— Что закажете, ваше величество, тем и кормят.

— Первая хорошая новость за сутки! — расцвел было конунг, но почти сразу же осекся смущенно. — Слушай, Сим, если хочешь, мы можем пойти говорить с соседями вместе с тобой!

— Если они окажутся не слишком разговорчивыми, я намекну им, что ты тоже хотел заскочить пообщаться, — дрогнули губы Серафимы в шкодной улыбке, но тут же снова поджались и напряглись.

— Что случилось? — заметил и забеспокоился рыжий воин.

Но ее ответ был обращен к придворному знахарю.

— Мастер Фикус… а Груша когда-нибудь вообще держала в доме птиц?

— Что? — встрепенулся, точно испуганный селезень, доктор, вырванный обращением откуда-то из глубин своих мыслей. — Птиц?.. А-а, нет, что вы, ваше высочество. Собака у ней была, большая, рыжая такая, одноглазая, злющая… а птиц не было. А отчего вы спросили?

Царевна окинула критическим взором ажурное сооружение из медной проволоки, прикидывая, не могла ли строгая бабка помещать туда в качестве наказания разбушевавшуюся псину, но отмела это предположение как вивисекторское изначально и вздохнула.

— А оттого, мастер Фикус, что если волшебные голуби, кроме писем, не носят с собой еще и клетки…

— Старушка могла ее купить на любой барахолке, — возразил бард.

— Вот именно, — поправила меч Сенька и шагнула к двери. — Могла — и купила. Но это означает, если я хоть что-то соображаю, что случайное письмо у нас на глазах превращается в регулярную переписку.

— С каждой минутой становится всё яснее и яснее… — пробормотал отряг, страдальчески морща лоб в попытке выжать из их ситуации хоть каплю смысла или логики. — И, кстати, собаку-то как раз я во дворе не заприметил.

— Погулять удрала? — пожал плечами Кириан, вспомнив собачьи сообщества, рыскающие по улицам в поисках еды и развлечений, представил одно из них, возглавляемое большой рыжей злобной псиной, увидевшей, как из дверей ее дома появляются непонятно кто…

— Когда будем выходить, ты, Олаф, первым иди, — хмуро проговорил миннезингер.

— Почему? — удивленно глянул конунг.

Голос менестреля дышал спокойным мужеством и верностью долгу боевого товарищества.

— Сейчас моя очередь прикрывать тылы.

Как бы ни ухмылялся конунг и ни хихикала царевна, было похоже, что Кириан отнесся к выбранной себе задаче чрезвычайно ответственно: Фикус и Олаф спустились во двор, обошли его в поисках собаки или хоть чего-нибудь, что могло бы подсказать, куда ушла ее хозяйка, ничего не обнаружив, вышли на улицу… А его все не было и не было. Но когда отряг и знахарь уже начинали волноваться, не приключилось ли чего с пиитом[578], и рассчитывать, в каком сочетании им меняться одеждой и инструментами, чтобы снова вернуться в дом, дверь, наконец, распахнулась, выпуская на крыльцо странно задумчивого и притихшего менестреля.

И никто из его товарищей не видел, как в открытое окно дальней комнаты вылетел и пропал в синеющем подступающей ночью небе королевский голубь.

Прошел почти час, прежде чем Сенька, утомленная, но еще больше — угрюмая, ловко проманеврировав между занятыми до последнего угла столами, приземлилась рядом с товарищами.

На улице было тепло, и большой камин в дальней стене зиял холодным черным провалом за витой чугунной решеткой. Какофония из гари и кухонных ароматов наполняла общий зал, смешиваясь причудливым образом с запахом горячего железа и меди. Ровный гул голосов и стук оловянной посуды о медные столешницы вызывали мысли то ли о какой-то странной кузнице, то ли о большом загадочном механизме.

Так вот ты какой — атланский трактир…

Серафима пробежала по столу голодным взглядом.

Конунг, перехватив его, заботливо придвинул ей кувшин с пивом.

— Мы тебе заказать чего-нибудь хотели, но побоялись, что остынет.

— Ну, фак, фё-нифуть фыиснивось? — Кириан, тоже поймавший взор царевны, торопливо затолкал в рот последний пирожок, еще остававшийся на блюде, и с нетерпением подался вперед.

— Матушка Груша не вернулась?.. — тревожно моргнул знахарь, и быстро добавил: — …ваше высочество.

— Давай пока без величеств и высочеств, ладно? — устало выдохнула Сенька, плеснула в свободную кружку пива, понюхала, сморщилась, но все равно пригубила — ровно настолько, чтобы убедиться, что обоняние ее не обмануло.

— Похоже, дело отравления клиентов поставлено здесь на поток… — скривилась она и брезгливо отодвинула оловянную тару.

Из-за спин посетителей, расположившихся за соседними столами, вынырнула пышнотелая низкорослая женщина в вышитом желтом чепце и в то ли застиранном, то ли по жизни бежевом фартуке поверх красного платья. Приняв заказ на свиное жаркое с картошкой и зеленью[579], она коротко кивнула и снова пропала в гуще толпы, как охотник в лесу.

— Ну, так что? — прожевав, повторил свой вопрос менестрель, обиженный отсутствием немедленного ответа.

— Ничего, — вполголоса, так, чтобы кроме ее компаньонов никому не было слышно, произнесла царевна. — В последний раз соседи видели Грушу с месяц назад. Вернее, так видели, что запомнили это.

— А еще можно видеть так, чтобы не запомнить? — отхлебнув из отвергнутой Сенькой кружки, ехидно сострил бард.

— Можно, — ко всеобщему удивлению не поддалась на провокацию их разведчица. — Например, никто из тех, кто гоготал над нашими нарядами, уже через полчаса не вспомнил, что мы заходили в дом.

— Это как так? — нервно оглянулся по сторонам Олаф. — Магия?

— Угу, — исчерпывающе отозвалась царевна.

— Но матушка Груша не ведьма! — возмущенно покраснел придворный врач.

— Быть ведьмой — не стыдно, — сурово проговорила Сенька, и Фикус завял.

— Да, ваше высоче… Да. Нет. Ничего стыдного. Совсем. Ведьма — профессия не хуже и не лучше плавильщика, скажем, или гончара, или лекаря. Но…

— Но при встрече с гончаром и даже с лекарем никто не старается на всякий случай перейти на другую сторону улицы, — усмехнулась царевна.

— Нет!.. То есть… да…

Менестрель поискал глазами, чего бы еще съесть, не нашел, и долил себе еще пива.

— Заклинания отвода глаз и склероза, — подняв указательный палец к закопченному медному потолку, провещал поучительно он, — мог бы накладывать на нее этот ваш колдун-коммерсант, как его там… Саксаул?

— Кизил, — сухо поправил Фикус.

— Один пень, — пренебрежительно дернул плечом Кириан и продолжил важно с видом мирового эксперта по волшебству: — К чему я клоню, так это к тому, что магия — самый простой и действенный способ спрятаться у всех на виду.

— Не знаю, как на дом, но на человека свежий отвод глаз надо накладывать каждый день, если не каждые полдня, — упрямо помотала головой Серафима. — Думаешь, каждый раз перед тем, как вернуться, положим, из лавки домой, она заходила за заклинанием к Кизилу? Да и бесплатно он делать это не стал бы. Если коммерсант. А откуда у ней столько денег?

— Деньги ей могли давать квартиранты, или родственники, или знакомые… Ну, те, которые живут у ней, — резонно предположил отряг.

— Или вместо нее, — очень тихо проговорил атлан.

— Что?

— С чего ты?..

— Что он сказал?..

— Я сказал, что пока она была жива…

На этом Фикус осекся, затряс в негодовании на себя головой и яростно шлепнул себя по губам — раз, другой, третий — словно за провинность перед лицом короля или самих всемогущих богов.

— Боги всемогущие, простите дурака… простите… — покраснев, исступленно бормотал он. — Чего ведь только в башку пустую не залезет… Конечно же, она жива!..

— А с чего ты решил?.. — договорила на этот раз свой вопрос Сенька.

Лекарь упер взор в столешницу и покачал головой:

— У матушки Груши, сколько я ее знаю, никогда не было так грязно… Да, денег у нее было не особенно много… но чистота не стоит ничего… так она говорила… и Вишня к ней заскакивала частенько: где сготовит, где помоет… Последние полгода матушка Груша прибаливала, дальше колодца на углу не ходила… А сейчас… Затоптанный пол… эта посуда в корыте… объедки на столе…