И злонравная скотина об этом знала.

– М-ммумум!!!.. – выкрикнул боярин, что должно было означать "Стража!!!", но у стражи в это время уже нашлось свое занятие…

Елена Прекрасная открыла и закрыла роман, лежавший у нее на коленях, нервно сжала кулаки и, не выдержав, снова поднялась и сделала шаг по направлению к кабинету Дионисия. Тяжелая книга с глухим стуком упала на ковер в виде плаката с надписью: "Книга – лучший подарок".

– Ой, извините… – рассеяно проговорила она, подняла фолиант и положила на прикроватную тумбочку, смахнув при этом на пол зеркальце в серебряной оправе.

– Да что ж это такое-то, а?.. – Елена нетерпеливо вернула вещицу на место и, не заметив повторившего путь зеркальца гребня, мягко ступая по теплому ворсу, продолжила путь к своей цели.

– Д-дионисий?.. – мягким полушепотом спросила она, нерешительно остановившись рядом со столом, усеянным старинными пергаментами, более современной бумагой и затупившимися и свежезаточенными перьями всех размеров и мастей.

– Да, царица? – отложив свои заметки, поднял он на нее слегка покрасневшие после бессонной ночи глаза, огромные за толстыми стеклами очков в роговой оправе. – Тебе беспокойно? Ты не находишь себе места? Тебе здесь душно и тесно? Душа твоя болит и плачет, раненой птицей стремясь кинуться вслед за доблестным Граненычем или на поиски родителей Василия?

– Ты все сказал лучше меня, Дионисий… – устало опустилась на стул рядом со столом Елена. – Я так переживаю за Митроху… А еще больше я боюсь за Симеона и Ефросинью. Почему о них ничего не известно? Где они? Что с ними? И что будет, если Граненыч не сумеет выбраться из дворца? Если с ним что-нибудь случится по дороге? Ведь тогда Васенька не узнает… и когда он вернется… ничто не поможет…

– Успокойся и отодвинь свои заботы в дальний угол самого дальнего чулана, царица, – маленькая морщинистая ручка библиотечного легла на смуглую, нервно подрагивающую руку Елены. – Своим беспокойством ты не поможешь никому, а себе и малышу можешь повредить. Все кончится хорошо, вот увидишь. На своем веку я перевидал… то есть, перечитал… немало историй, похожих на эту. Добро всегда торжествует. Это закон Вселенной. А законы Вселенной, в отличие от законов людей, выполняются безукоснительно.

– Но Вселенная такая огромная… и медлительная… А нам некогда ждать, пока добро восторжествует само по себе, ведь промедление смерти подобно! Ему надо помочь, а мы не в силах!..

– Ну-ну… Успокойся, царица… Хочешь чаю? С мятой, смородиновым листом, лимоном, молоком…

– Нет, спасибо, Дионисий… – рассеяно покачала она головой. – Мне ничего не хочется, правда. Ты такой добрый… Внимательный… Заботливый… Что бы я делала без тебя? Страшно подумать… Если бы я не ушла в тот вечер из зала пиров, если бы не упала и не потеряла сознание, пока Чернослов накладывал свои порабощающие чары на всех, на кого еще не наложил свою грязную лапу… Как хорошо, что на свете бывают библиотечные. Хотя, может, они существуют только в Лукоморье? Про домовых, дворовых, и даже банных я слышала и в Стелле, только там они называются "термальные", но про твоих сородичей – никогда и нигде… Наверное, это потому, что вы так хорошо прячетесь от людей? Но зачем? Люди вас чем-то обидели?

Хозяин библиотеки отчего-то смутился, опустил глаза – теперь огромные линзы увеличивали его пушистые ресницы – и стало накручивать на палец напомаженный ус.

– Видишь ли, царица… – наконец заговорил он, и стекла очков снова наполнились голубым. – Люди в Лукоморье, Стелле, да и в других странах Белого Света ничего не слышали о библиотечных потому, что их нет.

– Нет? – не поняла Елена. – Как – нет? А как же ты?..

– Я – исключение. Я – единственный, – скромно объяснил он. – Ты, конечно, не знаешь этого… Но я ведь тоже не всегда был библиотечным.

– А… кем же ты тогда был? – удивленно вскинула брови царица, и тут же поспешно добавила: – Ну, если это не твоя тайна, которую ты не хочешь никому рассказывать…

Дионисий задумался, но потом качнул головой и поправил сползшие на лицо длинные волосы.

– Нет. Теперь, когда ты знаешь о моем существовании, делать тайну из моего происхождения – нелепо. И если тебе интересна ностальгическая болтовня старого любителя фолиантов и книжной пыли…

– Естественно, интересна! – горячо воскликнула Елена. – И, если интересно тебе, ты совсем не старый!

Дионисий рассмеялся мелким смешком.

– Как ты думаешь, сколько мне лет?

– Пятьдесят… Пятьдесят пять… – предположила царица.

– Если ты умножишь последнюю названную тобой цифру на десять, ты будешь довольно близка к истине, – улыбнулся он, наблюдая за тем, как удивление и недоверие сошлись в нешуточной схватке за господство на ее лице.

– Ты не выглядишь на полтысячелетия, – наконец проговорила она.

Дионисий усмехнулся и повторил за ней:

– Полтысячелетия… Это звучит как цитата из подписи под экспонатом археологического музея…

Елена смутилась.

– Извини, но ты же сам сказал…

– Сказал, сказал, – шутливо проворчал в ответ библиотечный. – Но когда я это говорил, я не думал, что это действительно так много.

– Так откуда же берутся библиотечные? – царица дипломатично перевела разговор со скользкой темы возраста на старые рельсы.

– А, ты об этом… Это древняя… как ты можешь догадываться… и неинтересная, в общем-то, история. Давным-давно я родился в семье дворового и овинницы и по рождению был обречен жить во дворе, прятать человеческие вещи, оставленные на улице на ночь без присмотра и склочничать с домовыми. Но я чувствовал, что это не мое, душа не лежала, как сказали бы вы, люди, а чего мне было действительно нужно – я тогда понять не мог. Но однажды летом учитель маленькой царевны – пра-пра-пра-бабушки пра-пра-пра-бабушки нашего Симеона – стал проводить уроки грамоты в беседке в саду, где я любил проводить время в тени яблонь и ловить кузнечиков. После занятий сей старательный педагог читал ей книги вслух. Про приключения, про любовь, про дальние страны – любопытная Агафьюшка слушала, раскрыв рот, все подряд… И она была не одинока. Я тоже в такие минуты забывал обо всем на свете. Я был всецело захвачен, увлечен, поражен, потрясен, потерял голову, покой и сон… И когда я узнал, что есть во дворце такое невероятное сказочное место – библиотека, рай на Земле – то сразу понял, где буду жить и окончу свои дни. Долго рассказывать, как я пробивался сюда, в одно из самых древних крыльев дворца, ставшее моим домом. Скажу только, что это было не так легко, как казалось мне поначалу… Но, приобретя вожделенное прибежище – мою дорогую библиотеку – я потерял все остальное. Друзей, приятелей, родню… Они не поняли меня. Стали презирать, осуждать, насмехаться… Я стал позором своего рода, изгоем, страшной сказкой для маленьких. Не могу сказать, что это меня не трогало… Что я не хотел бросить все и вернуться… Снова стать, как все…

Пока неторопливо и печально тек рассказ старого хозяина библиотеки, Елена, позабыв переживать за Граненыча, царя, царицу, мужа и все остальное Лукоморье, не раз замирала, охала и смахивала нежданную слезу, как будто слушала новый, самый потрясающий и трогательный роман пера благородной синьоры.

Чужие беды часто окружены ореолом романтики и заставляют позабыть о своих…

– …Но вовремя понял, дважды в одну воду войти нельзя, а то, что когда-то было, никогда не вернется на круги своя. Я стал другим, и те, с кем я был знаком, знают это и будут помнить всегда. И я смирился. Научился не замечать их. Не вспоминать. И со временем они отстали, но не забыли. Вот поэтому единственное место во всем дворце, где я могу чувствовать себя свободно – моя библиотека. Моя жизнь. И мои единственные друзья и собеседники с тех пор – книги, – через два часа закончил свое повествование Дионисий и прихлебнул из чашки свой давно остывший травяной чай.

– Ох, расстроил я, гляжу, тебя, старый дурень, – смущенно поднял он глаза на царицу, уже жалея о своей внезапной откровенности. – Ты и без того в последнее время аппетитом не страдаешь, а так и вовсе перестанешь кушать… Может, тебе моя стряпня не нравится? Может, тебе чего-нибудь особенного хочется? Я читал, в твоем состоянии это часто случается…