За завтраком я от сильного недосыпа пролил стакан с драгоценным компотом. Сладкое! Чертов шепот лишил меня единственной прелести жизни ребенка, выдаваемой по понедельникам! Будь он сто раз проклят!

На уроках я походил на сомнамбулу, вообще не понимая, где заканчивается сон и начинается реальность. Подзатыльник, крик старшего. Новый подзатыльник, уже от наставника-мастерового. «Сделай или сдохни, сделай или сдохни, сделай или сдохни…».

Мистер Джа, проходя мимо кабинета счетоводов, довольно глянул на меня. Он искренне улыбался, глядя на мои мучения.

— Ох, дитя! Смотрю, твоя душа пострадала от кары Ахенди куда сильнее, чем казалось вначале?!

Мистер Скарр, наставник по счетоводству, уже занесший руку для следующей затрещины, замер.

— Так он теперь всегда такой будет?

— Скарр, ты считаешь, травма души закончится одной простой немотой? Повезло, что он вообще может соображать.

— Да какой из него счетовод!? Ты посмотри на него?! Он же спит на ходу!

Не могу точно сказать, выглядел дьякон напуганным или задумчивым.

— Твоя правда. Переведу его под крыло Давида. Пусть осваивает мастерство грузчиков.

Вечером, идя со всеми детьми на ужин, я упал и заснул. Очередь опасливо меня обошла, боясь прикоснуться, словно я был заражен проказой. Я очнулся спустя десять секунд, продолжая, как сомнамбула, идти за всеми.

Второй день с голосом, живущим в голове, дался еще тяжелей, чем первый. Где заканчивается сон и начинается явь?! Дремлю ли я на ходу?!

«Сделай или сдохни, сделай или сдохни, сделай или сдохни…».

Все смешалось настолько, что я уже не могу понять, есть прямо сейчас шепот или нет.

На третий день, когда меня пришел проверять целитель, на короткие двадцать минут вернулась кристальная четкость сознания. Голос в голове затих, вихрь маны рассеялся, а тело аж трясло от перегрузки. Помимо общего истощения и почти смертельной усталости, целитель ничего не нашел. Хотелось начать говорить, просить о помощи, но мысль о дыбе или новом наказании за ересь пугала сильнее остановки сердца. Варфа, целитель-корги, вскоре ушел, оставив меня одного. Никто во всем поселение не сможет мне помочь, если я не расскажу правду. А если поступлю так, наказание будет хуже смерти.

Новый день?! Впервые в жизни мне было настолько плохо, что я не смог вспомнить ни сегодняшний день, ни то, что было после ухода целителя. Кажется, псоглав приказал оставить меня в бараках для детей, сказав, что я или сам поправлюсь, или умру из-за несовместимой с жизнью травмы души. Сон, голос, дрема, снова голос в голове…

Стоя на краю дамбы, печально улыбающийся Алозар Беннелли держал вверх ногами за стопу Аарона Браунса, главу богатого рода, пухлого мужчину, трепыхающегося над пропастью. Из нагрудного кармана выпала дорогая, покрытая золотом ручка, начав долгое падение на дно устья перекрытой реки.

— Прошу! Не надо! — внизу, на дне, уже виднелись три кровавые кляксы, некогда бывшие людьми и полулюдьми.

— Надо, Аарон. Вы с самого начала знали, что за сговор против клана всему вашему союзу грозит смертная казнь.

Пухлый мужчин начал плакать, понимая, что жить осталось недолго.

— Прошу! П-п-прошу о милости старшую кровь! Мы всего лишь хотели…

— Могущества? — Алозар пожевал губами, будто пробуя слово на вкус. — Странное слово, не находишь? Никто из вас, толстосумов, не достиг потолка в уровнях, но вы додумались пойти тайной войной на клан. На что вы, идиоты, рассчитывали? На наемников из анархического государства? На бездействие Совета Кланов? Хотели заставить представителей клана Лазар передать право крови, держа нож у горла их детей?

Аарок дернул ногой, едва не сорвавшись вниз, но стальная хватка Алозара мигом поймала его снова.

— Господь всемогущий! Не надо! Я хочу жить…

— Все хотят жить, — Алозар едва заметно улыбался. Убивать беззащитных, тех, кто значительно слабее него самого, — дело, крайне неприятное для чести наемника старшей крови. — Знаешь, толстячок, я, кажется, решил, как мы с тобой поступим. Ты правда хочешь жить?

— Д-да, о великий Бенелли. Я очень…

— Отлично! Расскажи мне о своих подельниках, — взглянув на затихшего толстяка, Азораз усмехнулся. — Шучу! Вы — далеко не первая шайка благородных идиотов в моей карьере наемника. Тебе или внедрили в голову заклинание самоуничтожения, или взяли твоих детей в условный плен. Расскажешь — и всех, кого ты знаешь, убьют на следующий день. Да? Вижу, что да. Можешь не кивать головой. Я и так знаю, что прав. На ваше счастье, мелкие вы ублюдки, клан Лазар решил ограничить свое вмешательство простым предупреждением вашему союзу. Но решение о том, кому жить, а кому умереть, оставили за мной. Я дам вам задание! Сложное! И ваша задача — выполнить его любой ценой.

— Милорд Бенелли, клянусь своей кровью, я сделаю все, что в моих силах!

Ставя Аарона обратно на землю, Алораз улыбнулся. Теперь одним долгом станет меньше.

Сколько дней прошло? Кто-то меня поил и кормил, но я не могу вспомнить лица спасителя. «Сделай или сдохни, сделай или сдохни, сделай или сдохни…». Шепот въелся в подсознание, заставляя выполнять приказ, хочу я того или нет.

Подсознание? Опять новое слово!

Я пришел в себя, сидя на кровати и глупо глядя в окно, за которым начинался новый зимний день. Интерфейс показывал 12-е января. Прошло больше десяти суток с момента крещения. Я понял, что подсознание сопротивлялось до тех пор, пока я не начал говорить с шепотом.

«Почему? Почему ты так торопишь меня в создании ядра магии?».

«Время ограничено, росток. Твой природный потенциал ничтожен по сравнению с теми, кто наделен сильной кровью. И ты уже бездарно потратил целых шесть лет своей жизни! Четыре часа ленивой медитации в день, против круглосуточного инстинктивного впитывания маны у тех, кто наделен сильной кровью. Надо стать по меньшей мере равным им, прежде чем говорить о большем».

За окном начался снегопад. Видимо, зима в этом году будет особенно холодной.

«Почему ты не зовешь меня по имени?».

«Имя? Самим собой тебя делают поступки. Имя нужно, когда ты часть общества, для самоидентификации. Ты знаешь себя через то, как к тебе относятся окружающие. Раб, дитя, неудачник, псих, странный, маленький. Ярлыки самоидентификации, которые принимаешь, продолжая общаться с этим окружением. Сейчас ты слишком слаб для осознания своей личности, обретения воли и для того, чтобы самому определять свое окружение. Безликий росток».

Шепоту наплевать на то, что мне всего шесть лет — вот что я понял после ответа. Каждое его слово, каждый новый термин создавали кирпичики в моей картине мира, делая ее более яркой, словно добавляли новые оттенки в палитру красок.

Картина становилась полнее. Картина становилась ярче.

— Я личность. Не оскорбляй меня!

— Два отказа мужику в рясе, удары кнутом и висение на дыбе делают тебя личностью? Столь низкими стандартами ты сам себя решил оскорбить?

Без какой-либо причины внезапно я почувствовал сильнейшее чувство утраты, будто все мои близкие и родные, родители, братья, сестры и друзья погибли прямо у меня на глазах. Сижу под холодным дождем, на скамейке, один на один с отвратительным миром, у могил тех, кто был для меня всем на свете!

— Боже! Что за пробирающее до костей чувство сейчас было?

— Урок. Окунись в то, что делает взрослого человека таковым. Утраты чести, веры, долга, предательство, крах надежды. Создай ядро или сдохни, никчемный росток!

— Иди ты к черту! Однажды я стану свободным и выгоню тебя из моей головы!

Стоило закрыть глаза, как я провалился в долгий восстановительный сон. Шепот добился своего, вбивая идею постоянной медитации на инстинктивный уровень подсознания. Утром 13-го января я восстановился настолько, что смог сам пойти в столовую. Ел молча и спокойно, свыкаясь с мыслью, что у меня в голове поселился чей-то голос.

Прошло еще два дня. Зима за окном вынуждала господина Аренсо каждый день отправлять детей на уборку снега в поселке. Несмотря на выполнение нормы физических нагрузок, меня за немоту по-прежнему держали в худшей декурии, под присмотром Викида и стукача Рентона. Последний, видимо, до сих пор якшался с мистером Джа.