Как бы ни была нелепа его внешность в виде статуи или гравировки на лезвии кинжала, в самом оригинале не было ничего даже отдаленно несуразного.
Массивная горбоносая морда с блестящими глазами — сгустками смолы носила выражение отстраненно-философского глубокомыслия, свойственного всем обычным сородичам Кэмеля. Черные кожистые крылья, точно выкроенные из куска ночи, были небрежно сложены вдоль багровых боков. Широкие, как блюда, раздвоенные копыта с небрежным достоинством попирали роскошные ковры под ногами. Из-за скрещенных на груди покрытых короткой багровой шерстью мускулистых рук виднелась наборная рукоятка прямого кинжала.
— К…Кэмель… — только и смог выжать из себя ошарашенный явлением Охотник. — Ж-желаю тебе… здравствовать… о чудесное… порождение Вселенной… рассекающее время… и расстояния… подобно кинжалу… взрезающему шелк…
Верблюд пошевелили ноздрями и еле заметно склонил голову — то ли показывая, что приветствие не прошло незамеченным, то ли, в свою очередь, свидетельствуя свое почтение человеку, его призвавшему, и благоговейно замершей в отдалении компании.
— Э-э-э… как на него залазить? — Кириан в паническом страхе не успеть на рейс, способный отправиться так же неожиданно, как и прилетел, впился возбужденным пылающим взором в просветлевшее лицо ибн Садыка. — А мы все поместимся?
— Не надо ни на кого залазить, — умиротворенно улыбнулся старый волшебник. — Подойдите все к нему. И когда мы будем готовы, Селим должен дать ему приказ — куда нас отнести.
— Говорить о присутствующих в третьем лице невежливо, — вдруг прозвучал в мыслях у всех укоризненный бархатистый баритон с обертонами барханов.
— А?..
— Э?..
— Ой…
— Нет, это не массовая галлюцинация, и не коллективное помешательство, и в обед вы ничего подозрительного не съели. Это действительно говорю я.
Ошеломление, испуг, восхищение, конфузия, восторг смешались в одну искристую феерию эмоций на физиономиях людей.
— Он… ты… вы… говорящий?.. — первой выразила общие чувства Эссельте.
— Бывая так часто среди людей, немудрено научиться вашей речи.
— В молодости, служа в охране караванов, я бывал в обществе верблюдов так же часто, как ты — в людском, смею предположить, о дивный Кэмель, — пораженно развел руками Селим, — но сказать, что я хотя бы попытался изучить их язык…
Верблюд криво усмехнулся.
— Если бы тебя назначили судить их поэтические конкурсы, у тебя бы не было другого выхода, о Селим, сын Азиза.
— Ты хочешь сказать, о Кэмель, что верблюды тоже пишут стихи? — вытаращил глаза Абуджалиль.
— Да. А почему бы им этого не делать? — чуть обиженно вопросил гость.
— А если у них получаются стихи очень плохие? — не удержалась Сенька.
— Тогда к ним прилетает крылатый человек с ногами, руками, копытами и скорпионьим жалом.
— Где? — завороженно выдохнул Кириан.
— Там, — лаконично ответил верблюд.
— А… э…
— И… тоже их… того?.. — чиркнул по своей могучей шее большим пальцем Олаф, не дожидаясь, пока пиит домучает свой новый вопрос, или уточнение к старому.
— Их… кого? — недоуменно нахмурился верблюд.
— Этого, — любезно подсказал Абуджалиль, повторив жест отряга и как бы невзначай кивнув на выглядывающих из-под верблюжьей подмышки кинжал.
— Ах, вы это имеете в виду! — улыбнулся посетитель. — Не совсем. Вы можете представить себе только что описанное мною существо?
— Н-нет, — нервно, но честно покачала головой Яфья.
— Ну, и не надо. Знайте только, что когда оно является никудышным верблюжьим поэтам, то один его вид заставляет их поклясться никогда больше не писать стихов.
— И они сдерживают свою клятву? — не поверил Масдай.
— О, да.
— А люди… неужели только им нужны такие… радикальные меры? — тоже покосился на кинжал Иванушка.
— Человек — народ упрямый, и если ему скажешь, что он плохой поэт, он, вместо того, чтобы бросить это занятие, или устремиться к самосовершенствованию, лучше пустится на поиски того, кто скажет ему, что он поэт хороший. А толпы плохих поэтов, считающих себя гениями, очень вредны для экологии Вселенной.
— Много работы? — сочувственно пошевелил кистями ковер.
— Хватает, — вздохнул визитер. — Вот и сейчас я задержался явиться на ваш призыв, потому что посещал конкурс лириков в Наджефе, а оттуда пришлось срочно вылетать на заключительное заседание съезда сатириков в Дар-эс-Салям — когда еще все вместе соберутся… теперь…
— А-а-а…
— Ничего.
— Ничего страшного.
— Мы подождали.
— Главное, что ты прилетел!..
— Кстати, о прилетах. У меня через семь минут собрание пародистов в Бархайне. И если вы думаете, что там делов будет на раз-два и пошел, то глубоко ошибаетесь. Так что, не хотелось, конечно, прерывать столь милую беседу, но я бы попросил вас поторопиться с выбором пункта назначения.
— А мы уже выбрали! — радостно воскликнул Абуджалиль.
— И куда же вам?
— В Шатт-аль-Шейх, конечно! — сообщила Сенька.
— Шатт-аль-Шейх — понятие растяжимое, — ворчливо заметил Кэмель.
— Сначала мы оставим в безопасном месте премудрого ибн Садыка, Селима, Яфью, Эсельте и Кириана, а потом отправимся во дворец, — решил Иван.
Маариф запрокинул голову и от души расхохотался.
— Ты хотел сказать, юноша, что сначала мы оставим в безопасном месте вас, а я продолжу путь во дворец! — отсмеявшись, промолвил он.
— Но…
— Но мы…
— Но вы…
— Но мы не можем!..
— Я пошутил, пошутил, о неугомонные гости с севера! — умиротворяюще взмахнул руками отец Масдая. — Мы все с любезного позволения чудесного Кэмеля летим во дворец, ибо утруждать моих спасителей такой нудной мелочью, как выдворение какого-то кооба из калифа было бы неблагодарностью с моей стороны!
— Нет-нет, что вы, не надо, уважаемый ибн Садык, мы сами! — воскликнул Абуджалиль.
— Мы ж горшочек ваш не потеряли! — отважно воспротивился восставший со своего одра контузии Агафон.
— Не спорьте, юноши, — мягко, но решительно прищурился последний Великий, и слова, заготовленные молодыми магами, так и остались у них на языках. — Уважьте последнее желание старика.
— Но…
— Почему последнее?
— У вас же в запасе есть еще…
— У меня в запасе еще есть день. Или неделя. Или — самое невероятное, огромное и бескрайнее, как жизнь в Блуждающем городе, месяц. Я старик, дети мои. И ушел… точнее, сбежал сюда, когда почувствовал близость конца. Да, мы, старые маги, обладаем таким даром… Или проклятьем? Ну, да это вопрос риторический. Создавая это место, мы думали, что выигрываем у смерти миллион. А оказалось, что всего лишь взяли взаймы. А заем, рано или поздно, всегда приходится отдавать… Ну, да через день-другой-третий это уже станет древнейшей историей, поэтому забудем об этом! А теперь вставайте поближе к почтенному Кэмелю — ждать ему долго нас не резон. Ну, же! Живее! Селим, твой ход!
Охотник степенно кивнул, откашлялся, встретился с верблюдом глазами и торжественно проговорил:
— Прекраснейший из кораблей пустыни,
Пусть крепость твои крылья не покинет!
Где б ни был он, доставь к калифу нас,
Захваченному злобным духом ныне!
Едва последнее слово слетело с чуть дрожащих от волнения губ старого стражника, как черные крылья верблюда раскрылись, будто ночь вокруг расцвела и вспыхнула всеми красками тьмы и, не успели люди охнуть, как два гигантских полотнища обняли их нежно, погружая с головой в холодный круговорот галактик и звезд. Перед глазами их всё закружилось, завертелось, поплыло, земля пропала у них из-под ног вместе с такими предрассудками, как вес, сила притяжения и время, и они почувствовали, что падают, падают, падают бесконечно долго, а, может, просто летят, паря над вселенными и мирами…