У того чуть удар не случился. Поперхнулся вином, вмиг побледнел, хватаясь за тесный ворот мундира.

- Будешь, думать только о мошне и чреслах, а не о деле, вмиг окажешься в той же самой дыре, из которой я тебя вытащил...

От князя ощутимо дохнуло холодом. К своему ужаса барон не просто это почувствовал, но и увидел собственными глазами. От ног гостя по дубовому паркету медленно поползла изморозь, распространяя замысловатые ледяные узоры во все стороны.

- Я... Я никогда... Ваше Сиятельство...

С графом в одно мгновение произошла удивительная метаморфоза. Из вальяжного, гордого и довольного собой господина и барина он разом превратился в жалкое, заискивающее существо. Губы дрожали, кривились. Поросячьи глазки являли такое отчаяние и страх, что не каждый день увидишь.

- Я же для общего дела, Ваше Сиятельство. Исключительно, ради общего блага, - придя в себя, граф заговорил более осмысленно. - Я всецело вам верен и готов сделать все...

Ба-ац! Сабуров со всей силы хлопнул ладонью по столу, заставляя подпрыгнуть папки с документами. Отшатнувшийся жандарм от испуга чуть с кресла не свалился.

- Чего ты готов сделать? Ты же животное! - князь ткнул в него пальцем, перепугав того ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда больше. Жандарм и так уже был весь серый с синеющими губами. - Кто два дня назад приказал взять под стражу барона Ягужинского, а после вызвал в этот кабинет его дочь? А про вдову Воротынский, которую ты тут целые сутки объезжал? Об этом уже весь Свет гудит! Думаешь, не найдутся благодетели, которые все донесут императору в нужном свете? Ты, сучья немощь, все дело загубишь!

А у графа язык от страха отнялся. Он только бомотал что-то непонятное и не мог оторвать глаз от пола, где в его сторону медленно ползли ледяные щупальца.

- Ты, б...ь, был поставлен, чтобы почву подготовить для переворота, чтобы приглядывать за всем и... Чего глаза пучину? Говори.Граф, и правда, явно пытался что-то сказать. Открывал рот снова и снова, хотя оттуда ничего вразумительного так и не раздавалось.- Говори!

И того, наконец, прорвало.

- Ваше Сиятельство, так я делаю все это. Я же все продумал заранее, что в точности по вашим словам сделать, - быстро, едва не захлебываясь, говорил граф. - С этим Ягужинским, к примеру, ведь все непросто...

Как смог, главный жандарм сделал хитрое выражение лица. Подмигнуть, правда, не решился. Кстати, правильно сделал, что не подмигнул. Еще неизвестно, как на такое панибратство гость бы отреагировал. Мог скривиться, а мог и шарахнуть льдом.

- Я ведь завтра задумал заговор раскрыть…

И снова хитро улыбнулся. Мол, оцените, Ваше Сиятельство, мою хитровыделанную задумку.

- С самого утра приду к Его Величеству и доложу о заговоре. Так мол и так, государь, ваш верный слуга раскрыл заговор против Вашего Величества. Я тут уже кое-какие бумаги подготовил, чтобы все смотрелось очень даже благопристойно. Есть письма, в которых этот самый барон Ягужинский высказывался очень и очень вольно об императоре. Даже позволял себе кое-какие крамольные мысли, например, о республике. Есть и ответные письма от его армейских дружков, что и похлеще его говорят. Чем не заговор? – граф мерзко улыбнулся. – Вот вы про его дочку говорили, Ваше Сиятельство? А ведь эта самая особа и рассказал про письма. Так как вам такая задумка? Годная для нашего дела?

Князь задумался. Облокотился на стол и начал барабанить пальцами о столешницу, что было явным признаком его глубокой задумчивости. Затих и хозяин кабинета, боясь потревожить важного гостя.

Продолжалось это тревожное молчание ровно до тех пор, как гулко ударили огромные кабинетные часы, отсчитывая полдень. Вровень с третьим ударом Сабуров оторвал взгляд от окна, куда все это время и был направлен его взгляд.

- Похоже, правду о тебе говорили, - граф тут же угодливо вытянул шею. Мол, говорите, готов все выслушать. – Что за своей выгодой и об общем деле не забываешь. Хорошо придумал. Только…

Граф, вообще, превратился в одно большое ухо.

- Нужен больший масштаб. Заговор из десятка старых служак, которые выжили из ума, никому не интересен. В их окружении, Саша, нужно еще покопаться, хорошенько покопаться. Должны быть еще недовольные, проворовавшиеся, дураки, в конце концов. Пусть тоже чего-нибудь напишут… Может, об оружии или о взрывчатке. Нужно что-то эдакое придумать, чтобы у нашего императора мурашки по спине побежали. А… придумал! Постарайся найти такое письмо, где бы про семью императора шла речь…

Жандарм тут же кивнул, «схватывая мысль на лету». Конечно же, он найдет такое письмо. Обязательно найдет, даже его если еще и в помине нет.

- Понял меня?

- Все понял, Ваше Сиятельство! Все сделаю, - с готовностью снова кивнул граф, встав и поклонившись от усердия. – Только нужно несколько дней на подготовку, чтобы все было, как должно быть.

Сабуров качнул головой, давая свое разрешение.

- Сегодня же начну, Ваше Сиятельство.

- И еще, - встав с кресла, князь вновь задумался. – Ты не забыл о моей маленькой просьбе?

Граф без промедления поклонился.

- Уже звонил в гимназию, Ваше Сиятельство. Сделал внушение, сказав так, как и было обговорено.

***

Санкт-Петербургская императорская гимназия, кабинет директора

Михаил Валентинович Добролюбов, бессменный вот уже два десятка лет директор Санкт-Петербургской императорской гимназии, положил трубку телефонного аппарата и замер, как мышь под взглядом матерого уличного кота. Все казалось, что вновь раздаться звонкая трель и из трубки послышится властный голос одного из самых могущественных людей империи.

- Чуяло мое сердце, что будет продолжение всей этой истории, - задумчиво проговорил мужчина, блуждая взглядом по стенам кабинета. После такого разговора ему точно нужно было посидеть и подумать. – Надо же, только одного сняли, и сразу же за второго взялись… Хм, а я все думал, сын его или нет. Похоже, все-таки родная кровь. Иначе так бы не гнобили…

Сказал, и тут же с тревогой огляделся, словно кто-то его мог подслушать в его собственном кабинете. Слишком уже опасные речи вел, за что можно было не только должности, но и жизни лишиться.

- Может быть это и к лучшему, - после долгого раздумья кивнул он своему отражению в зеркале. – Все равно ему здесь жизни не дадут. Вон поговаривают, что скоро княжич Сабуров вернется… Да и нам будет спокойнее.

Вздохнув, директор поднял телефонную трубку. Нечего откладывать этот дело, нужно с ним прямо сейчас разобраться.

- Анна Петровна, вызовите ко мне господина Мирского. Да, прямо сейчас. И потрудитесь занести его табели посещаемости занятий и успеваемости.

Через несколько минут на его стол легла небольшая кожаная папка с нужной фамилией. Внутри и находились табели – толстая пачка бумаг.

- Так… А вот и повод нашелся, - удовлетворенно кивнул он, ногтем подчеркнув несколько цифр в первом же табеле. – Оформим, предъявим.

Ожидание гимназиста надолго не затянулось. Вскоре в дверь постучали, и через мгновение на пороге кабинета появился господин Мирский. Немного бледный, с горячими глазами. Неужели что-то уже слышал?

- Присаживайтесь.

Негромко, но твердо поздоровавшись, парень сел в кресло.

- Этот разговор мне совсем не доставляет удовольствия, но я вынужден его вести. Признаюсь, вы меня разочаровали.

Мирский не дрогнул. Как сидел с идеально ровной стеной, так и остался сидеть. Ни одна мышца на лице не шевельнулась.

- Вот ваши табели об успеваемости и посещении учебных занятий, - директор подвинул бумаги в сторону юноши. – У вас большое число прогулов, молодой человек. Есть предметы, по которым вы проявляется возмутительное незнание. Скажу прямо, с таким букетом неудовлетворительных отметок вы просто физически не можете оставаться гимназистом Санкт-Петербургской императорской гимназии.

Говорил, и начинал сам в это верить. Излагаемые вещи уже виделись именно такими, какими они и должны были быть. И если раньше внутри него шевелился какой-то червячок сомнений, то теперь была тишь да гладь.