В огромном холе, куда спускалась широкая мраморная лестница, его уже ожидало двое мрачных охранников. Опытные боевики-маги, по десятку лет оттрубивших в имперской Гвардии, они стояли по обе стороны от входной двери. Контролировали.

— Запускайте этого ублюд…

Огромные двери из зачарованного магией мореного дуба медленно пошли вперёд. Едва с улицы упала полоска света, как на пороге появился невысокий юноша в серо-стальном костюме. Пиджак и брюки из дорогого английского сукна сидели на фигуре, словно военная форма. Крепкое впечатление производил для бывшего босяка с улицы.

Взгляды врагов встретились, отчего в холе ощутимо похолодало. Явное действие остаточной магии, когда одаренный находится в напряжении и едва сдерживает силу. Тут же напряглись охранники, окутавшись голубоватыми разрядами-щитами.

— Только держись, от тебя и мокрого места не останется — с угрозой пробормотал Голицын. — Зачем пришёл? Ты же знаешь, что тебя здесь ждет.

Старик понимал, что мог убить этого надоедливого юнца в любой момент. И никакого раскаяния или жалости и в помине бы не было. Даже наоборот.

Но Голицына мучило любопытство, граничащее с непониманием. Почему Милославский сам к нему пришёл, если понимал, что может не уйти отсюда живым? Такое поведение было слишком странным, чтобы отмахнуться от него. А старый князь слишком долго жил на этом свете, чтобы делать ошибки.

— Пришел, чтобы договориться, — парень смотрел уверенно, и, похоже, совсем не боялся, что тоже вызывало удивление. Не каждый человек останется спокойным в присутствие мага такой силы, как старый князь. — Война не нужна ни мне, ни те…

Голицын не дав ему договорить, презрительно хмыкнул.

— Война? С тобой, сопляк? Я тебя просто как таракана прихлопну, — маг сделал прихлопывающее движение. Причем сделал это нарочито медленно, показывая, свое свою силу. — Ты не понимаешь, что, войдя в эту дверь, уже больше не выйдешь отсюда. Я щелкну пальцами и…

Он поднял руку, словно готовился щелкнуть пальцами. С обеих сторон сразу же дернулись оба охранника, характерно поглаживая кулаки. На цепных псов похожи, которые по кивку хозяина на жертву бросаются.

Серьезней не куда ситуация, а этому юнцу хоть бы хны. Голицын даже на мысли себя поймал, что этот Милославский совсем не прост. Ведет себя, как опытный серьезный человек, а не заносчивый мальчишка без знаний и опыта.

— Зачем? — Милославский не делал никаких попыток сбежать или хотя бы закрыться. Просто стоял и смотрел на князя. — Зачем все это? Тот длинный меня три раза пытался на тот свет отправить. Ты теперь собираешься меня закопать. Вот я и спрашиваю, за что? Скажи, может я и так на все согласен.

Пальцы Голицына почти сомкнулись. Еще мгновение и раздаться щелчок, после которого все будет кончено. Но шли секунды, а щелчка так и не происходило.

— Значит, не знаешь…

Негромко протянул князь, от неожиданности опуская руку. Получалось, этому босиком никто ничего не объяснял. Тогда вся эта история, закрутившаяся вокруг Милославского, становится более или менее понятной. Получив приказ, личный слуга и фамильяир Голицына решил сделать именно так, как всегда и привык: силой, нахрапом. Хотя, кто бы на его месте поступил иначе? Ведь, аристократ против быдла всегда прав.

— А ты, значит, на все готов?

Голицын прищурился. Не так уж и крепок, похоже, этот скороспелый благородный. Вот и вся разница между настоящим дворянином, голубой кровью, и уличной чернью. Первый никогда бы не пошел на сделку со своей совестью, второй — с лёгкостью.

У князя презрительно скривились губы. От того подобия уважения к отчаянной выдержке своего врага, что недавно почувствовал старик, не осталось и следа. Словом, все ясно и понятно. Как не изменить законы мироздания, так и человека подлого сословия не сделать благородным, даже при помощи Императорского указа.

— Значит, на все согласен…

Похоже, этот сопляк, наконец-то, понял, кто такие Голицыны. Знающие люди скорее всего «вправили» ему мозги, объяснив, как все устроено в этом мире: не судись с сильным, не спорь с богатым, все равно виноватым останешься. Наверное, если нажать на него, как следует, то бросится в ноги и будет умолять о прощении. Старик уже не скрывал своего презрения, видя перед собой лишь «маленького» человечка.

— Только… — юнец вдруг подал голос. — Сначала хочу увидеть сестру. Если с ней все в порядке, то я сделаю все, что нужно. Покажи ее.

Особых колебаний у старого князя в этот момент не было. Опасаться было нечего. Этот пацан, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, получивший магический дар, сдался и в прямом и переносном смысле. Сам добровольно станет магической батарейкой и тренировочной куклой для внучки. Конечно, придется предварительно над ним поработать, что его на дольше хватило. Но разве это трудности?

— Хорошо, — кивнул старик, разворачиваясь к лестнице. — Ты сейчас ее увидишь, и убедишь, что с ней все в полном порядке. Они живет в одной комнате с моей единственной внучкой, носит ту же самую одежду, ест одинаковую пищу. Они вместе играют, вместе учатся. Для простолюдинки из приюта нет лучшей судьбы, чем стать личной служанкой благородной дамы.

— Поднимайся, они уже должны проснуться. И скорее всего сейчас играют, лежа в кроватях.

Все оказалось именно так, как он и говорил. Когда они, сопровождаемые двумя крепкими безликим мужчинами из охраны, подошли к двери детской комнаты, то услышали негромкий детский смех. Словно ручеек журчал.

— Только не шуми. Пусть продолжают играть, — Голицын мягко толкнул дверь вперед, приоткрывая небольшую щель в залитую светом комнату. — Вот они.

Обзор с этого места был не очень хорошим. Не помешало бы открыть дверь еще шире. Но даже так все было видно…

Не боятся только совсем отбитые на голову. Даже у самого бесстрашного человека, в моменты смертельной опасности, все равно что-то «ёкает» в груди. И Рафи, стоя напротив своего врага, был не исключением. Его каменное спокойствие, на самом деле, было лишь ширмой, готовой в любой момент рухнуть.

— Только…

И даже его продолжительное молчание, воспринимаемое со стороны, как проявление выдержки и уверенности в себе, диктовалось желанием не выдать свою тревогу. Ведь, едва парень переступил порог этого особняка и увидел напрягшуюся охрану, ему стало абсолютно ясно, что все это одна огромная ошибка. И его, если он не «сделает финт ушами», закопают прямо здесь, во внутреннем двориками под розами.

— … Сначала хочу увидеть сестру. Если с ней все в порядке, то сделаю все, что нуж…

Говорил и в то же самое время не сводил глаз с лица князя, пытаясь угадать ход его мыслей. Что думал Голицын? К чему ему сейчас готовиться? Будет с предсказуемым финалом или еще поживет?

Его правая рука же, не находя себе места, непроизвольно тянулась к карману. Правда, вместо дамского револьвера, что привычно оттягивал его карман в последние дни, там пряталось кое-что другое. Небольшой, со спичечный коробок, сверток из обычной коричневой оберточной бумаги, на который ничего дурного и не подумаешь. В таком иногда соль хранят или перец, специально многократно обертывая сверток плотной ниткой. Только сейчас внутри была не соль и не перец, а плотно утрамбованный магниево-марганцовый порошок с некоторой долей серы со спичек.

Совсем не оружие, а детская развлекуха, пусть и не знакомая здесь. На всякий случай в карман положил, заранее выложив револьвер. И, похоже, этот самый «всякий случай» наступил.

— … Поднимайся. Чего встал? — из задумчивости парня вывел ворчливый голос Голицына, уже поднявшегося до половины лестницы. За собой звал, на второй этаж, где, похоже, держали Лану.

Незаметно касаясь кармана и всякий раз убеждаясь в наличии взрыв-пакета, Рафи начал подниматься по ступенькам. Прямо за ним, судя по тяжелому дыханию, держалась и охрана.

— Вот, — шедший впереди князь остановился у роскошной дубовой двери, украшенной затейливой резьбой в древнерусском стиле, и осторожно толкнул ее. — Смотри только не шуми. Пусть играют.