Те, и правда, были в самой дальней части комнаты. Витян сидел на краю дивана, будто бы вжавшись в его спинку. Камова стояла почти в самом углу. Полное впечатление, что они прятались от кого. Только от кого? Врагов же не было больше.

— Вы что? Тетя Ира⁈ Что с вами такое? Опять что-то случилось?

Рафи уже не на шутку встревожился, начиная невесть что себе придумывать.

Первым «вышел» из явного ступора Витян, начиная медленно подниматься с дивана. Причем делал это с таким видом, что у Рафи еще больше становилось вопросов.

— Э-э-э-э… Я ведь того… Э-э-э-э, деньги еще за те два починенных ствола не отдал, — он вроде бы смотрел на Рафи, но «поймать» его взгляд никак не удавалось. — Я завтра все отдал, все до копейки. Э-э-э, господин Рафаэль, все отдам.

А вот тут-то Рафи и «выпал в осадок». Такого обращения от Витяна, все время общавшегося с ним на уровне «загадочного» друга, никак не ожидал.

— И за прошлые стволы добавлю, сколько скажешь, — еще добавил парень, по-прежнему не смотря на Рафи. — Я, э-э-э, пойду тогда. Деньги еще собрать нужно.

С этими словами «исчез» из гостиной, а через мгновение хлопнула входная дверь.

Проводив его глазами, Рафи с немым вопросом повернулся к женщине:

— Что, вообще, происходит?

Та в ответ пожала плечами. Ружье поставила в угол, словно скалку, и сделал шаг ему навстречу:

— И я тоже хочу это знать. Что происходит, Рафи?

Смотрела укоризненно, словно в чем-то обвиняла. Но при всем при никакой злобы не чувствовалось.

— Эх, Рафи-Рафи, бедовая ты головушка, — она вдруг тяжело вздохнула и, притянув к себе, обняла. Рукой взъерошила волосы, причем это получилось у нее как-то по-доброму, по-матерински. — Пошли за стол. Позавтракаешь, а заодно мне все и расскажешь. И не думай ничего скрывать.

Паренек сразу же кивнул. Рассказать о вчерашнем все равно нужно было. Камова же женщина с непростым опытом и особыми знаниями, могла чего-нибудь и подсказать. В таком деле толковый совет от знающего человека, который к тому же хорошо к тебе относится, очень много стоит.

— Это ведь твоих рук дело? — сразу же спросила она, едва он сел за стол и потянулся к ватрушке с творогом. — Ты со Старшими разобрался?

— Я, — с набитым ртом повинился Рафи. — Все зашло слишком далеко и вопрос с ним нужно было решать окончательно. Поэтому и пришлось их наглухо валить. Других вариантов все равно не было. Ясно же было, что от Витяна они не отстанут. К бабке не ходи, после него принялись бы за нас. Вот и пришлось действовать на опере…

Окончание слова проглотил вместе с остатками ватрушки, бормоча что-то маловразумительное. Сразу же потянулся за второй ватрушкой, хватая с румяным боком.

— …ие… Вот так как-то…

Все это время Камова напоминала собой каменное изваяние. И только еле раздувавшиеся крылья носа выдавали ее.

Не сводившая с него глаз, женщина пыталась как-то разобраться в том, что узнала. Подросток, которого она когда-то «взяла под свое крыло», и, казалось, знала, как облупленного, снова превратился в загадку. И этот его рассказ совсем добавил не ясности, а, напротив, поставил еще больше вопросов. Как подросток смог взорвать квартиру, которую охраняли лучше, чем генерал-губернатора столицы? Где раздобыл бомбу? Как в конце концов он решился на все это⁈ Вон Витяю, ее племяннику, ничего такого даже в голову не пришло, а он ведь родился «на улице», и с детства был обучен воровскому ремеслу.

— Как, Рафи, ты все это провернул? — наконец, решила она задать вопрос, который мучил ее больше всего.

Он же, дожевывая последнюю ватрушку, уже поднимался из-за стола.

— Все, тетя Ира, опаздываю! Потом все расскажу. Сегодня опять какое-то торжество будет. Попросили не опаздывать…

Сказать, что директор Санкт-Петербургской императорской гимназии был взволнован, значит ничего не сказать. Сегодня в стенах его учреждения вновь должно было произойти мероприятие, о котором потом будет шептаться вся столица. Несколько дней назад в главном зале гимназии было награждение государственными наградами обычного мещанина, учащегося его гимназии, что многие и высшем свете сочли грубейшим нарушением традиций и порушением чести благородного сословия. Сегодня снова в центре событий был этот странный юнец: ему будут вручат указ Его императорского Величества о приобретение им личного дворянства. И что теперь скажут люди⁈

Добролюбов в очередной раз вытащил батистовый платок с монограммой, вышитой его супругой, и вытер от пота сначала лоб, а потом шею. Как тут не потеть, если ждешь высокого гостя. Указ о приобретении личного дворянства должен был вручать член попечительского совета гимназии, князь Голицын. Фигура во всех смыслах особенная: один из старейших и сильных магов империи, глава могущественного рода. Ко всему прочему обладал весьма скверным характером, совершенно невыносимым для окружающих.

— Не было забот, а тут сразу привалило…

Снова вынув платок, он сморщился. Батистовую тряпочку можно было уже выжимать. А ведь мероприятие даже еще не началось

— Господи, за что же мне все это…

К счастью, для директора все «прошло без сучка и задоринки». Огромный зал гимназии был полон празднично одетых воспитанников и их педагогов. Отдельно стояли приглашенные гости, сиявшие обилием наград на мундирах и пиджаках, драгоценностей на платьях. Все это тонуло в красивой торжественной музыке, заставлявшей замирать сердце в груди.

— … Попечительского совета, его сиятельство князь Голицын! — в ливрее, украшенной традиционными цветами императорской гимназии, седой церемониймейстер громко ударил по паркету посохом.

После оглашения выступающего перед небольшой переносной трибуной, украшенной красным бархатом, появилась высокая худая фигура в старинном фраке. Князь, опираясь на трость, положил перед собой большой лист бумаги, на котором в ярком свете блеснул золотом оттиск императорской печати.

— Высочайшим повелением Его императорского Величества мещанин Мирский Рафаэль Станиславович приобретает личное дворянство и переходит в новое сословие, — скрипучий колкий голос старика разнесся по залу. Особые теплоту и симпатию его голос не излучал. Чувствовалось, что эта миссия ему малоприятна, а может даже и противна. Хотя внешне все это почти не проявлялось. — С сего часа его чаяния и заботы больше не будут прежними, а станут отражение его благородного состояния.

Похоже, князь решил ограничиться дежурными словами, ничего лишнего не добавив в речь. Это понял и директор, подталкивая своего выпускника в сторону трибуны. Сейчас, гимназист Мирский примет императорский указ, что-то пролопочет благодарственное в ответ, и этот день, наконец-то, закончится.

Мирский, невысокий подтянутый паренек, с каменным лицом пошел через весь зал. Сотни и сотни глаз других гимназистов и гостей скрестились на нем, тщательно осматривая его с головы и до ног. Ведь, завтра все это станет пищей для разговоров.

За пару шагов до трибуны его шаг почему-то сбился. Казалось, он чуть оступился, но, к счастью, снова выровнялся. Что-то странное в этот момент случилось и с князем, который, вздрогнув всем телом, изменился в лице.

— Ты?

— Ты?

Почти одновременно прошептали они оба, «зацепившись» взглядами.

Яркий свет из десятков громадных хрустальных люстр, заливавший огромный зал, слепил. Некоторые из стоявших у стен людских фигур неуловимо расплывались и превращались в блестящие пятна.

Жутко хотелось прикрыть глаза от слепящего света. Хорошо идти нужно было в центр зала. Не ошибешься, шагай прямо и шагай. Именно это Рафи и делал, вышагивая с идеально прямой спиной и каменным лицом.

Но, оказавшись в нескольких шагах от трибуны, замешкался. Он вдруг узнал того, кто должен был вручить ему указ императора.

— Ты?

В мгновение ока внутри него все всколыхнулось, «загорелось огнем». Рафи физически почувствовал, как пожиравшая его изнутри сила требовала своего выхода. Нужно было лишь чуть-чуть ослабить волевую «удавку».