Бесконечное падение сквозь серую мглу закончилось жестким ударом, я резко вдохнул и открыл глаза. После этого простого, казалось бы, действия, голова чуть не лопнула от боли, пронзившей ее раскаленной спицей, и я снова отрубился. На этот раз, хвала богам — без галлюцинаций. Не было ни болота, ни света в тумане, ни призрачного двойника с таким знакомым и таким пугающим лицом. Лишь пустота, тьма и блаженное отсутствие боли.

Во второй раз я оказался умнее. Очнувшись, некоторое время лежал и боялся даже думать — чтобы снова не вызвать болезненную реакцию. Помогло. Ровно до того момента, как я попытался сглотнуть. Новая вспышка боли — и я снова отправился в благословенную тьму.

В третье пробуждение стало легче. Я открыл глаза, застонал, перевернулся на бок — и меня даже не отрубило. Я прислушался к себе и удивился: той непередаваемой боли больше не было. Да, тело ныло, будто меня отходила клюшками вся национальная хоккейная лига, голова в том месте, куда прилетел ботинок Бранда, опухла и пульсировала болью, но умирать я явно не собирался. Даже странно как-то. После всего-то произошедшего.

Блин. А может, мне все это показалось, а? Может, я все-таки улетел под фуру на машине, а все остальное — бред умирающего мозга? Открыв глаза, я аккуратно пошевелил глазными яблоками, искренне надеясь увидеть белые стены и реанимационное оборудование, но увы. Хрен там плавал, как говорит один мой знакомый. А жаль.

Я лежал на каменном полу в сыром и холодном помещении. Откуда-то из угла ощутимо пованивало отходами жизнедеятельности, а прямо перед носом виднелась решетка, растущая из пола и уходящая в потолок. Изготовлена она была из неизвестного мне металла и едва ощутимо вибрировала.

Короче, я в темнице. Замечательно.

Несколько раз мне приходилось сидеть в тюрьме. И в родной, и в зарубежной, и в такой, о которой рассказывали самые страшные истории — и далеко не все из них, как выяснилось, были байками. Но каждый раз я знал, что это ненадолго, что я не один, что за крепкими стенами кипит работа по вызволению, через пару дней я окажусь на свободе, и передо мной, возможно, даже извинятся. Здесь же надеяться было не на кого, и от этого становилось очень жутко и одиноко. Твою мать! Ну как можно было так вляпаться? Лежал бы сейчас спокойно в палате и готовился к растительному существованию. Нет же блин, на приключения потянуло!

Я попытался встать, и из груди непроизвольно вырвался стон. Да уж. Отделали меня так, что врагу не пожелаешь. И даже то, что я пока жив, непонятно к плюсам относить или к минусам. Насколько помню, Бранд обещал мне сладкую жизнь, и что-то подсказывает, что он сдержит слово. Дерьмо!

Стоп! А я ведь не совсем один! Есть же Голос! Он, правда, постоянно ноет, что силы его ограничены и ничего сделать для меня он не может, но что-то не верится в беспомощность сущности, умудрившейся выдернуть меня в другой мир. Может, хотя бы подскажет, каким способом здесь наиболее эффективно самоубиться можно?

Едва я попробовал сосредоточиться и обратиться к Голосу, как голову вновь прошило раскаленной спицей. Все-все, понял-понял! Больше не буду! Черт, больно-то как!

Дождавшись, пока исчезнут круги перед глазами, я подошел к решетке и выглянул в коридор.

Пусто. Вдаль уходит ряд зарешеченных камер, аналогичных моей, на потолке через равные промежутки — светильники, такие же, как я раньше видел в коридорах. Только расстояние между ними побольше да свет потусклее. И — ни души. Странно. По канону, где-то тут должен быть хотя бы тюремщик. Ну, или стражник, если говорить языком этого сбрендившего мира.

— Эй! — первый возглас, выдавленный из обложенного горла, больше походил на хрип, но уже со второй попытки мне удалось совладать с голосовыми связками. — Эй, есть здесь кто-нибудь?

— Не кричи, — послышался сдавленный голос откуда-то из темноты. — Мало тебе досталось, что ли?

Я сделал шаг к решетке и вгляделся в полумрак коридора.

В камере напротив меня кто-то был. Я чуть прищурился, пытаясь рассмотреть в темноте говорящего. Точнее — говорящую, ибо голос принадлежал женщине. Гм… Девушке.

Миниатюрная фигурка, платье, еще недавно бывшее ярко-красным, а сейчас, скорее, грязно-коричневое, длинные волосы, собранные на затылке в затейливый хвост, и горделивая осанка. Даже сидя на сыром полу, обхватив руками коленки, девушка умудрялась выглядеть… аристократично. Правда, вкупе с покрытым сажей и копотью лицом это выглядело, скорее, забавно, чем величественно. Зазноба Дэймона. Леди Корал Игнис собственной персоной.

— Корал? — позвал я. — Ты… Ты как?

Черт знает, какие отношения были у донора с девушкой, но, надеюсь, хотя бы на «ты» и по имени они друг к другу обращались. Ну, точнее, я хорошо понимал, как относился к Корал Дэймон, у меня и сейчас сердце зашлось при виде барышни. А вот ее высокомерный и брезгливый взгляд там, в Зале Инициации, предполагал разные варианты.

— Как я? — усмехнулась девушка. — Лучше всех. Всего-то сижу в темнице Старков, брошенная туда солдатами безумного бастарда, и даже не знаю, что с матерью. А в остальном — прекрасно. Отлично просто.

М-да. Яду в барышне более, чем достаточно. Вот же нашел себе даму сердца Дэймон!

— Если ты не заметила — я нахожусь в том же положении, — поморщившись, проговорил я. — Вот только, в отличие от тебя, знаю, что произошло с моей матерью. К сожалению…

Девчонка вздрогнула. Пробрало, да? То-то же. Думать надо, что говоришь. Даже мне, человеку постороннему настолько, насколько это вообще возможно, не по себе становится, когда я вспоминаю катящуюся по полу отрубленную голову леди Тиворы, а каково было бы Дэймону? Да и сама эта Корал с леди Старк наверняка была лично знакома.

— Извини, — виновато проговорила девчонка. Вздохнула, и продолжила чуть увереннее:

— Дэймон Старк, прими искренние соболезнования. Весь Дом Игнис скорбит о твоей утрате вместе с тобой.

Угу. Это, видимо, официальная формула. Интересно, на такое выражение сочувствия есть какой-то официальный ответ? Или молча кивнуть будет достаточно? Пожалуй, учитывая тот факт, что Дэймон только что потерял всю свою семью, мое невежество спишут на шок. Что ж. Так и поступим.

Кивнув, я прошелся по камере, заглядывая между прутьями и пытаясь рассмотреть соседние помещения. Есть там кто, или пусто? Не видно и не слышно. Пожалуй, если б мы были не единственными узниками, соседи бы уже как-то обозначились. Так что, скорее всего, мы единственные гости в этом роскошном отеле.

— Корал, — позвал я. — Ты видела Лиану? Что с ней?

Я ввязался в драку с поехавшим бастардом в обмен на обещание не трогать девушек. Не то, чтоб я так сразу поверил ему на слово, но Корал, по крайней мере, жива и относительно невредима. Хотелось бы верить, что и с сестрой Дэймона все в порядке.

— Нет, — тон девушки был не просто холодным — ледяным. Видимо, где-то я все же с ответом на соболезнования накосячил. Ну да и хрен с ним. Что-то подсказывает, что и самому Дэймону не до церемоний было бы. Девчонка несколько секунд пристально смотрела на меня, как бы ожидая, что я одумаюсь и извинюсь, потом издала недовольное восклицание и демонстративно отвернулась. Ты гляди, какая цаца. Ладно, пренебречь, вальсируем. Сейчас есть задачи поважнее, чем располагать к себе взбалмошную барышню. Черт, как же выбираться-то, а?

Я подошел к решетке и попытался ее рассмотреть. Толстая, металл… Не металл. Камень! Гладкий, отполированный камень! Что за бред? Камень, каким бы он ни был, слишком легко сломать! Ни за что не поверю, что здешний народ настолько туп, при всех их гаджетах! Ну не может же быть такого! Неужели показалось? Я протянул руку, обхватил прут, и…

Эффект был сравним с электрическим ударом. Мое тело прошил разряд огромной мощности, и через секунду я с удивлением обнаружил себя в противоположном углу камеры, сидящим на полу и тупо трясущим башкой. Уф! Будто за оголенный кабель взялся! Ладно, претензии снимаются. Нормальная решетка. Хрен выберешься.