— Растяпа! — наорал на него подлетевший главный врач, сразу же принявший все собираться с пола. Каждый документ он тщательно оглядывал, прежде чем положить в свою папку. — Одни олухи кругом! С кем мне только приходится работать... А это еще что такое?!

Голос руководителя взлетел к небесам и остановился на самой высокой ноте. Подобрав одну из бумаг, мужчина начал яростно ею трясти.

— Вы что там, вообще, страх потеряли?! Что это такое? Оборудование правильно настроить не можете?! — уже собранной пачкой бумаги он с силой хлестанул пузана по лицу. Раз, два, три! У того аж голова по сторонам моталась. — Как мне это отдавать Скуратовским врачам?! Что они скажут?! Там смеяться никто не будет. Просто иск нам выкатят на на кругленькую сумму!

То краснеющий, то бледнеющий врач стоял перед ним и молча трясся.

— Это что за анализ крови?! Ты свои глаза разул, прежде чем нести эти результаты? — продолжал кричать первый, тыкая в лицо пузана злополучным листком бумаги. — Где ты видел такие показатели гемоглобина? А тромбоциты?! Это же слоновьи, б...ь, данные! Мне это отдавать?! Косорукие, кнопки уже забыли как называть! Перетрахались там друг с другом! Совсем о деле забыли! Мигом переделать!

Провинившийся врач трясущимися руками схватил листок с результатами и побежал обратно в лабораторию. Не было его буквально пять или шесть минут, по истечении которых он выскочил из дверей, как чертик из бутылки.

— Так, так, — главный врач быстро пробежал глазами по новому документу. Уже не кривился. Видимо, его все более или менее устроило. — Вот! Всей лаборатории минус пятьдесят процентов зарплаты. Про премиальные забудьте минимум на квартал или даже на два. И молите Бога, что я сегодня добрый... Уроды, чуть под плаху не подвели...

Развернувшись, главный врач скрылся в своем кабинете. Лишь только дверь из красного дерева за ним закрылась, пузан позволил себе с облечением вздохнуть.

— Ну? Че ему отдал? — со спины к нему прокрался на цыпочках лохматый лаборант и осторожно похлопал по плечу. — Там же не лажа была... Мы все видели.

Тот, все еще пытался продышаться, ничего не отвечал. Вытащил носовой платок и вытер потный лоб, а затем, подумав, протер и всю голову. Правда, пот все равно шел с него градом.

— Отдал... Уф... Отдал другие результаты... Уф, — не переставая вздыхал пузан. Давно на него так не орали. Пожалуй, даже никогда не орали. — А что еще было делать? Ты же сам все видел... Уф... Ему же объяснять было без толку... Лучше остальным скажи, чтобы помалкивали... Уф... И из базы данные первые результаты сотрите. На другие нужно заменить...

— Понятно, — протянул лохматый лаборант, почесав свою гриву. — А это... Чего это за показатели такие? Чего думаешь?

— Уф..., — врач снова протер платком лоб и голову. Платок от пота уже приобрел отвратительный грязно-серый цвет и начал неприятно попахивать. — Какая мне разница. Может маг он неинициированный, а может какую-нибудь сильнодействующую дрянь принимал. К черту это все. Нужно забыть обо всем этом, как о страшном сне.

-//-//-

После его возвращения все стало совсем по-другому. Александр буквально кожей чувствовал, как изменилось к нему отношение. Особенно ярко это проявилось в действиях слуг, острее все чувствовавших такие вещи. Держа нос по ветру, они подмечали любые, даже самые мельчайшие детали и тут же реагировали на них.

— Хм, господин Максим Александрович... Смотри-ка, уже с отчеством величать начали, — удивлённо хмыкнул парень, когда по возвращению домой домоправительница встретила его широкой улыбкой и назвала «господин Максим Александрович». А не так давно от нее и скупой улыбки было не дождаться. Сквозь зубы лишь «господином» называла. Была бы ее воля, наверное в рожу плюнула. Мол, куда ты, быдло, со своим свиным рылом в калачный ряд лезешь. Вот такая она была, мадам Татьяна. — Мои акции, походу, неплохо подросли...

Горничная, вообще, словно «с цепи сорвалась». Если раньше Лизавета лишь «принюхивалась» к нему, «приценивалась» к его месту в доме и новой семье, то теперь все разительно изменилось. Девушка явно избрала его объектом своего вожделения, что было видно невооружённым глазом. Так «стреляла глазками», что в его невидимой броне рваные дуру оставались. Соблазнительные позы просто потоком шли в момент его присутствия рядом. То «совершенно случайно» перед ним салфетку обронит и наклонится так, что основания кружевных чулок можно рассмотреть во всех подробностях. То уронит опахало для пыли и наклонится другим боком, открывая зрелище крупных, готовых вырваться наружу, молочных грудей. То надушится каким-то особым парфюмом, видимо, должным вызвать у него какую-то особую реакцию. Словом, осаду вела по всем правилам военного искусства: с использованием и маскировки, и тяжелой артиллерии. Явно увидела в нем перспективу и решила что-то поиметь с этого. Вот так-то: думаешь, что это делаешь ты, а на самом деле — это делают с тобой.

— А голосок стал словно мед, — усмехнулся Александр, вспоминая их недавнее столкновение в коридоре. Там и пятерым можно было разойтись, настолько широк он был. Девушка же, закатывая глазки от демонстрируемой «неловкости», прижалась к нему всему своими соблазнительными формами. — Как же все это предсказуемо, как дважды два равно четыре.

Ведь еще несколько дней назад его тут с трудом замечали. Относились чуть лучше чем к мебели. Хотя, не правда. Мебель в доме была особой и по стоимости соперничала с домами обычных людей, а значит, априори, ценилась выше него. И вдруг все изменилось, словно по мановению волшебной палочки, которой стало слово Главного, Хозяина, боярина Скуратова.

Пожалуй, только один человек остался при своем мнении в отношении Александра. Этим человеком был Скуратов-младший, по-прежнему, смотревший на него, как на врага.

— Да уж, точно волком смотрит, гаденыш. От такого снова можно ждать чего-то особенного. Хотя в качестве процессора Мариарти он рылом не вышел, как говорится, — разбирая вещи в своей комнате, размышлял парень. Поведение Скуратова-младшего внушало ему беспокойство, хотя бить тревогу было явно рано. — Мелковат и прямолинеен. Значит, и неприятности следует ждать такие же — в лоб и без особых изысков. От такой вряд ли придется ждать многоходовок. Скуратовский сынок скорее наймет какое-нибудь отребье, чтобы меня прижали. Надо быть с ним настороже...

Главным источником и первопричиной всех этих изменений, отразившихся на поведении домочадцев и слуг, естественно был боярин Скуратов. Именно он подал пример, внезапно воспылав особой симпатией к Александру. Самым ярким примером, ставшим для всех остальных знаком, стало то, что у парня за общим столом появилось свое собственное место! До этого ему приходилось садиться то с одной стороны стола, то с другой, вечно натыкаясь на неприязненные взгляды соседей. Теперь же ситуация изменилась. На первом же семейном обеде, когда Александр хотел незаметно пристроиться где-то сбоку, Хозяин вдруг поднял взгляд на него и властно махнул рукой, указав на место в паре стульев от него. По неофициальной систем рангов его статус оказался примерно равен Скуратову-младшему, то есть почти старшему наследнику рода. Это была очень серьезная заявка на пересмотр внутрисемейных позиций, что поняли и остальные из сидевших за обеденным столом.

Вдобавок, не для кого не было секретом, что Алекснадр теперь часто пропадал в личном кабинете боярина. А этот кабинет, между прочим, был святая святых дома, куда, вообще, никому не разрешалось заходить. Даже горничная убиралась там под внимательным присмотром одного из личных охранников боярина. Естественно, домочадцы сделали после этого соответствующие выводы.

Немного приведя мысли в порядок после выписки из больницы и приезда домой, парень снова вернулся к вопросу возможностей своего организма. Сейчас это было важно как никогда. Кто знает, что принесет ему день грядущий: плохое или очень плохое, а может что-то гораздо худшее. Все могло быть.

Несколько дней назад он уже пытался подступиться к оценке возможностей своего организма, истязая спортинвентарь в домашнем спортзале Скуратовых. Тогда результаты этой проверки его приятно удивили. Александр по всем прикидкам оказался существенно сильнее среднестатистического мужчины. У него стал крепче костяк, массивнее мышечный корсет. Появилась неимоверная гибкость в суставах, позволявшая ему изгибаться в самых неимоверных позах. Правда, после этого пришлось в спортзале убираться. От лавки для жима лежа остались один обломки. Турник превратился в завязанные узлом трубы и балки. Нетронутыми остались лишь металлические блины.