– Ну что там у вас еще случилось?!..

– Кажется, наводнение, ваше величество!..

– Говорят, смыло два воза!..

– Остальные застряли в грязи!..

– И кто должен их из грязи вытаскивать? – холодным, как надгробие, голосом поинтересовался царь, и слова доклада застыли в горлах офицеров и советников…

Как бы эффектно ни прозвучала эта фраза царя, каким бы сарказмом ни отдавала, какими бы последствиями ни грозила, а вытаскивать засевший по самые оси и глубже обоз, усмирять реку и высушивать дорогу все равно пришлось ему.

Злой, грязный и промокший до нитки (бессмертие, как это не было обидно, не предполагало непромокаемости), Костей провозился с ликвидацией последствий чрезвычайной ситуации до наступления ночи. Конечно, он располагал силой и умением десятка своих советников, но они, по причине избыточного рвения, совмещаемого с желанием показать себя в условиях, максимально приближенных к боевым, чаще умудрялись мешать, чем помогать.

Убедившись, что мост восстановлен, своенравная река вернулась в природой предназначенное ей русло, а виновных, как всегда, нет, он, мрачнее целого грозового фронта, отдал приказ разбивать лагерь.

Штабная палатка была раскинута прямо у реки – там, где он закончил борьбу со стихией. Выставив караулы из умрунов, генерал Кирдык по приказу царя привел под своды царского шатра одного из утопивших стратегический груз возчиков: побелевший почти до прозрачности Камень требовал свежей крови.

Как и сам царь.

Чтобы армия завтра с самого утра смогла без задержки выступить в поход, в завершение насыщенного грязной работой дня он решил починить и поврежденные возы при помощи Камня, но того, что произошло (а, вернее, не произошло), он не мог и предположить…

Костей угрюмо оглядел источник своей силы при свете тусклой и до отвращения не волшебной масляной лампы и покачал головой: за все пятьдесят лет его существования он ни разу так не истощался, даже когда перестраивался и переделывался замок старого царя в царстве Костей. А ведь тогда потрудиться пришлось немало – что ему, что Камню.

Но чтобы силы Камня не хватило на день…

"Откуда эта глупая мнительность? Наверняка, причина в том, что я не подпитывал его с тех самых пор, как мы пересекли границу. Да еще сегодня пришлось приложить столько усилий – сначала ошейник для Букахи, потом это треклятое наводнение… Как там говорится у них, в Лукоморье? Мудро вечера утренее? Вутро мечера ветренее? А. Утро вечера мудренее. Народная мудрость, кажется? Вот и проверим…"

Граненыч, проигнорировав подобострастно протянутые руки камердинера, повесил шубу на вешалку у порога, скользнул по аппетитно расположившемуся на изящном золоченом столике позднему ужину, имевшему все шансы стать ранним завтраком, равнодушным взглядом человека, слишком вымотанного даже для того, чтобы проголодаться, и тяжело присел на край кровати.

Отогнав раздраженно второго камердинера[154], он самостоятельно стянул с себя сапоги и изнеможенно откинулся на подушки, заложил руки за голову, и через секунду наверняка уснул бы, но из стены у книжной полки без стука появился Дионисий, и сон был тут же отложен на потом.

Митроха вопросительно уставился сухими, воспаленными от постоянной и вынужденной бессонницы глазами на хозяина библиотеки, и тот не заставил себя ждать:

– Извини, что вторгаюсь к тебе в столь неурочный час, прервав твой мирный сон…

– Валяй, раз пришел, – махнул рукой князь, приподнимаясь на локте.

– Но ты сам просил, если прибудет эстафета от Кракова, сообщать немедля.

Остатки сна сразу как волной смыло.

– Как у них дела? – сел Граненыч и свесил с края высокой царской кровати тощие ноги в дырявых носках.

– Сорока сообщила, что армия Костея находится в трех днях пути от Лукоморска, и что все идет по плану. Лешие продолжают устраивать засеки, завалы и ловушки вдоль всего маршрута. Колдуны Костея едва успевают лечить раненых. А еще она доложила, что сегодня – то есть, вчера, незадолго до того, как Краков отправил очередную птичью эстафету – перед наступлением темноты армия проходила мимо Зеленой топи. Местная болотница была предупреждена Обдерихой, что после срабатывания ловушки к ней могут заявиться гости. Вчера – то есть, позавчера – они уже проваливались в болото, ты помнишь, поэтому в этот раз были осторожней и прощупывали землю перед собой перед тем, как ступить. И болотница – не будь дурочкой – пропустила их с миром точнехонько до середины, а над самым оком выдернула у них кочки из-под ног. Сорока сама всё видела и говорит, что от пятнадцати зверолюдей не осталось и вскрика. Остальные, наученные печальным опытом прошлых дней, даже не пошли их искать.

– Продвижение армии замедляется? – Граненыч уже вскочил, сдвинул нетронутый ужин на край стола и извлек из шкафа огромную карту.

– Пока максимум на день-полтора, – огорченно поджал губы и с сожалением покачал головой библиотечный. – Но если удастся задумка Обдерихи и водяницы из Позими, то, возможно, мы сможем выиграть еще столько же. А пока Костей спешит, по-прежнему сам расчищает завалы и ровняет дорогу, хотя и лешие, и дорожные стараются вовсю…

– По-прежнему колдовством? – угрюмо уточнил Граненыч, зная ответ наперед.

– Колдовством, – невесело вздохнул хозяин библиотеки. – Краков передает – стволы толщиной в три обхвата так в стороны и летят… Будто соломинки…

– Я в одном трактате читал, что в средневековье нормальные люди устаивали охоту на ведьм и колдунов, – задумчиво пробормотал Граненыч, оторвавшись на минуту от важного занятия – высунув язык руке в помощь, он старательно наносил на карту пометки синими чернилами. – И никогда не мог понять, зачем. Но теперь, кажется, понимаю…

И снова принялся за свое дело.

Судя по тому, что его тонкие пальцы были пока однообразно-синего цвета, на очереди еще стояли зеленые, красные и черные чернила – каждые для своей цели.

– Митроха?.. – дождавшись, пока все изменения в оперативную обстановку будут внесены, библиотечный отвлек внимание замглавкома Лукоморских войск на себя.

– Что, Дионисий? – промокнул зеленые чернила на последнем пере и отложил его в общую кучу бывший истопник.

– А… ты действительно веришь, что мы сможем его победить?

Казалось, библиотечный был полностью сосредоточен на разглядывании разноцветных чернильных пятен на скатерти, и задал свой вопрос исключительно для поддержания несуществующего разговора, будто хотел узнать мнение Митрохи о чем-то абстрактном, незначительном, отстраненном… Но, проговорив его, не в силах был больше притворяться, напрягся и замер в ожидании.

Граненыч нахмурился, скосил глаза на хозяина библиотеки, беззвучно пожевал обветренными губами и, наконец, выдохнул:

– Тебя успокоить, или правду сказать?

Утром, едва засветился край неба над бесконечными елками, Костей в полутьме пропахшего недоброй магией шатра вынул из груди нового умруна покрасневший Камень, презрительно, мимоходом посмеялся над своими вчерашними страхами и отдал приказ армии выступать.

Торопливо дожевывая на ходу завтрак, солдаты под рев труб за несколько минут собрались, и войско мерной поступью, от которой содрогалась земля и облетали последние листья с трепещущих веток, тронулось вперед…

Надо ли говорить, что едва на свежеотремонтированном мосту оказался свежеотремонтированный же воз, вчерашний разлив повторился с точностью до литра и метра?

Правда, в этот раз Костей не успел далеко отъехать, и успел пресечь водное безобразие пока оно опять не охватило всю дорогу, но задержка на полдня была обеспечена.

Царь снова кипел и был готов плеваться кипятком от ярости: второй день подряд на этом вонючем ручье с ним обращаются как с сопливым мальчишкой! С ним, с самым великим магом всех времен и народов, занесенных когда-либо в летописи! Водит за нос какой-то паршивый водяной, для которого заставить мужика бросить в воду кусок своего обеда – уже достижение!..