой. Она сделала большой глоток, пытаясь затушить пожар. Засмеялась делано.

— Забавно! Интересно было бы почувствовать себя мужчиной.

— У тебя не получится, — покачал головой Михаил. — Ты слишком женственна для этого. И слишком прекрасна. Ты — идеальная женщина. Оставайся такой.

Тушению пожара эти слова никак не способствовали. Елена отвела взгляд, взяла с блюда кусочек банана. Почему-то вспомнился рассказ господина Танемото: на Дзёдо всего один «банан» в конечном счёте погубил экспедицию. Слава богу, этот фрукт ей ничем не угрожает. Губы коснулись плотной и одновременно мягкой, податливой мякоти. Как поцелуй…

— Ещё один коктейль не желаешь? — спросил Воронин.

Елена и не заметила, когда успела выпить. Самое странное, вкус коктейля она не помнила вообще. Но очень хотела вспомнить. Она кивнула. Михаил нажал едва заметную кнопочку рядом со светильником, и серебряная девушка, возникнув ниоткуда, поставила перед Еленой полный стакан.

— Кстати, ниши устроены так, что можно отгородиться от остального зала полностью. Мы будем видеть, что происходит в зале, нас — нет.

— Уединение посреди толпы? Тебя это возбуждает?

— Меня возбуждаешь ты.

Второй коктейль был непохож на первый — стоило пригубить, и Елена мгновенно вспомнила кисловато-сладкую прохладу того. Этот был пряным и тёплым, он не тушил огонь в груди, он его раздувал. Но Елена уже и не хотела тушить.

— А ты? Не заказываешь второй?

— Мне достаточно одного шага.

— К пропасти?

— К бездне.

Голова начала кружиться, хотя пьяной Елена себя не ощущала. С органами чувств творилось что-то странное. Зрение и слух словно притупились. Люди и предметы за пределами ниши расплывались, теряли резкость, посторонние звуки отдалялись, цвета смазывались. Зато осязание и вкус приобретали необыкновенную остроту. Каждый глоток, каждый кусочек банана на языке порождали волну удовольствия.

— Лена, если я приглашу тебя к себе, это будет выглядеть соблазнением? — Михаил взял её за руку, его палец легонько погладил запястье.

— Это и есть соблазнение.

— И ты согласна?

— Что делать! Ты не оставил мне выбора.

Михаил поднёс её пальцы к губам.

— Это ты не оставила мне выбора, любимая.

Время прервало равномерный ход. Оно то проскальзывало незаметно, то будто останавливалось, собирая в фокус все ощущения. Спектакль, начавшийся в театре, вернулся, Елена вновь повела вечный танец любви. Вот они вышли из кафе, иллюминация столицы разгоняет тьму, гасит звёзды на чёрном куполе ночи: свет — тень, свет — тень. Вот они едут в такси, Елена даже не пытается смотреть по сторонам. Только вспышки городских огней за окнами: свет — тень, свет — тень. Вот поднимаются в лифте, и Михаил так близко, что можно прижаться к нему, почувствовать его дыхание на щеке, на шее: свет — тень, свет — тень. Щёлкает замок входной двери за спиной, рука Михаила ложится на талию, влечёт за собой. Почему коридор такой длинный и спальня так далеко?! Она не дойдёт туда никогда! Она сгорит! Свет — тень, свет — тень. Вот они остановились наконец, Михаил целует её губы, висок, шею. Сброшенной змеиной кожей соскальзывает на пол платье. Свет — тень, инь — янь…

— Мамочка, не уходи!

Пристинская рывком села в постели. Щёки, как всегда после этого сна, были мокрыми от слёз. Она сунула руку под подушку, но носового платочка на месте не оказалось. Это не её подушка, не её постель, не её гостиничный номер. Воспоминания вчерашнего вечера нахлынули как цунами, смывая горький привкус сна.

Елена оглядела комнату. Минимум мебели и много свободного пространства, спальный гарнитур из натурального дерева, за мягкими портьерами прячется огромное панорамное окно во всю стену. Должно быть, днём комната утопает в солнечном свете. Она засмеялась над собственной несообразительностью: да ведь сейчас день и есть! Полумрак из-за того, что портьеры задвинуты. Елена задрала голову и показала язык своему отражению в зеркальном потолке. Каких только картин это зеркало прошедшей ночью не насмотрелось! Однако где же хозяин? И где одежда?

Из-за плотно закрытой двери донеслось позвякивание. Елена повернулась на звук, убрала с лица упавшую прядку. Ну и лохматая же она! Хорошо, расплестись успела в коротком перерыве между… Дверь открылась, впуская хозяина квартиры, катившего столик с подносом. Спальню наполнил аромат свежесваренного кофе и ещё чего-то вкусного.

— Доброе утро! А я надеялся разбудить тебя поцелуем.

Михаил подкатил поднос к кровати, присел рядом. В мягком длинном халате с зелёными и алыми драконами на чёрном поле он выглядел совсем домашним, родным.

— Не умею варить каши, извини. Я приготовил омлет с беконом, тосты. И кофе. Но если ты предпочитаешь сок…

— Омлет с беконом годится! Я люблю плотно завтракать — никогда точно не знаешь, удастся пообедать или нет, — Пристинская взяла вилку и нож. — И против кофе ничего не имею. Особенно, если его сварил для меня любимый мужчина.

— Правда?

— Конечно, — она отправила в рот большой кусок омлета.