— Шестьдесят восемь?! — дружно вытаращились три пары глаз. — Шестьдесят восемь?!
— А сколько тогда лет Вишне?!
Атлан коротко задумался, загибая пальцы.
— Сорок семь. А что? Это что-то меняет?
— Н-нет, абсолютно ничего… — покачала головой царевна. — Просто… когда говорили, что…
И тут новая мысль ударила в голову, словно вся коллекция топоров Олафа.
— Погоди!.. А сколько тогда лет было Дубу Третьему?!
— Сорок, ваше высочество, — всё еще не понимая, в чем суть проблемы, сообщил доктор.
— Слушай, лебедь, чего ты нам сказки рассказываешь? — подбоченившись, сердито фыркнул миннезингер. — Как дочь может быть старше отца?!
— Насчет Вишни ты это пошутил, что ли? — недобро нахмурился конунг.
— Дочь?.. Отца?.. Пошутил?.. — Фикус недоуменно сморгнул, и только тут до него дошло. — Ах, вы про это!.. Нет, конечно, нет! Вишня — дочь Дуба! Но Дуба Второго! Отца покойного короля!
— Ладно, хоть деда, лишь бы дочь, — с облегчением выдохнула Серафима и снова огляделась по сторонам, точно рассчитывая из расположения мебели и неубранной посуды на столе вычислить местонахождение неуловимой Наследницы. — И лишь бы найти…
— А заклинание она могла купить у Кизила, его мастерская всего в трех кварталах отсюда! — отметая остатки сомнений, предположил лекарь. — Правда, это недешево, совсем недешево, но он иногда дает их в рассрочку, если человек хороший знакомый и очень надо…
— Могла… — рассеянно кивнула Сенька, не отрывая глаз от корыта, доверху заваленного грязной посудой вперемешку с остатками еды.
— Груша жила не одна? — вслед за царевной принялся изучать комнату менестрель.
— Если бы у моей бабушки был такой кавардак, дед выгнал бы ее из дому, — разглядывая истоптанный пол и рассыпанную перед поддувалом плиты угольную крошку, неодобрительно произнес конунг.
— Нет, одна… Всегда… обычно… — впервые обратив внимание на беспорядок, неуверенно выдавил придворный врач. — Вишня приходила ее навещать… иногда… но… но…
— Может, старушка болела? — предположил Кириан.
— Соседи помогли бы ей! — не задумываясь, ответил атлан. — Очень добрые и внимательные люди, я сам когда-то, давно, правда, жил через два дома отсюда, я знаю! Они всегда так делали: если кому-то неможется, то принести воды, помыть пол, посуду или сварить обед их не надо было и просить!..
— Или покормить птичку… — продолжила ряд добрых дел Сенька.
— Да, конечно… — кивнул, обрадованный пониманием, знахарь, и замер. — Какую птичку?
— Голубую, — неопределенно мотнула головой куда-то вверх царевна. — Которая в клетке на чердаке.
Если бы она сама превратилась вдруг в птицу, изумление лекаря не было бы таким внезапным и полным.
— Птичку?! Голубую?! На чердаке?!
И, не дожидаясь пояснений, он с уверенностью человека, не однажды бывавшего в доме на правах близкого друга, стремительно проскользнул мимо конунга, юркнул в соседнюю комнату, из нее — в другую, откуда на крошечный чердак вела спиральная лестница, и грузно затопал по кованым ступеням наверх.
Когда маленький отряд добрался до лестницы, в проеме чердачного хода уже маячил встревоженный Фикус. В руке его была большая медная клетка. А в клетке — голубь необычного небесно-голубого цвета.
— Это он… он… он… — потрясенный до глубины души, бормотал без остановки лекарь, тряся головой, словно надеясь, что наваждение, каким бы оно ему не представлялось, от этого рассеется и сгинет.
Но, похоже, ни рассеиваться, ни пропадать морок не собирался, и потерянное бледное одутловатое лицо странным маятником качалось в полутьме чердака.
— Он — это кто? — не выдержала первой Сенька.
— Королевский… почтовый голубь… — точно всё еще не веря себе, медленно проговорил атлан. — Специально выведенная магами порода… очень малочисленная… Каждая птица стОит как взрослое дерево… Есть только у короля… Может отыскать любого человека в стране… даже если никогда его раньше не видел… и не знает места, где он живет…
— Как? — не понял отряг.
Фикус задумался.
— По запаху, может?
— Как собака? — недоверчиво выпятила губу царевна.
— А чем королевский голубь хуже какой-нибудь помоечной шавки? — обиделся лекарь. — В любой точке страны и даже за границей!
— С дуба падали листья ясеня… — присвистнул Кириан, и лютня его с тихим изумлением звякнула в такт словам хозяина.
— Но зачем королю присылать матери покойной кухарки волшебного голубя ценой в дуб? — в непонимании наморщил лоб Олаф.
— Которая после этого сбегает из дому, наложив на крыльцо заклятье?.. — продолжил менестрель.
Как не замедлил бы выразиться отсутствующий Ахмет, масло растерянности царевны можно было черпать ложкой оторопи и намазывать на лаваш недоумения.
— Вот бы знать… вот бы знать…
* * *
Голубая птица массового поражения была спущена с чердака в дом с приличествующей ее стоимости церемонностью.
Поискав глазами вокруг и не найдя, куда бы можно было поставить просторную клетку, незваные гости вернулись на кухню, она же прихожая, отодвинули на край стола тарелки с недоеденным то ли обедом, то ли завтраком, и водрузили птицу на усеянную крошками столешницу.
— А разговаривать, часом, он не умеет? — глянул с надеждой сначала на голубя, потом на атлана менестрель.
— Н-не думаю… — без особого убеждения пробормотал окончательно растерявшийся медик.
— Хотя при его цене мог бы не только говорить, но и пирожки жарить, и на скрипке играть, и крестиком вышивать, — заметила Сенька.
Птичка, похоже, соображений царевны не разделяла, потому что коротко буркнула что-то себе под клюв и демонстративно повернулась к честной компании тылом.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что к лапке голубя был прикреплен небольшой цилиндрический футлярчик — увы, пустой.
— Значит, он письмо сюда принес, — глубокомысленно почесал подбородок отряг. — Которое старушка достала, прочитала…
— И убежала, — снова добавил Кириан. — Предварительно превратившись в ведьму.
— А, может, ведьма уже была с ней? — Сенька кивнула на задвинутый к стене ассортимент тарелок. — Для одного человека — многовато.
— И они вместе убежали? — уточнил бард.
— Может, вместе. Может, по отдельности… — вздохнула царевна. — Главный вопрос теперь в том, вернется ли бабулька обратно…
— А если вернется, то когда, — резонно подытожил конунг. — Нам ждать недосуг.
— Хм-м-м… — хмуро скрестила руки на груди Серафима, обдумывая возможные варианты развития событий — один другого кислее.
Вдруг глаза Кириана зажглись.
— Слушай, Фикус!
— Да, музыкант? — настороженно покосился на него лекарь.
— А ты умеешь этими птичками пользоваться? — бард ткнул пальцем в голубя, апатично восседавшего на жердочке, словно происходящее вокруг его совсем не касалось.
— Нет, — покачал головой атлан. — Этим занимается исключительно королевский голубятник, волшебник, перенявший секреты ремесла у своего учителя лично. Да я и не думаю, чтобы почтовые голуби стали слушаться простого человека…
— Жалко, — поджав губы, хмыкнул менестрель. — Значит, отправить его с запиской к Вишне или Груше не удастся…
— И что теперь делать будем? — вопросительно пробасил отряг.
— Как всегда в таких случаях, — вздохнула Сенька, — поступим предельно тупо.
— Это как?
— Пойду, поговорю с соседями. Ждите меня… ну, скажем, на том же углу: в дом вернуться без наших переодеваний я все равно не смогу. Да и зачем?
— Осмелюсь предложить вашему величеству и вашему высочеству встретиться в трактире, — услужливо произнес знахарь. — Направо, в двух кварталах отсюда, на углу этой улицы и Большой Торговой. «Скелет в шкафу».
— Замечательное название! — хмыкнул Кириан, и глаза его впервые за весь день радостно заблестели[577].
Оживился и Олаф:
— А пирогами там кормят?