Голуб сделал драматическую паузу и обвел маленькими подслеповатыми глазками затаившую дыхание аудиторию. Оставшись довольным эффектом, производимым повествованием, он одобрительно кивнул, откинул со лба длинные седые волосы, сухо откашлялся в кулак и неторопливо продолжил:

— А посредине — кто бы мог подумать! — за ногу цепью прикованный, сидел его друг, с которым они работать вместе уговорились! Рядом с беднягой стояло странное существо, безобразное, как смертный грех. Кожа у него вроде золотом под низом отблескивает, а сверху — все сажа да копоть, ровно головешка обгорелая из печки вылезла. Охаживает оно того, второго приятеля, плетью почем зря, и ухмыляется во всю пасть. «Отпусти его, не мучай», — попросил рудокоп. «Дай золотой — отпущу», — ухмыляется тварь. Парень и размысливать не стал — тут же отдал. «На дворе лето,» — только и сказал, — «Без ботинок пока девчонки мои походят. И кожушки до зимы, поди, еще справим. А от коз — одни проказы.» И пошли они — с товарищем теперь уже — дальше. Долго ли, коротко — доходят они до развилки…

То, что впереди есть кто-то живой, Иван сначала услышал: зубодробительный храп, рокочущими волнами перекатывающийся по узкому коридору подземелья, донесся до его слуха сразу же, как только они завернули за угол. Он замер, словно налетел на него будто на каменную стену и, не поворачиваясь, сделал министрам нетерпеливый жест рукой немедленно остановиться.

К несчастью, это была та самая рука, в которой он держал меч.

Шедший впереди Комяк взвизгнул и еле успел отскочить назад, и отделался рассеченной полой тулупчика.

Но, увлеченный спасением своей жизни и здоровья, он всей упитанной трактирщицкой спиной налетел на Барсюка.

Застигнутый врасплох Барсюк пошатнулся, повалился навзничь и приземлился на ноги министру каменных стройматериалов.

Тот покачнулся и, пытаясь сохранить равновесие, извернулся и ухватился за выпирающее вверх плечо Коротчи.

Второе плечо которого было утянуто вниз золотым переходящим ведром.

Не ожидавший подобной прыти от товарища по кабинету, министр канавизаци сдавленно ахнул, взмахнул и так едва не отрывающейся конечностью, очерчивая в воздухе окружность…

В самой высшей точке которой ведро выскользнуло из тонких разжавшихся пальцев и золотым снарядом понеслось над головами изумленных костеев, обильно посыпая их шрапнелью монет.

Пролетев половину кабинета и задев на излете вскользь макушку министра даров природы, бывшего мастера-зеленщика, ювелирное изделие бадья со звонким грохотом хлопнулось на пол. Оставшиеся деньги вылетели из него и устремились прочь, словно тараканы, вырвавшиеся из ловушки.

На мгновение в спертой атмосфере подземелья повисло молчание, пока все участники мизансцены набирали в грудь воздуха…

На второй секунде прорвало всех и сразу.

— Лови их, лови!..

— Где ведро?..

— Ой, простите, пожалуйста, я имел в виду…

— Вон покатилась, вон, вон!..

— Ох, рука моя, рука…

— Да их тут, вон, половина просыпалась!..

— Где ведро?..

— Я только хотел сказать…

— Ты же меня чуток не раздавил!..

— Куда складывать-то?..

— Посвети сюда!..

— Там был какой-то очень подозрительный шум, и я…

— А глядите, одна мне за шиворот завалилась!..

— Ведро где, ведро, говорю?..

— Ты на деньге стоишь, подвинься…

— И за пазуху одна попала…

— Ведро у кого?..

— Посвети, пожалуйста, сюда.

— Хорошо…

— Да руками прямо нагребай, руками!..

— Ведро давай!..

И только когда шум и гам переполоха, вызванного падением золотого запаса, немного спали, Иванушка, увлеченно собиравший беглый капитал в получившее вторую травму и теперь формой больше напоминающее базарную кошелку ведро вдруг осознал, что храп прекратился.

Смутно обеспокоенный сим фактом, он повернулся, чтобы найти и подобрать выроненный в суматохе меч…

И встретился глазами с самым громадным саблезубым тигром, о каком когда-либо читал.

Потому что зоологи всего Белого Света, после многочисленных экспедиций и изысканий давно и единогласно сошлись во мнении, что саблезубые тигры должны быть переданы в ведение палеонтологов.

Стараясь не думать о том, сколько зоологов и палеонтологов отдали бы полжизни, чтобы сейчас оказаться на его месте[323], и как жалко, что рядом нечаянно не оказалось хотя бы одного, царевич судорожно сглотнул ставшим отчего-то вдруг сухим горлом и сделал крошечный шажок назад и вбок. Исключительно на тот маловероятный случай, если огромная, светящаяся серебром скотина просто шла своей дорогой, пока, к своему не менее огромному удивлению, не обнаружила ее заблокированной ползающим на коленках кабинетом министров славного города Постола.

Случай действительно оказался маловероятным, потому что при виде смятения Ивановых чувств тигр прищурился, словно прицеливаясь, ухмыльнулся, продемонстрировав знаменитые зубы во всей красе, и сделал шаг вперед — по направлению к лукоморцу.

Иванушка, не придумав ничего иного, снова попятился, из последних сил цепляясь за отбивающуюся и удирающую со всех ног надежду на мирный исход нежданной встречи, и вдруг будто наткнулся на невидимый барьер: сзади испуганно охнул сначала один костей, потом второй, третий…

Возможно, тигр был и без того настроен атаковать, но именно четвертый ох послужил ему сигналом.

Ожившее ископаемое испустило низкий рев, от которого зубы зачесались и перевернулась, нервно нырнув за грань устойчивости, только что наполненная бадья, и присело, сжавшись для прыжка. Иван, не теряя больше ни мгновения, кинулся вперед, ударил наотмашь факелом поперек серебристой морды раз, другой, третий, выкрикивая что-то несвязное и сердитое, протиснулся между странно холодным шерстяным боком опешившего тигра и стеной и бросился бежать.

Где-то совсем рядом должен валяться его меч.

Дай мне только найти его, и тогда, зловредное животное, мы еще поглядим…

Где-то тут…

Где-то совсем близко…

Где-то…

Да где же?!..

Интересно, говорили ли что-нибудь и когда-нибудь философы по поводу поиска черного меча в темном коридоре?..

Вспомнить что-нибудь подходящее к поводу он не успел, потому что в спину ему врезался дом, или гора или весь Белый Свет почему-то посчитал его единственно возможной и надежной подушкой безопасности при своем падении, и царевич, не успев ни вскрикнуть, ни как-нибудь по-иному выразить свое к этому факту отношение, полетел вперед в клубке собственных рук и ног, теряя факел, дыхание и ориентацию в пространстве.

Мимо него — оказавшись почему-то на потолке — промелькнул и пропал из виду злосчастный меч, где-то сбоку и снизу сверкнули холодные серебристые глаза хищника и отливающие сталью оскаленные клыки, откуда-то из соседнего измерения донеслись полные ужаса вопли постольцев…

Стена прервала падение, а, может, полет Ивана, и он рухнул бесформенной кучей на неровный каменный пол, уже не пытаясь понять, где там у всего остального мира верх, где низ, а где сам этот мир. И единственное, чего ему хотелось — это чтобы его оставили в покое хотя бы на пять минут, а лучше — на неделю, а еще чтобы в ушах перестало звенеть, в голове — кружить, а перед глазами появилось что-нибудь, кроме разноцветных огненных искр размером с яблоко, играющих в догонялки.

Может, если бы он поведал о своем желании тигру, он бы и прислушался.

Что-то мягкое и одновременно острое тронуло его за плечо, зацепило за одежду будто крюками, подняло в воздух и шмякнуло спиной и затылком о стену.

Так…

Ноги — там…

Голова — здесь…

Всё остальное — в середине…

Ну, наконец-то…

Теперь я знаю, где у вас тут верх…

А где тигр?

И, словно отзываясь на его мысли, в лицо тут же пахнуло холодом — неживое, с металлическим привкусом, дыхание заставило Иванушку разлепить глаза и попытаться сфокусировать взгляд на пылающей нереальным молочным светом оскаленной пасти, истекающей ртутью слюны в полуметре от него.