— А причем тут земледелие и колонизация? Зачем вам это? У вас первый уровень гражданства на станции!

— Вам не хватает личного опыта для правильной оценки моего положения. Психологию людей намного лучше понимаешь, когда общаешься с ними в повседневной жизни, а не на приеме в виртуальной реальности. Ладно, так что вы хотели, мисс Донован?

— Анжи Ганет, ваш пациент девять лет назад. Согласно отчету, вы отметили его «социально неадаптированным и потенциально опасным» пациентом. Он умер от инсульта шесть лет назад, так что разглашение данных не является преступлением.

— О, глупый Анжи! Помню этот случай. В том году мы проводили исследования по выявлению способностей детей в раннем возрасте. Мальчик оказался весьма «редким» кадром для колонии. Но его нежелание слушать взрослых и самоизоляция уводили его в группу социально неадаптированных.

— Под редкостью вы подразумеваете гениальность?

Старушка отложила совочек с землей и широко улыбнулась.

— Нет, точнее, не совсем так. Что вы знаете об эйдетизме?

— Фотографическая память, встречается крайне редко. Хотите сказать, что Анжи обладал ей?

По другую сторону силового поля старушка села за стол. На смуглом лице с множеством глубоких морщин играла улыбка. Взгляд умного человека с разумом, не притупившимся от возраста.

— Точно мне удалось установить только абсолютную память на прочитанное. Но в пылу ссоры он мог дословно процитировать слова собеседника недельной давности. Или описать в деталях события драки, которая была месяц назад. Ключом к запоминанию зрительных образов были эмоциональные вспышки — как приятные, так и отрицательные. В такие моменты он помнил запахи, тактильные ощущения, звуки, вообще все. Когда мальчик перестал говорить, именно я отправила его по другим психологам.

Элиза ухмыльнулась.

— Что вас так развеселило? Обычно тут или хвалят, или жалеют пациента. На худой конец, критикуют меня как психолога-неудачницу.

— Анжи в тринадцать лет мог получить аттестат о полном базовом образовании и профессиональные сертификаты, но сознательно от этого отказался. Почему вы не указали эйдетизм в личном деле?

Старушка поморщилась от неприятного вопроса.

— Исследование проводилось неофициально, даже верховный ИксИн не даст вам полной информации по тому периоду. Я и говорю об этом только потому, что мальчик умер. На этой группе проблемных детей из разных детдомов мы проводили опыты по стимулированию работы мозга. Анжи Ганет не имел фотографической памяти и не получил ее после опытов. Все полученные результаты исследования позволяли определить потенциал развития ребенка, его неразвитые способности и желательное направление развития. Мы смогли разработать методику определения сильных сторон развития, те направления, в которых будущий специалист может преуспеть. Во время тестов мальчик не показывал высокого уровня интеллекта. Он постоянно читал или сидел тихо и думал. В коллективе он себя никак не проявлял, но, если его доставали, мог надавать тумаков. Его не увлекала компания или интересы группы. Ранние тесты развития характеризовали его как пациента с легкой формой аутизма. Такая оценка у 30 % всего взрослого населения человечества начиная с цифровой эпохи, потому мы не придали этому значения. Как и другие дети, участвовавшие в эксперименте, он не мог прижиться в коллективе детдома. Это было и до, и после эксперимента. Я знаю и про его работу в космопорте, и про кровотечение с госпитализацией. Уверяю вас, наш эксперимент тут ни при чем. Все дети находятся под присмотром верховного ИксИна станции, и никаких отклонений замечено не было. Его успехи в учебе никак не связаны с нашим экспериментом.

— В чем была цель эксперимента? Зачем использовать детей?

— Определение потенциала человека до момента формирования личности. Нам удалось разработать методику определения потенциала ребенка, так сказать, способ узнать, будет ли ребенок гением.

— И что, Анжи не попадает в эту категорию?

— Нет. Он не был гением и даже просто умным. Анжи был самым обычным ребенком из детдома. Двадцать шесть приемов препаратов ничего не выявили, а затем полностью вывелись из организма. Никаких структурных отклонений в организме или работе мозга. Психика не пострадала. Единственным побочным ущербом стало быстрое психологическое взросление мальчика. Подчеркиваю, единственным!

— А как вы объясните его успехи в учебе?

— Мисс Донован, повторяю, наш эксперимент позволил определить его потенциал, но никак не изменить имеющиеся интеллектуальные способности. Что бы ни стало причиной, оно не имеет никакого отношения к нашему эксперименту.

ИксИн Моро зафиксировал весь разговор на защищенный диск в сумочке Элизы.

«Мне казалось, что я уже прошел Ад, но я ошибался. Ад — это не место, где ты непрерывно страдаешь, где черти варят тебя в котле или пытают раскаленными прутьями, где души грешников страдают от холода, голода, огня или паразитов. Вся моя жизнь сводилась к череде страданий с короткими проблесками света во тьме. Ясли с нянькой-изувером, детдом с озлобленными детьми и куратор, беспокоившийся о маленькой пенсии. Моя работа в космопорте в бригаде Гальбоа, игры с Финксом и поучительные беседы, все это счастье на фоне постоянных драк в детдоме. Короткое счастье в кругу семьи, забота матери и образ сильного отца. Затем Ад и постоянная боль в течение полутора лет.

И ради чего? Чтобы узнать, что друзья предали, а родители страдают из-за твоей беспомощности? Чтобы я узнал, насколько слаб и ничтожен? И снова боль, два с половиной месяца дикого бессилия, и надежда на другого ребенка, слабую девочку. Как бы Фемида ни храбрилась, она оставалась ребенком, пусть и умнее любого взрослого. И снова я обрел счастье, моя семья цела и здорова. Они смогли найти свой угол в этом мире и всегда верили, что я найду их. У меня появилась сестренка, маленькое чудо жизни. Словами не описать то чувство, когда у тебя появляется кто-то настолько близкий, и чувство ответственности за чью-то жизнь. Мама, папа, сестренка Рози… и снова боль.

Снова прошлое било меня в спину, словно я мало страдал от него. Как можно было додуматься до убийства моих родителей? Зачем? Я вас не понимаю, люди. Зачем бить того, кто тебе ничего не сделал? Зачем снова бить того, кто тебя простил? Больно, больно, больно.

И тогда родился ЭлДжей. Он был подобен животному, которое просто выживает и ищет любви. Безграничная вера в людей, в открытость и доброту, в благодарность за добрый поступок. Он любил людей, несмотря на всю боль, что мы пережили. Если тебя ранили в сердце, прочувствуй эту боль и двигайся дальше. Нельзя копить боль в душе, иначе она окончательно съест тебя.

ЭлДжей любил людей и верил в то, что на все поступки есть причина. Он ничего не говорил, но я чувствовал его отношение к людям и их поступкам. Пока в мире есть хоть один человек, которому ты дорог, тебе есть ради чего жить. Есть во что верить. Этим можно выразить все мировоззрение ЭлДжея. Но что будет, когда его вера в людей рухнет? Что будет со мной?

Единственным человеком во всем этом мире, которому я мог еще доверять, была Фемида. Ради нее я пересек полмира и проник в тюрьму. Она не задавала вопросов и просто следовала за мной, куда бы я ни пошел. И вот мы здесь. Я видел всю свою жизнь, словно в старом кино. Только фильмы не передают боли, страданий, унижений. Не дают вспомнить все переживания об этом. Но все это мелочи. Я видел, как меня били, и память подсказывала, как в первый раз сломался палец.

Как было страшно прятаться от ребят в коллекторе теплопровода. Как колотилось сердце, а пот стекал по телу от невыносимой жары. Как сломанный палец, неестественно вывернут в сторону, а шок блокировал подступающую боль. И даже это не было адом.

Боль от смерти родителей у меня на глазах. Тело Рози, пролетающее надо мной. Мир в крови и белый череп Таламея уже не причиняли боли. В такие моменты я всегда чувствовал ЭлДжея. Он переживал всю боль за меня.