Эмиль щурится и моргал, как от яркого света, хотя шторы были задернуты. Он что, плохо видит?

– Это Феликс, – я положила дрожащую ладонь ему на запястье и медленно отвела пистолет к полу. – Все нормально. Эмиль, посмотри на меня.

Он повернулся, и у меня чуть не остановилось сердце – глаза были полны крови. Правый почти выдавлен – белок превратился в сгусток крови, веко порвано. Левый залит кровью, но тоже, вроде бы цел.

Я схватила его за щеки и повернула лицом к окну. Зрачки были разными по размеру, правый раздуло, несмотря на свет, и они не сокращались, оставаясь черными и глубокими. Оба слезились сукровицей.

– Боже мой, – пробормотала я и отпустила, сообразив, что ему больно от света.

– Какого хрена произошло? – голос Феликса изменился, в нем появились дребезжащие странные нотки, как от металла. У него всегда так, когда злится или испуган.

Я перевела дух, пытаясь собраться с мыслями.

Эмиль под эффектом крови, он не умрет. Но он тяжело ранен, в нем куча свинца и кто знает, что произошло еще. Пытки были точно – он всё в крови перемазал.

Я отбросила одеяло – оказывается, им Эмиль меня укрыл, и подползла к краю кровати. Мир, мать его, вращался и не хотел останавливаться. У меня кружилась голова, горло стало сухим от жажды, а слабость такая, что не с первой попытки удалось встать.

– Что с вами случилось? – Феликс подбежал и вовремя поймал за локоть. – Кто тебя укусил?

– Все нормально, – я выпрямилась, используя его, как опору.

Меня мутило от голода и мыслей о еде одновременно.

– Эмиль? – догадался он.

Лучше бы помог брату, вместо того, чтобы столбом стоять.

– Я сама дала.

Я побрела в кухню, хотя собиралась в ванную. Подошла к столу и оперлась на него, глядя в глянцевую поверхность столешницы. Сил не было совсем. Почувствовав слабость в коленях, я опустилась на стул.

В кухню тихо вошел Феликс.

– Яна, как ты вообще жива осталась? – спросил он. – Он смертельно ранен.

– Он меня не трогал, – отрезала я, догадавшись, что мне не верят. – Не знаю, почему не напал. Когда я вернулась, он уже здесь был. Ничего не соображал… Неважно, ясно?

Феликс не проронил ни слова, молча забрал из прихожей сумку и вернулся в комнату. Я пожалела, что говорила с ним так резко, но мне хотелось хоть немного прийти в себя, а не объясняться.

Я слышала, как он негромко заговорил с Эмилем – уговаривает выпить крови, а тот огрызается в ответ и пытается встать. Надо проверить, как сильно меня порвали… Я встала на непослушные ноги и потащилась в ванную.

Когда-то она была чистой и приятно пахла, теперь напоминала поле боя. Кровь размазалась по кафелю и засохла, кое-где собравшись в уже свернувшиеся лужи. Окровавленная тряпка в углу оказалась чем-то вроде покрывала – чужого, у меня такого нет. Я поворошила его ногой – на вид знакомо и вспомнила: это не покрывало, это тяжелая плотная штора из дома Андрея. Я подобрала ее и швырнула в ванну.

Страшно представить, сколько придется отмывать. Эмиль уделал весь дом и меня саму вывалял в крови – майка и джинсы засохли и неприятно царапали кожу, став жесткими.

В зеркало было страшно смотреться, но я встала напротив и осторожно повернула голову, рассматривая, во что превратилась шея. Все не так плохо. Он не порвал мышцы и не вгрызался глубоко. Наверное, потому что я не сопротивлялась.

На бледной коже было два полукруга проколов – от верхней и нижней челюсти. От клыков остались глубокие следы. Все ранки наполнились черной спекшейся кровью, она размазалась и вокруг, но не так много. В прошлый раз меня ею залило. Укус припух и страшно ныл.

Да, любовь вампира – жестокая штука. Она кончается одинаково: ты его любишь, а он тебя жрет. От человеческой любви она отличается шрамами – в душе и на коже, они не умеют любить по-другому. Теперь шрамы, которые оставили оба моих любовника, на моей шкуре навсегда.

С тяжелым вздохом я пустила воду и склонилась над раковиной. Бережно отмыла шею, стараясь не касаться ран. Жадно напилась ледяной воды из-под крана и бессильно уткнулась лицом в сложенные ладони.

Эмиля тоже придется помыть. Но сначала – вытащить пули.

Глава 33

Тряпка оставляла на кафеле бордовые разводы.

Как ни прополаскивай, ощущение, что крови становится только больше. Я ползала по холодному полу и пыталась оттереть этот ужас. Лоб покрылся испариной – малейшие усилия давались с огромным трудом.

Бесполезно. Все бесполезно.

Я поднялась на дрожащих ногах и привалилась к косяку. Голова кружилась от слабости, в ванной мерзко воняло кровью.

Пошло оно всё…

– Яна…

В конце коридора появился Эмиль и оперся рукой на стену – его шатало.

Выглядит кошмарно: красные волосы облепили лоб, расстегнутая сорочка присохла к телу, босой, весь окровавленный и грязный. Израненный так, что страшно смотреть. Правая сторона лица отекла, словно по ней пришелся мощный удар. Из-за слезящихся глаз в кровавой корке на лице остались светлые дорожки. Какого хрена ты за мной поехал, Эмиль? Только нарвался на чудовище… Я все еще не понимала, как он выжил.

Он медленно пошел ко мне, скалясь зло и брезгливо – его бесила собственная слабость. В руке пистолет, не знаю, как Эмиль удерживал его распухшими пальцами – безымянный и мизинец, кажется, перебиты.

– Яна, – мягче повторил он, словно обрел контроль над голосом.

Вблизи меня окутало смрадом застарелой крови, пота и пороха. Не выпуская оружие, он обнял меня за плечи, второй рукой лаская щеку, и начал целовать лицо – нежно, благодаря за кровь и извиняясь за боль. Затем убрал волосы, рассматривая укус.

– Девочка моя, – поцелуи и шепот снова ласкали кожу. – Спасибо…

Кроткий, как в нашу первую встречу: на эту нежность я купилась, принимая ее за любовь. Это его природа, он хищник, вот и пристает с поцелуями, как благодарная собака.

Он думает, я простила его, раз кормила при смерти. Что еще ему думать… Мы расстались со скандалом, а потом я позволила себя укусить. Даже больше: сама напросилась.

– Хватит, Эмиль, – попросила я, закрываясь ладонями от разбитых губ. – Не надо.

– Пойдем в спальню, – хрипло сказал он. – Быстро обработаю раны, и поедем. Здесь нельзя оставаться.

В комнате я помогла Эмилю сесть, вынула пистолет из распухших пальцев и расстегнула рубашку до самого низа. Феликс ходил по комнате, пока я рассматривала израненную грудь. Может быть, мне просто хотелось на ком-то сорваться, но бесил он меня страшно.

– Принеси полотенце, – сухо сказала я. – И намочи хорошо.

Кровь засохла на коже коркой, толком ничего не понять – надо помыть раны. Я надавила пальцами вокруг самой крупной дыры в центре грудины, пытаясь понять, как вытаскивать пулю. Может сама выйдет, если ничего не делать? Или пусть Феликс возится?..

Эмиль пытался поймать мой взгляд, пока я изображала из себя врача.

Неожиданно он перехватил руку, поцеловал запястье – и заметил прокол. Я ответила почти безразличным взглядом, слишком устала, чтобы оправдываться или бояться. Он понял, что я кормила Андрея, но только усмехнулся – приятно и сладко, словно соблазнял. Улыбка на разбитом лице выглядела жутко.

– Рад, что ты не пострадала. Сильно ему досталось?

– Меньше, чем тебе, – тихо ответила я.

И отвернулась, делая вид, что простреленная грудь – самое интересное в моей скучной жизни. Не знаю, как объясню все Андрею… Даже если я надену водолазку с высоким воротником, укус он заметит – я едва двигаю шеей, такое не скроешь.

И мне надо успеть до вечера. Не хочу, чтобы он искал меня, злился, что ушла, потом заметил укус… Ему и так придется сказать, разочарую его еще больше.

– Яна.

Я так увлеклась, что не заметила, что Феликс стоит рядом, протягивая капающее полотенце. Я прижала его, как компресс, к груди Эмиля. Надо подождать, пока отмокнет.

– Сильнее дави, – посоветовал Феликс, как будто сама не догадаюсь. – Кто тебя так? Не меньше четырех же, точно… Спиной повернись, – он небрежно шлепнул Эмиля по шее и тот огрызнулся, скалясь, но дал посмотреть спину. – Ну что, две придется вытаскивать. Сочувствую.