Потом иная мысль пришла ей в голову.

— Кстати, вот кто нам может помочь, — обворожительно улыбнувшись, обернулась она, подхватила арбитра под единственную руку и обвела широким жестом разбросанную ей кучу перекрученного металла и дробленого камня.

— С превеликим моим удовольствием, ваше величество, — покривил губы в попытке куртуазной улыбки Вяз. — Если только вы объясните, что в этой груде хлама… еще двадцать минут назад — стоимостью с особняк в центре города… может быть интересного.

Брови царевны при обозначении цены перемолотых магией големов дрогнули, и почти сразу же приподнялись во второй раз — при мысли о том, как отреагирует на известие мастер Олеандр.

Но лирика ей пока была чужда.

— Или что в этой груде хлама может интересного не быть, — тихо проговорила Серафима. — Ты знаешь, Вяз, как выглядит схем?

— Схем?.. — нахмурился, размышляя, атлан. — Я видел только один… довольно давно… Это был зеленый пергамент со множеством пересекающихся золотых полосок и драгоценными камнями, вставленными каким-то образом… да, конечно, магией… туда, где полоски встречались…

— Пергамент… — поморщилась царевна как от зубной боли. — То есть, после агафоновой мясорубки от него и следа могло не остаться…

— Я думаю, осталось бы, — задумчиво сощурились глаза атлана. — Это особый пергамент. Его нельзя ни порвать, ни сжечь. Не то, чтобы кому-то пришло в голову это делать — волшебники Узамбара, которые делают големов, дают за возвращаемый схем половину его начальной цены.

— Зачем он им? — удивился отряг.

Однорукий пожал плечами:

— Говорят, что они вкладывают его в свежего голема. Сдирая с покупателя деньги как за только что сделанный, естественно. Я слышал, чтобы создать новый схем, требуется с десяток недель, иногда — месяцев, если заказ особо сложный.

— А сколько времени нужно, чтобы изменить старый? — цепко прищурилась Серафима.

Вяз ответил таким же внимательным взглядом из-под черных нависших бровей, выдержал паузу и тихо проговорил:

— Не думаю, что их можно менять.

— Руками, может, и нет. А магией? — предположила Сенька.

— Самое главное в схеме не магия, а расположение линий и камней, — покачал головой арбитр. Магия всего лишь дает им жизнь, а что это будет за жизнь — диктует наплавленное на них золото и самоцветы.

— У тебя степень в магических искусствах? — недоверчиво усмехнулась царевна.

Вяз улыбнулся в ответ.

— Вы могли бы просто спросить, откуда мне это известно.

— Хорошо, спрашиваю.

— Отвечаю, — склонил в насмешливом полупоклоне голову атлан. — Когда мы с хозяином ездили в Узамбар за этими двумя… — однорукий кивнул в сторону обломков, — то пришлось немного там подождать, пока наш заказ будет выполнен. Мы жили там дней пять, прямо в их училище, общались с мастерами и учениками… Поверите или нет, но это были весьма познавательные пять дней.

Лицо царевны приняло отрешенно-сосредоточенное выражение, мысли заметались в голове как испуганные белки: «Кабуча… Значит, схем не меняли… То есть, получается, на схеме было записано, что в один прекрасный день они должны напасть на зрителей в первом ряду? Причем за одним из них они должны были гоняться несмотря ни на что?.. Чушь какая… Они разглядывали толпу! Высматривали именно нас! Но почему?.. Но как?.. Но кто?.. Тис?.. Как? И зачем? Мы ж не международный трибунал… Боится, что найдем наследника? Но я бы на его месте дождалась, пока найдем… если найдем… а уж потом… И, причем, наследника, а не гостей… Дичь. Чушь. Чушь и дичь… Не сходится… Ничего не сходится!..»

Разговор тем временем тек дальше.

— И часто вам приходилось возвращать схемы? — спрашивал Иванушка.

Вяз медленно, словно припоминая, качал головой:

— На моей памяти — только один раз.

— А что с тем големом случилось?

— Прошлого хозяина Арены посетила гениальная мысль выяснить, кто сильнее — голем или горный демон.

— И откуда он взял в городе горного демона? — недоверчиво хмыкнул Олаф.

— Нет, в городе, конечно, демона бы ему никто не дал, — усмехнулся атлан. — Поэтому он собрал зрителей, готовых заплатить за невиданное зрелище — богатеньких сынков, нанял мага, выбрал голема — вроде Стального Убийцы, только покрупнее — и отправился в горы искать и выманивать демона дикого.

— И нашли? — позабыв про раздумья и сомнения, спросила царевна.

— Нашли, — усмехнулся арбитр. — Конечно, для этого пришлось выходить за защитную линию, а после этого бродить еще день… но нашли.

— И что? — полюбопытствовал конунг.

— Через два дня Арена приобрела нового хозяина, тот — нового голема… Ну, а несколько знатных родов Атланды — новых наследников титулов. Кстати, ваши величества, я рад, что у ваших родов не возникла та же проблема.

— А уж мы-то как рады… — ухмыльнулась царевна.

Вяз хохотнул, собирался что-то ответить, но снова шум со стороны входа отвлек его и собеседников.

— Дык, двери узкие…

— И низкие…

Через распахнутые двери, колышась, как фруктовое желе ассорти, протискивался такой же разноцветный шелковый паланкин с четырьмя носильщиками в ливреях.

В паланкине, рядом с закутанной в шелка дамой, испуганно таращащей глаза под дымкой вуали, восседал Ахмет.

В руке его был зажат церемониальный крис-нож, черные очи метали искры, усики воинственно топорщились.

— Быстрее, быстрее, вы, дети улитки и черепахи!!!

— И лестница тут корявая…

— И навалено на ней горные демоны знают, что…

— Это не значит, что нужно ползти подобно умирающим тараканам, о позорище рода носильщиков!

Дама под вуалью, увидев над собой крышу и заслышав голоса, осмелела.

— Ты не смеешь повышать голос на мою прислугу! И куда ты меня привел, негодяй?! Если тебе нужны мои драгоценности… Кольца… колье… браслеты… диадема… Вот! Возьми и убирайся! Душегуб, мерзавец, подлец!!!..

Пассажирка паланкина яростно сунула в свободную руку калифа сорванные с себя украшения.

Словно ужаленный оскорблением — или действием женщины, Ахмет рывком повернул к ней голову, отшвырнул со звоном заскакавшие по ярусам драгоценности, прищурился, будто тигр на антилопу…

— Любые драгоценности по сравнению с самоцветами ваших бездонных глаз — пыль и дым на горизонте безводной пустыни!

— Вор! Похититель!.. — по инерции выкрикнула дама, сбилась с вокабуляра и дыхания, когда славословие калифа дошло до нее, но быстро обрела душевное равновесие и продолжила с не меньшим апломбом: — Подхалим! Льстец! Краснобай! Если тебе не надо золото, забирай паланкин и прислугу, но дай мне выйти, мужлан и нахал!!!..

— О, чудная гурия севера, чей голос прекраснее журчания ручья в полуденный зной, мы не можем допустить, чтобы дивная ножка горной газели коснулась этих нечистых камней! — молитвенно прижал к груди руки Ахмет.

— Я прошу позволения выйти уже три минуты, когда камни еще были чистыми!

— Но мы сочли бы себя опозоренным навеки, если бы позволили обворожительной пэри диких краев, при виде чьего лика сама луна от стыда закрывает себя затмением, ходить пешком там, где она достойна скользить над грешной землей подобно хрустальному облаку!..

Калиф прослезился.

Дама растерялась.

— Но… вы меня похитили… даже не видя моего лица!..

— Блеск нечеловеческой красоты может ослепить неподготовленные очи, ибо недостойны мы, сирые и слабые духом, лицезреть волшебный облик изумительной феи!.. — встал на свою защиту шатт-аль-шейхец.

— О…

— …А голосок горнего духа, доносящийся из уст, что слаще финикового меда, предполагает красу, заставляющую стыдливо померкнуть все краски садов Сулеймании! — изящно выровнял он линию фронта.

— А…

— Я каждую весну не знаю, что со мной. Клянусь, всю жизнь готов я верен быть одной, когда бы не цвели вы, дщери Сулеймана, стремительней, чем яблони весной!.. — перешли в контрнаступление армии Шатт-аль-Шейха.

— Ах… Ну, право же…

— Наше восхищение обворожительной девой севера не знает границ, и летит впереди нас, подобно майской ласточке к милому сердцу гнезду! — молодецким броском добрались они до столицы противника.