– Открывайте, – повелевающее махнул заколдованным дружинникам рукой в черной кожаной перчатке начальник караула. – Да поживее шевелитесь, проклятые!..

Такой же ломкой походкой, какую с разной степенью достоверности старался изображать до сих пор Митроха, оба дружинника без единого слова потащились из караульной будки снимать засов.

– Ну, слава тебе!.. – одними губами прошептал Граненыч и понял, что последнюю минуту он забыл дышать.

Укрывшись за неподвижной маской зачарованного, он тихохонько перевел дух и торжествующе улыбнулся – одними глазами.

Получилось.

Прорвались.

– М-м-м-мум!.. М-мумум-м-м!.. М-м-му-ум-м-му-у-у-у!!!.. – донесся сзади знакомый звук.

"И тебе всего хорошего, Герасим", – подумал в ответ буйволу Митроха и украдкой оглянулся на прощанье.

По направлению к ним, откуда ни возьмись, полоща на бегу полами шубы, к ним неуклюже бежал, размахивал руками как ветряная мельница и что-то отчаянно мычал Букаха.

Хотел ли он схватить беглеца или присоединиться к нему, Граненычу разбираться было недосуг.

Сердце его отчаянно метнулось в грудной клетке, руки непроизвольно дернулись, и он хлестнул вожжами по спине Елку. Та, не ожидая от старого знакомого такого вероломного коварства, встала на дыбы, ударила перед собой копытами и угодила прямо в грудь одного из дружинников, поднимающих засов. Тот охнул[37], отлетая к воротам, и тяжелый брус, не чувствуя больше поддержки с одного конца, ухнулся обратно на место.

– Эй, ты чего, ты чего?.. – отскочил начальник караула от взбунтовавшихся вдруг кобылы и мужика и выхватил меч. – А ну, слезай!..

– М-мум-м!!! М-м-му-умуму!..

Страшно выпучив глаза и указывая пальцем одной руки на Митроху, другой рукой Букаха делал непонятные знаки черносотенцу.

– Слезай, кому говорят! – замахнулся тот на Граненыча и нервно дернул головой в направлении экс-воеводы: – А это еще кто?

– Царский шут. Юродивый. Немой и бесноватый. Может покусать, – мстительно сорвалось с языка Митрохи прежде, чем он успел подумать, что говорит. – Это заразно.

– Э-э-эй, стой! – черносотенец на секунду забыл о подозрительном вознице и выставил меч навстречу несущемуся галопом грузному боярину и его роскошной, покрытой алой шатт-аль-шейхской парчой шубе. – Стой, кому говорят!..

– М-м-м-у-у-у-у-у?!.. – снова донеслось до ворот – это нахмурился в загоне чем-то недовольный буйвол, но теперь до него не было дела даже его покровителю Митрохе.

Букаха несся вперед, как будто до последнего не верил, что начальник караула и вправду пустит в ход меч. Но когда его острие уперлось в широкую грудь, затянутую малиновым бархатом, он остановился и, гневно мыча и размахивая кулаками, стал метаться вправо-влево, стараясь обойти караульного и самолично схватить утеклеца, чтоб потом предъявить его новому царю как доказательство своей верности, бдительности и наблюдательности.

Но куда бы не кинулся толстый боярин, везде его встречал с мечом наголо испуганный черносотенец.

– Уйди!.. Уйди отсюда!.. Убью дурака!.. – тыкал он клинком перед собой, и Букаха едва успевал уворачиваться, не выпуская все же Митроху из виду. – Чего ты ко мне привязался, убогий?! Иди, лечись!..

– М-м-мумум?!..

– М-м-м-у-у-у-у-у?!.. – Герасим сквозь редкий забор прищурился на подпрыгивающую вместе с хозяином боярскую шубу и нехорошо склонил голову, но кого сейчас волновало мнение заморской коровы?

От неожиданности и простоты пришедшей в боярскую голову идеи Букаха остановился, отступил на шаг для душевного спокойствия караульного и, старательно мыча, ткнул толстым пальцем сначала себе в грудь, потом в Граненыча, прижатого к воротам и напряженно замершего на своей телеге, потом полоснул себя ребром ладони по горлу.

– М-м-у-у-у-у!.. – хрипло выдохнул Герасим, почувствовав рядом с собой тепло и поддержку своей подруги, подошедшей выяснить, что там происходит. – М-м-м-у-у-у-у-у!..

– М-мумуммум!.. – ожесточенно проревел экс-воевода. – Муммумму!!!

– Его надо? – впервые перестал тыкать мечом и нахмурился черносотенец.

– М-муммум!!!.. – закивал обрадованный понятливостью того Букаха. – М-мум-му!

– Ну, хватай, – осторожно отступив в сторону, разрешил караульный. – Потом я его к капралу Шухеру отведу. А лучше, вас обоих…

Не расслышав последней фразы, Букаха неприятно ухмыльнулся, растопырил руки и стал обходить телегу слева, так, чтобы караульный оказался у лже-возчика за спиной.

– Мм-мумуммум!.. – торжествующе проревел он.

– М-м-м-у-у-у-у-у!.. – с ненавистью склонил голову Герасим.

– М-м-у-у-у-у?.. – недоверчиво переспросила Му-Му.

– М-м-м-у-у-у-у-у!!!..

– Солдат! Не дай им убежать в ту сторону! – приказал начальник караула и приготовился признать, что несение караула на хозяйственных воротах – не такая уж скучная обязанность, как ему показалось сначала.

Оставшийся на ногах дружинник двинулся на место новой дислокации, а Граненыч соскочил с телеги и нырнул под лошадь.

Букаха за ним.

Митроха шарахнулся от занявшего стратегическую позицию в первых рядах неожиданного театра черносотенца и вскочил обратно на телегу.

Еще не похудевшее от бед и забот последних дней пузо боярина не дало ему согнуться как следует, чтобы проскочить под низкорослой лошадкой, и он с разбегу боднул ее головой в живот.

Не ожидавшая такого поворота событий Елка покачнулась, молниеносно обернулась и тяпнула длинными желтыми зубами экс-воеводу за плечо.

– Муммум-мму!!!.. – взревел тот и набросился с кулаками на бедную животину.

Истопнику, в первую же вылазку в тыл врага познавшему на своем опыте горечь провала, не надо было ничего подсказывать.

Ловко, как кошка, спрыгнул он с другого края телеги, увернулся от только что прибывшего на указанное ему командиром место медлительного дружинника и кинулся бежать со всех ног очертя голову.

– Хватай его!!! – азартно, как будто не нарушителя ловил, а на стадионе болел, запрыгал на месте и закричал черносотенец, и Букаха послушно оставил в покое лошадь и кинулся вдогонку за своим пропуском в лучшую жизнь.

Конец этого эпизода был бы печален в своей предсказуемости, но в каждом "наверняка" всегда есть свое "если".

Если узамбарский буйвол недоволен, он постарается сделать всё, чтобы как можно большее число окружающих было своевременно проинформировано о его недовольстве.

Доведенный сначала до красного, а потом и до белого каления хаотично перемещающейся алой шубой, Герасим отступил на несколько буйволиных шагов, разбежался и с треском высадил мощными рогами калитку загона вместе с изрядным куском забора.

Половина которого отгораживала от остального мира носорога.

Пока живая осадная машина с миопией разглядывала образовавшуюся пробоину и соображала, что бы это могло значить, Герасим с благоверной времени зря не терял…

И какому идиоту вообще могло прийти в голову, что несение караульной службы на хозяйственных воротах – это скучно?

Когда до тощей спины в коричневом армяке оставалось не больше метра, Букаха протянул руку и изо всех сил толкнул убегающего мужичка. Тот повалился на сухую траву, перекатился несколько раз и замер.

Довольный Букаха остановился, пыхтя и отдуваясь, и вдруг услышал за своей толстой алой спиной звучное, полное радостного предвкушения: "М-м-м-у-у-у-у-у?..".

Позабыв на мгновение про Граненыча, боярин резко остановился и злобно оглянулся, рассчитывая дать отповедь наглецу-черносотенцу, посмевшему его передразнивать…

И оказался нос к носу с огромным иссиня-черным буйволом. В глазах его кровавым огнем горела боярская шуба.

– М-м-м-у-у-у-у-у?!.. – из-за широкого плеча узамбарского быка выступила его рогатая супружница, и на черной капризной морде ее было написано "хлеба или зрелищ".

Хлеба у экс-воеводы не было.