Это было ожидаемо: вся эта семейка — гадюшник. Но меня им не достать и не запугать.

— Ульберги решили бизнес свой открыть, — с готовностью ответил Викар. — Этот сопляк пришел заявить мне, что они больше не работают на нас. Можешь себе такое вообразить, Кеннет?

— Что?! — У Кеннета глаза на лоб полезли. — Совсем, что ли, берега попутали? — повернулся он ко мне.

— Мы? Вовсе нет. А вот вы, уважаемый, явно нарушаете правила хорошего тона, принятые среди аристократов.

— Так ты себя к аристократии, что ли, причисляешь? — оскалился он в ухмылке. — На бумаге — может быть, а на деле — чернь чернью. И ты посмел явиться сюда со своей нахальной рожей и что-то тут блеешь перед нами, баран безмозглый?

— Правила хорошего тона — это точно не про вас, — укорительно цокнул я языком, а затем улыбнулся снисходительно и снова зашагал к двери.

— Я не закончил с тобой, паршивец!

В мою спину что-то ударило — мощной ледяной волной. Я качнулся и, потеряв равновесие, упал.

— Это я еще ледяным копьем в тебя не запустил, но сейчас я подморожу твои трусливые яйца! — Кеннет с грозным видом направился ко мне, одновременно поднимая правую руку.

— Сын, держи себя в руках! — рявкнул Викар.

— Жги, Кенни, жги! — со смехом выкрикнула Кая.

Все происходило за считанные секунды. Я не успевал обмыслить ситуацию. Попытался сбить противника с ног телекинезом, как тогда гопников возле библиотеки, но ничего не выходило. Ах ты, сука! Ну давай же!

Кеннет сделал едва уловимое движение рукой, и с нее почти сорвался кусок льда в виде острого копья или чего-то там такого, готового пришпилить меня к полу, но я махнул рукой в сторону парня, направляя на него всю силу, которая была во мне. Вырвавшийся из Кеннета лед-копье замедлил свой смертельный полет в мою сторону, будто бы растекаясь по воздуху, а затем просто… растаял, стекая на пол каплями короткого дождя.

В кабинете повисло гробовое молчание. Кажется, весь дом замер в ужасном предчувствии чего-то страшного.

— Это что за нахрен⁇! — возопил Кеннет, переводя взгляд с меня на лужу. — Да он хренов огненный маг!

— Ты перегнул палку, сын. — Викар Нильсон поднялся из-за стола (он был высок и отлично сложен) и подошел ко мне.

Я, придя в себя от изумления, вскочил на ноги. Не хватало еще, чтобы этот зажравшийся свин глядел на меня сверху вниз.

— Пошел вон из моего дома! И помни про мои слова! — отчеканил старший Нильсон.

Уговаривать я себя не заставил. Прощаться с теми, по чьей вине я только что едва не погиб, тоже не стал. Предельно спокойным шагом я пересек коридор, лестницу, холл, ворота особняка Нильсонов. А когда оказался за границами их территории, ускорил шаг и едва сдержался, чтобы не заорать от бешенства.

Кеннет Нильсон. Мозгов в голове нет, но есть самомнение, раздутое до неприличия. Чуть не убил меня. И за это он однажды жестоко поплатится.

Кая — стервозная сука, для которой смерть — это лишь игра. Однажды я сыграю в нее с этой гадюкой.

Викар Нильсон — самый опасный из них. Невозмутим, как глыба. Могущественен и силен духом. Но я умею ломать глыбы. И я сломаю его, если он посмеет встать на моем пути.

На сегодня с меня хватит приключений. Пора заняться домашними делами, а именно — поговорить с отцом и привести свой внешний облик в порядок. Падая в доме Нильсонов, я порвал пиджак, что заставило меня вспомнить о своем скудном гардеробе. Пришла пора исправлять это.

Пока ехал в метро, выбрал в интернет-магазине среднего уровня (покупать какое-то там брендовое шмотье только ради тех самых идиотских понтов?! это без меня, пожалуйста!) разных тряпок — простых, но добротно сшитых — и оформил доставку на дом. Не хватало еще, как бабе какой-то одержимой, время терять и за шмотьем бегать по бесчисленным магазинам.

Заказ привезли спустя минут пять после того, как я попал домой. За шустрость курьеру дал щедрые чаевые.

Я примерил шмотки — все село идеально. Теперь мой гардероб пополнился несколькими новыми рубашками, футболками, штанами и парой приличных костюмов для выхода в свет. Ну и двумя парами обуви (какая, оказывается, удобная вещь — эти кроссовки!). Отпустил курьера и спустился вниз. Поев только что сваренного супа, я, наконец, добрался до кабинета Филипа и постучался.

— Да.

Я вошел. Филип сидел за столом над какими-то бумажками.

— Есть разговор, отец.

— Слушаю тебя. — Он отложил свое дело.

— Во-первых, я порвал с Нильсонами.

— Ты… что? — От потрясения Филип даже забыл привычно нахмуриться.

— Да. Мы теперь птицы свободного полета. Будем продавать «кирпичи», богатеть и не делиться с этими ублюдками прибылью.

— Как ты посмел проворачивать такие дела за моей спиной? — проорал Филип, вскакивая с места. — Я — пока еще глава рода, и лишь я имел право…

— Отец, сядь! — властно отрезал я.

Мой тон заставил его послушаться.

— Давай не будем зацикливаться на этих условностях. Главное, что я сделал дело, так ведь? Ты разве не рад, что наши дела скоро пойдут в гору?

— Что с твоей одеждой? — вместо ответа спросил Филип.

— Да так… постарался выблядок нильсоновский, — поморщился я.

— Они… напали на тебя? — побледнел Филип — и что-то подсказывает мне, что вовсе не от возмущения или праведного гнева.

— Ерунда. Шалость детская.

— И как же ты справился с… этой шалостью?

— Я же телекинетик, отец, помнишь?

Разумеется, я не стал докладывать Филипу, что на самом деле алхимически воздействовал на лед, и он растаял. Мой тайный козырь — моя сила.

А вот то, что телекинез не сработал, меня очень огорчило. Мой дар вроде как частично прорвался через блок, но контролировать его я почти не могу. Плохо дело. Надо скорее чудо-растение искать.

— Ты хоть воображаешь себе, что они способны с нами сотворить, если пожелают?

— Ты говоришь теми же словами, что и Викар, — подколол я Филипа. — Мы не трусы, отец, и никакие угрозы не заставят нас жить по их указке.

— Ты хоть понимаешь, что по твоей вине может пострадать вся моя семья?

— А не забыл ли ты, отец, что я тоже — твоя семья? — холодно отозвался я.

Неужто Нильсоны этого трусливого главу рода и никчемного отца погибшего Акселя настолько запугали в прошлый раз?

— Ты, насколько мне помнится, был не против порвать с ними.

— Да, был, пока не осознал, как это опасно.

— Не опасно только в могиле лежать, отец. Хватит об этом. Дело сделано.

— Не рано ли ты начал говорить так, будто уже стоишь во главе нашего рода? — с тихой злостью спросил Филип.

— Так я уже снова твой наследник? Не чужой, приемный Акке, а я — твой настоящий сын? — с издевкой парировал я. — Кстати, меня давно интересует вопрос, все вылетает из головы… Где моя брошь с символом рода?

— А ты уже забыл, как бросил ее мне под ноги, когда…

— Когда что?

— Когда твой дар не пробудился. Да, ты забыл. Ведь у тебя отшибло память. — Филип глядел на меня с неприкрытой неприязнью.

— Возможно, к счастью для нас обоих. Так где моя брошь? Или я больше не имею на нее права?

Вместо ответа «папа» полез в шкаф. Вытащил что-то, кинул передо мной на стол — это была великолепная виноградная лоза в виде нескольких аметистов, вделанных в золотую оправу. Брошь была прекрасна.

Я с нескрываемым восхищением взял ее. Прикреплять к порванной одежде не стал.

— У тебя есть ко мне что-то еще? — Филип, хмурясь, намекнул, что хочет скорее вышвырнуть меня из кабинета.

— Да. Бирла.

— Что?

— Ты должен возобновить начисление ей заработной платы.

— Ты о чем вообще? — Лоб главы рода превратился в сплошные складки.

— О том, отец, — медленно произнес я, — что любой труд должен оплачиваться. Даже Нильсоны — и те платили нам, хоть какие-то копейки. А Бирла гнет спину ради нашей семьи годами — и не получает за это ничего. Это недостойно нашего рода, отец.

— Да как ты смеешь… — начал багроветь от злости Филип.