Раздалось громкое мяуканье, звон посуды, а через секунду из-под разделочного стола выбежал тощий, грязный, облезлый котенок. Он на дрожащих лапах пытался увернуться от метлы кухарки. Девушки, под чей стол он спрятался, брезгливо отпрянули и начали шикать на него. Закария не мог их осуждать. Зверь в самом деле был настоящим уродцем: один глаз заплыл и не открывался, а в пасти была большая расщелина, через которую виднелись кривые зубы и сочилась слюна.

Через мгновение котенка все-таки выгнали из-под стола, и он под ругань кухарки и служанок шмыгнул через приоткрытую дверь прочь из кухни.

Переполох быстро сошел на нет, и Закария продолжил насильно заталкивать в себя ненавистную рыбную похлебку. Женщины на кухне его не жаловали из-за грубости и нелюдимости, и поэтому просить другую еду было равносильно тому, чтобы вовсе остаться без обеда. Он и так часто пропускал приемы пищи и очень мало спал благодаря своей службе и обучению.

Но в тот день ему доесть было не суждено. На противоположной стороне кухни послышался скрип стула, и Закария инстинктивно поднял голову, догадываясь, кто собрался покинуть кухню.

Тина поднялась с миской в руках. Несмотря на недовольное ворчание Поппи, которая явно поняла, кому она собралась отнести остатки еды, Тина вежливо ее поблагодарила за вкусный обед и торопливо направилась к двери.

Закария уговаривал себя оставаться на месте, но даже не понял, как оказался в небольшом саду во внутреннем дворике для прислуги. Ему было любопытно, как эта дуреха станет кормить кота с щелью вместо пасти. Убить бедное животное было бы самым милосердным поступком, потому что со своим недугом он так или иначе скоро отощает и умрет с голоду.

Закария укрылся за бетонной стеной и отыскал Тину среди зарослей кустов сирени. Она села прямо на влажную после дождя траву, поставила перед собой миску и усадила на колени трясущегося и жалобно мяукающего уродца. Без тени брезгливости на лице она ласково погладила котенка и начала вымачивать в рыбном бульоне хлебные корки. Котенок как обезумевший пытался вырваться из ее хватки и до крови расцарапал девичьи руки. Тина лишь закусила губу и поднесла к мордочке кусок хлеба. Положила еду ему в рот и, пока тот с жадностью жевал ее, издавая странные звуки, придерживала пасть рукой, чтобы еда не вываливалась через расщелину.

Закария наблюдал за процессом кормления котенка, и внутри него нарастало какое-то странное чувство. Оно заполняло грудь, мешало вдохнуть воздух и заставляло сердце биться сильнее и чаще.

Закария не мог оторвать от девушки глаз и проклинал себя за то, что последовал за ней. Он прикрыл глаза и внутренним взором потянулся к ней, пытаясь прощупать ее ауру.

Вне стен храма он редко прибегал к этому приему. На него уходило слишком много сил, а адепт еще не обладал достаточным количеством внутренней магии, чтобы считывать чужие ауры только из праздного любопытства. В храме же сами стены были напитаны древней магией, и служители Ордена черпали ее прямо из них.

Закария приложил немало усилий, чтобы почувствовать ауру. Она была мягкой, теплой и полной спокойствия. Она обволакивала его, словно укутывала в пуховое одеяло. Словно обнимала его.

Закария отшатнулся и резко открыл глаза. Он уже позабыл это ощущение. Его никто не обнимал вот уже семнадцать лет.

Котенок в руках Тины громко замурчал, и она растянула губы в счастливой улыбке.

– Наелся, малыш? – ласково проворковала она, продолжая улыбаться этому облезлому созданию.

В то мгновение Закария понял, что пропал. Блеск ее орехово-карих глаз поселился в недрах его души и засиял в кромешном мраке маленьким огоньком. Он до жжения в горле хотел оказаться на месте этого котенка. Чтобы она и ему улыбалась вот так – искренне, счастливо и открыто. Чтобы не боялась обнажить перед ним все свои шрамы. Не только на теле, но и в душе. Он мечтал почувствовать ее трепетные объятия наяву.

С тех пор он забыл про покой и крепкий сон. Все его мысли занимала тихая, добрая северянка. Поначалу он пытался с ними бороться, но быстро капитулировал. Он хотел узнать, откуда у нее этот шрам, что заставляло ее морщиться как от пощечины каждый раз, когда замечала в отражении зеркал или окон свое лицо. Почему она так часто погружалась в раздумья, с тоской и печалью глядя куда-то вдаль? Почему сторонилась шумных компаний и как огня избегала внимания мужчин?

Но, несмотря на свои терзания, Закария ни разу не попытался с ней заговорить. Он прекрасно понимал, что это ни к чему хорошему не приведет, и лишь ночами в своей неуютной мрачной комнатушке давал волю чувствам и погружался в мысли о ней. С каждым разом они становились все безумнее и смелее.

Закария знал, что зашел непозволительно далеко, когда в одном особо красочном сне сжимал в объятиях обнаженную Тину и покрывал сладкими поцелуями ее шрам, длинную шею и хрупкие плечи. Той ночью он понял, что должен держаться от нее как можно дальше и избегать любой случайной встречи.

Однако все его планы потерпели крах, когда в Арден прибыл тот косматый кретин и потребовал принца Рэндалла выдать Тину.

Закария стоял на страже у зала Совета и слышал весь разговор. Его не волновало, была ли она виновна в смерти царевича. Единственное, чего он хотел, – ворваться в залу и свернуть мерзавцу шею, лишь бы тот не коснулся ее даже пальцем.

Потом принц Рэндалл приказал привести и ее. Закария до сих пор не ведал, как нашел в себе силы, чтобы не ослушаться приказа. Даже когда вел под руку напуганную до ужаса Тину, он лихорадочно соображал, как спасти ее. Он всерьез раздумывал выкрасть ее и сбежать на Восток. Там у него имелись знакомые, которые смогли бы позаботиться о Тине.

Когда правда вскрылась и он понял, что принц собирается инсценировать ее смерть, то чуть не заплакал от облегчения. Столь сильные эмоции Закария испытывал впервые за долгие годы и не видел смысла обманывать себя. Он был влюблен. А когда она с гордо поднятой головой посмотрела на Ираза, словно на кусок дерьма, влюбился еще сильнее. Такая скромная, тихая, кроткая, но при этом преданная и сильная пред лицом опасности. Она была совершенством. Поэтому Закария не смог остаться в стороне при виде того, как его гордая, сильная северянка горько плачет и молится о скорой смерти под действием яда. Он сорвался с места и опустился на колени, обнимая Тину. В тот момент, когда почувствовал тепло ее тела, вдохнул аромат ванили и сладкой выпечки, заглянул в ее большие блестящие глаза, Закария понял: Тина – вот кто станет самым большим его испытанием.

Он должен был бежать от нее, как от огня, понимая, какой болью и пустотой в душе обернется любовь к ней. Но продолжал лететь в самое пекло словно мотылек. Закария не смел ослушаться, когда принц Рэндалл приказал отвезти Тину в Деревню Предков. Закария знал, что она ослабнет от действия яда, ведь и сам пил подобные снадобья сотни раз. Знал, как тяжело ей будет в первые часы, поэтому, стоило ей прийти в себя, он снова усыплял девушку уколом иглы.

В ту ночь она спала в его объятиях, пока он умирал от любви и такого хрупкого, краткого счастья. А утром совершенно потерял над собой контроль.

Тина спала на боку. Ее худые длинные ноги, обтянутые плотной тканью штанов, переплелись с его собственными, а рука лежала на его животе. Она приоткрыла во сне рот и облизнула губу, отчего та стала влажной и заблестела под лучами восходящего солнца.

Не в силах бороться с собой, Закария наклонился к ней, желая украсть у нее во сне поцелуй. Она ничего бы не узнала, а он смог бы насладиться сладостью ее губ. Закария уже чувствовал теплое дыхание на своих губах, но в следующее мгновение отшатнулся.

Чем он лучше того ублюдочного царевича, если посмеет коснуться ее без дозволения?

Так и жил Закария долгие месяцы, страдая от любви. Он верил, что справится, что сумеет наступить себе на горло и подавить все человеческие чувства ради мести. Он готов был забыть Тину, но как же сильно ошибся. Ведь вплоть до той самой ночи он даже не подозревал, что нравится ей. Закария даже не смел надеяться на то, что эта светлая, добрая и нежная девушка способна полюбить его – черствого неотесанного грубияна.