Глаза Защитника нехорошо сузились.

2.

С тех пор как Кира начала принимать снадобье, которое дала Матрёна, сны ей больше не снились. Никакие. Ни обычные, ни те – странные. Это радовало. Позволило вздохнуть с облегчением, хотя смотреть на Защитника всё равно было как-то неловко.

Пасита же на неё будто за что-то злился. Рычал всё время. Зыркал недовольно. Это казалось вдвойне странным, учитывая, что на тренировках она, наконец, начала делать успехи.

Теперь далеко не каждый удар попадал в цель, Кира блокировала, уворачивалась и частенько успевала дать сдачи. Хотя, конечно, для тренированного Защитника её удары были, что комариный укус, но охотница помнила, Защитники в бою дополняют приёмы силой.

– Передохни и продолжим.

Кира сидела на холодной земле и радовалась первому снегу. Неповторимый запах свежести и обновления будоражил душу. Мечталось тропить русака [выслеживать на охоте зайца-русака. Прим. автора] утром по первому снегу, как в прежние безмятежные времена. Она вздохнула, и улыбка чуть померкла: «Да разве ж Пасита отпустит? Вон даже всю учёбу отменил, теперь с утра до ночи только и делаем, что дерёмся…»

Неожиданный удар в плечо опрокинул набок. Ошеломлённая охотница, еле успев откатиться в сторону, рывком поднялась на ноги.

Кира едва смогла приподнять веки, но не увидела ничего такого, что ей не подсказали бы запахи и ощущения. Мерно покачивало. Пахло кожей и мужским потом. Чуть меньше лошадью. Пальцы на босых ногах онемели от холода, но сил пожаловаться не было. На попытку отодвинуться подальше от ненавистного ей мужчины, тело отозвалось болью. Крепкая и тяжёлая рука лишь чуть напряглась, прижимая крепче.

– Прости, – раздался едва слышный хриплый шёпот. Щетина уколола висок, и сознание, пожалев, покинуло охотницу снова.

3.

Пасита зарылся носом в русые волосы. Свои чувства к такой вот беззащитной Кире он не мог объяснить. На поле не чурался загонять её до полусмерти. Бил не жалея, не давая подняться, как бил бы любого курсанта тщетно добиваясь выброса силы. Потом вёз домой, а сердце затапливала непривычная нежность пополам с виной. Дома Защитник впадал в злую хандру.

«Муки совести?!» – эта мысль стала открытием.

Успокаивало лишь то, что девчонке все нипочём. Сила её защищала даже получше, чем его самого. Ночь. День. Кира снова на ногах: «Ни один из курсантов Ордена на такое не способен…»

Захотелось выпить чего-нибудь покрепче. Подошёл бы сагалийский ханаретто, от которого пресекается дыхание и слезятся глаза. Его принято разбавлять ягодным соком, но сейчас он употребил бы и чистый.

Пролетел уже целый месяц с тех пор, как земля укуталась белым пушистым покрывалом и ударили трескучие морозы. Вечера Защитник коротал в одиночестве сидя у горячей печки и заливая тяжёлые думы вином. Изредка его покой нарушала Глафира. Робко входила и, если не гнал её сразу, молча опускала руки на плечи, одаривая неспешной лаской. Все это в полной тишине. Говорить он ей запретил, лишь закрывал глаза, представляя на её месте другую.

4.

Брякнула калитка. Тявкнул разок и тут же трусливо умолк Рыжик. Бабке Матрёне не нужно было гадать, кто пожаловал. Знахарка выпрямилась и вытерла мокрые руки о передник. Дверь отворилась и внутрь, не говоря ни слова, ввалился хмурый Защитник. Он нёс на руках безвольно обмякшую Киру, замотанную в его подбитый мехом плащ. Положив девушку на лавку, обернулся:

– До завтра сможешь её поставить на ноги? – заметив тревожное выражение на лице знахарки, добавил: – Два дня. Не больше.

– Лучше б снасильничал! – в сердцах буркнула Матрёна ему вслед, но осеклась, под обжигающе-холодным взглядом, когда тин Хорвейг молниеносно обернулся. К счастью, он ничего не добавил и вышел.

Матрёна, выглянув в окно, злорадно отметила, что и сам Пасита выглядит измождённо. Не считая красовавшегося на щеке кровоподтёка, при ходьбе он слегка припадал на правую ногу.

– Сеня! Воду вскипяти! – крикнула она.

Кира слабо застонала, приходя в себя. Знахарка подскочила, развернула плащ и всплеснула руками:

– Совсем озверел! Да что же это делается? – и добавила богохульно: – Где твои глаза, Киалана?

Вбежала Есения.

– Боги, Кирочка! – девушка прижала руки к щекам. – Почему она в исподней рубахе? Зима ведь!

– Чего застыла? Воды неси!

– Так уже нагрела.

Матрёна разрезала ткань. Оценив степень повреждений, вздохнула:

– Бедное дитя, будто стадо быков пробежало!

Несмотря на сплошь покрытое ссадинами и ушибами тело, всё было не так страшно, как показалось. Матрёна проверила ноги, уже не удивляясь отсутствию обморожения. То, что Кира непростая девочка, знахарка узнала, ещё когда той было всего три зимы.

Она споро принялась за дело, ворча под нос:

– И чего привязался? Колотит и колотит! Да и сама хороша, сколько уже говорила – текай!

– Не сбегу… – одними губами едва слышно прошептала Кира.

– Помолчи! – Матрёна кинулась к полкам со склянками и пузырьками. Вынула один, посмотрела на свет тусклой масляной лампы, кивнула и отмерила часть в ложку: – На-ка, вот – выпей.

Кира с трудом проглотила снадобье, поперхнулась и закашлялась. Кашель перешёл в стон, и из уголков глаз выкатились слезинки.

– Тихо, девочка, тихо. Потерпи, – Матрёна принялась ощупывать рёбра.

– Мама… – шепнула Кира, и ещё одна слеза прочертила дорожку по виску. – Не… говори ей. – слова давались с трудом.

– Не скажу, – помрачнела Матрёна, в душе радуясь, что Анасташа уехала погостить к родственникам в Вороньи Гнёзда, да из-за метелей задержалась. – Неча Анасташе ещё больше сердце рвать…

5.

Кира ничего не ответила знахарке, потому что уснула, несмотря на горящие огнём пальцы ног. Несмотря на саднящее тело. Несмотря на каждый вдох, отдающийся болью. Сказалась усталость. Организм был на пределе, а в тепле вконец разморило.

Впервые за долгое время ей приснился сон, вернувший в реальность:

– Раздевайся! – Голос Паситы прозвучал резко и отрывисто.

– Зачем?

Вместо ответа, последовал прямой удар. Охотница ушла классическим «шагом назад», но схитрила, ответив «кошкой» – подлым приёмом, нацеленным лишить противника зрения. Била по-настоящему не жалея. За что и поплатилась. Тяжёлый кулак обрушился на рёбра, затем в живот ударило колено, и тут же её отбросили в сторону.

Кира не то что не смогла сгруппироваться, она дышать в этот миг разучилась. Шлёпнулась плашмя, разбив нос об утоптанную до состояния льда площадку. Попыталась отползти, но пронзившая грудь резкая боль не позволила этого сделать.

– Вставай и раздевайся, – повторил тин Хорвейг.

Упрямо сжав зубы, стараясь не стонать, загоняя боль подальше, Кира все же поднялась и встала в стойку.

– Если ты сейчас же не скинешь одежду, я её сожгу прямо на тебе, – угроза прозвучала ровно.

Когда штаны затлели, Кира обречённо сорвала их первыми. Вскоре рядом упала куртка. Следом – тёплая поддёвка.

– Сапоги.

Пасита оставался непреклонным.

Оказавшись в одной исподней рубахе, Кира подняла глаза на Защитника. В них горели вызов и негодование, но не огонь силы…

– Рубаху тоже снять? – Ноздри девчонки раздувались от гнева.

Пасита залюбовался наблюдая, как порывы ветра играют с тонкой тканью, то обрисовывая контуры продрогшего тела, то скрывая их очертания. Мгновение помедлил, принимая решение, но, покосившись на Харилу, который, притопывая и хлопая себя руками, бродил в ожидании по краю площадки, понял, что не хочет, чтобы идиот пялился на его девчонку своими масляными глазами.

– Так сойдёт, – он встал в стойку. – Продолжим.

Хариле порядком опостылело принимать участие в этом странном действе. раз за разом одно и то же. Он засопел, наблюдая, как охотница снова упала, не в состоянии дать отпор, но упрямо поднялась шатаясь.