— И что? — упорствовал в непонимании сын Рагнарока.

— Мы бы хотели поглядеть, что у тебя там, — просительно, с тщательно, но безуспешно скрываемым обожанием, уставился в непроницаемые глаза цвета отряжского ледника Олаф. — Пожалуйста?..

— Нет.

С таким же успехом сын конунга мог попросить об услуге сам ледник.

— Но почему? — воззвал к здравому смыслу бога грома Иван. — Если там нет кольца, то вам абсолютно нечего скрывать от…

И снова Мьёлнир доказал, что он — сын своего отца.

— Не вашего ума дело.

— Но…

— Там. Вам. Делать. Нечего, — обрубая словно топором каждое слово, мерно и четко проговорил Мьёлнир и уставился на непрошенных гостей неприветливым холодным взглядом. — Еще вопросы есть?

— Когда у вас тут завтрак? — обнаглела Серафима.

Масдай заподозрил, что бог разорвет их на части.

Иван — что он поразит их ударом молнии.

Олаф — что прибьет своим молотом, где стояли.

Адалет — что и то, и другое, и третье, сначала сразу, а потом еще раз и по очереди.

Даже Сенька подумала, не пора ли пожалеть о том, что при жизни она была не очень хорошим человеком.

Но, вместо того, чтобы обрушить на их головы кары земные и небесные, Мьёлнир запрокинул лохматую голову назад и хрипло расхохотался.

— Если бы набор в брунгильды моего отца не был закончен, просто так ты бы отсюда не ушла!.. Как тебя зовут?

— Серафима, царевна Лесогорская и Лукоморская, — не дрогнув ни единым мускулом, представилась Сенька, словно на приеме. — Ну, так как там насчет пожрать, хозяин?

— Идите на кухню, — хмыкнул Мьёлнир. — Цверги вас накормят.

— А вы к нам не присоединитесь? — учтиво полюбопытствовал Иванушка.

— Нет. Я сейчас отправляюсь к родителям.

— Какая жалость… — состроила лицемерную мину царевна.

— И, кстати, — наклонился и уставился ей в глаза бог. — Если твое бесцеремонное высочество думает, что в мое отсутствие можно будет попытаться пробраться туда, где я вас видеть не хочу, то оно ошибается. Туда, кроме меня, попасть не может никто. Ни смертный, ни цверг, ни великан, ни зверь, ни другой бог. Запомните: кольца я не брал. Так что, не тратьте время. Лопайте свой завтрак, и валите на все четыре.

— И вам приятного аппетита, — мило улыбнувшись, произнес Адалет.

Готовиться к предстоящему мероприятию в форме банкета богов Фригг и ее подчиненные начали заранее.

Начиная с обеда платформу, которая, по замыслу богини, должна будет летать над головами пирующих героев, отгородили стеной из ухватов и кочерег от зоны ежедневного побоища, и десятки трудолюбивых цвергов принялись вручную отмывать и отскабливать ее от следов бесчисленных попоек, происходивших на ней в течение долгих лет и веков.

После настал черед мебели: вооружившись гвоздями и молотками, маленькие работяги азартно проверяли на предмет устойчивости и укрепляли без разбору все, что имело четыре ножки и было сделано из дерева.

Убедившись лично, что никто из ее гостей не рискует пасть жертвой расшатавшейся перекладины или треснувшей ножки, богиня домашнего очага дала команду накрывать на столы.

Ножи-ложки-вилки, скатерти и подсвечники, посуда и вазы, цветы и салфетки нескончаемым потоком устремились на помост на спинах старательных, как муравьи, цвергов.

С первым касанием солнца земли стали прибывать гости.

Один за другим прибывали по воздуху к зияющим дверным проемам Старкада пышущие здоровьем и огнем жеребцы, томные златогривые кобылки, золоченые поверх серебра кареты, усаженные тысячами драгоценных камней коляски и даже — в случае Ходера — потерянные кем-то и когда-то вычурные шатт-аль-шейхские носилки, изукрашенные изнутри откровенными картинками, лишившими бы надолго покоя и сна любого, кроме слепого старика.

Гостей встречал Рагнарок, неодобрительно косящийся на крахмальное великолепие столов, Мьёлнир, сделавший ради такой оказии попытку причесаться[514], и Падрэг, наряженный, как жених на выданье.

Фригг, разодетая по самой последней хеймдалльской моде, разрумянившаяся и веселая, радостно сновала от кухни до платформы и обратно.

Она поклялась сделать всё, чтобы этот вечер, первый за Рагнарок помнит сколько веков — остался бы в памяти богов Эзира надолго.

Великолепная пятерка встречала начало пиршества на кухне.

Накрывать на стол пришлось им самим, равно как и позаботиться о своем меню.

Вообще-то, Фригг хотела возложить и эту обязанность на себя, но смертным общими усилиями удалось убедить ее, что они в состоянии поджарить на огне половинку барана самостоятельно, и она сдалась, пообещав всё же время от времени к ним наведываться — на случчего.

В холле загремели фанфары, загрохотали барабаны, заглушенные очень скоро струнным квартетом гусляров, и пир богов, который они должны будут запомнить до скончания веков, начался.

Люди сидели на уютной кухне, в обществе горячей печи, пылающего огня, подрумянивающегося бараньего бока, и предавались меланхолии.

Все кандидаты в подозреваемые были обойдены, а Граупнера не было и следа.

Изменит ли Рагнарок свое решение и отпустит ли их и без своего нелепого музыкального кольца? Заставит ли обходить всех еще раз? А, может статься, похищенный артефакт хранится в единственном недоступном им месте, и они поторопились поверить сыну Светоносного?..

Розовая и запыхавшаяся, Фригг материализовалась посреди кухни и сразу бросилась к бараньему боку, зависшему на кривом вертеле над огнем.

— Не подгорело?..

— Да что вы, что вы, мы же следим! — соскочил с места Иванушка и тоже устремился к истекающему жиром и соками, успевшему со времени последнего осмотра покрыться с одной стороны румяной корочкой мясу. — Не волнуйтесь за нас! Мы тут с голоду не помрем!

— Как проходит ужин, матушка Фригг? — заботливо подскочил с другой стороны Олаф, за время пребывания в Хеймдалле успевший избавиться от излишнего пиетета по отношению к богам. — Помогать надо чем?

— Да нет, всё хорошо, спасибо, гостеньки… — махнула рукой богиня, и по ее тону даже Масдаю стало понятно, что, во-первых, не всё, а, во-вторых, не хорошо.

— Мьёлнир?.. — устремила вопросительный взгляд на гостеприимную хозяйку Серафима.

— Мьелнир… — позабыв на мгновение про соль и перец, отстраненно вздохнула Фригг. — Уже на стуле еле держится… за край стола… одной рукой… Из другой кружку не выпускает…

— А супружник ваш как? — то ли поощряя богиню перейти на более приятную тему, то ли — вывалить все разочарования враз, задал вопрос Адалет.

— И дернула же нелегкая Падрэга поднять тост за новый талант мужа!.. Будто не знает — ему только слово скажи, только намекни — и неделю не остановишь…

— Да пусть говорит. Что в этом плохого?

— Да пусть говорил бы… — скривилась страдальчески Фригг. — Так ведь он опять в транш… ушел… Вещает… Предрекает грядущее…

— Ну, хоть раз-то угадывал? — не удержалась и полюбопытствовала царевна.

С ее точки зрения, раз уж способность предсказывать имелась, то использовать ее надо было по полной программе.

— А кто его знает… — пожала плечами хозяйка. — Будущее, деточка, это ведь как крона дерева. Если ты что-то сделала, или сказала, веточка в одну сторону растет… Не сделала — в другую… И на той веточке то же самое — сказала — направо, не смогла — налево… и снова, и снова, и снова… Первую развилочку предсказать еще можно. А чем дальше — тем туманнее, сами понимаете… Так вот его-то первая не интересует. Ему самые кончики подавай. А ведь, пока до кончиков-то дойдет, ты уж и не знаешь, твое ли это будущее, или еще чье… Да еще и говорит так, что даже Падрэг в толк не возьмет, про что это он. Или про кого…

— Помните что-нибудь? — азарт изыскателя затеплился в груди мага-хранителя, как искра на сеновале, и рука его сама потянулась в карман за блокнотом и грифелем.

— Н-ну… последнее помню, — добросовестно напрягла память Фригг и, уставившись сосредоточенно в потолок, продекламировала: