— Это… это произвол! — Елена взвилась, едва прочла приказ. — Они не имеют права! На основании чего?! Что это за формулировка издевательская: «Согласно рекомендации медицинской комиссии»?

На счастье, Тагирова рядом не было, выслушивать гневную тираду целиком довелось Половинке. И Половинка же удержала, когда Елена принялась натягивать парадную форму, готовая бежать к начальнику военного госпиталя. «Лена, не лезь на рожон. В запас, так в запас. Видишь, нам даже подполковничью пенсию назначили». — «Издеваешься? Какая пенсия, мне сорока нет! Если они симптомы какие-то заметили, то почему прямо не написали? Я сектора «сигма» не боюсь, я там уже была!» — «Подозреваю, они меня заметили». — «В каком смысле?» — «А ты посмотри на себя в зеркало внимательно и сравни с голографией двухлетней давности». — «Хочешь сказать, я за два года заметно постарела? Или может быть, одряхлела? Так у меня физические показатели улучшились! Несмотря на пониженную гравитацию». — «Вот именно! Ты посмотри, посмотри».

Пристинская подчинилась. Нашла фото, которое делала для личного дела в «Сталексе», подошла к зеркалу. Ерунда, ничуть она не изменилась, ни одной новой морщинки не прибавилось. — «Ты смотри внимательней». — Пришлось всматриваться. Волосы? Да, они потемнели. Рисунок скул сделался чётче, губы — тоньше. Радужка глаз изменила оттенок, уже не выглядела такой ярко-васильковой как на фото.

Елена невольно облизнула пересохшие губы. «Я что… в тебя превращаюсь? Но это невозможно. Антинаучно! Внешность определяется генотипом, а не… не…» — «Ага, я знаю, что антинаучно. Поэтому и говорю — не лезь на рожон. Что-то я не горю желанием становиться подопытным кроликом. В отличие от тебя я боюсь сектора «сигма»». — «И что нам делать?» — «Уйти в запас по-тихому, как приказывают. И смотреть, что дальше будет».

Тагиров, узнав о приказе, тоже возмутился, начал искать объяснение. Пришлось его успокаивать:

— Гоша, сам подумай, какой из меня офицер службы безопасности? Привлечь меня к операции было разовой необходимостью, да и то потому, что Марина настояла. Теперь Горгоны нет, Марины… тоже нет. Значит, службе безопасности я больше не нужна. Логично?

Тагиров походил по комнате, развёл руками.

— Ты хочешь вернуться в косморазведку?

— Нет, я хочу стать домохозяйкой, сидеть у окошка и дожидаться любимого.

— Не заскучаешь одна?

«А я не одна» — такой ответ был бы честным. Но пришлось ответить иначе:

—Постараюсь побороть скуку.

«Бросила якорь» Пристинская во Львове — другие варианты Половинка рассматривать не захотела. Заканчивался апрель, в саду всё зеленело и готовилось цвести, облагороженный малинник обещал новый обильный урожай. К тому же Георгий взял очередной отпуск. Привыкать к роли «заслуженной пенсионерки ГСБ, подполковника и орденоносца» оказалось вполне комфортно.

Потом отпуск у Тагирова закончился, он улетел обратно на базу. Выбираться на Землю чаще, чем раз в месяц, не мог. Но в редких и коротких встречах есть свои преимущества. Они любили друг друга по-прежнему, но ненасытная страсть первых месяцев уступила место тихой нежности. А ещё — Георгий оказался прав, Диана в самом деле стояла между ними. Не так, как он думал, но стояла.

Вслед за весной пришло лето, его сменила осень. Диана во всю осваивала роль домохозяйки. Затеять капитальный ремонт Елена ей не позволила, но от косметического отговорить Половинку было решительно невозможно. Она распоряжалась телом большую часть времени, и Елена едва урывала для себя несколько часиков, чтобы научиться-таки печь бабушкины пироги. Она уже сомневалась, кто из них главный в этом теле. И регулярно рассматривала себя в зеркале, выискивая новые изменения. На счастье, заметных метаморфоз с её телом не происходило. А то, что вкус пива распробовала, а к овсянке наоборот охладела, так об этом никому знать необязательно. Она ошибалась.

На новогодние праздники Тагиров выкроил почти неделю внеочередного отпуска. Они никуда не поехали, никого не пригласили в гости. Загодя запаслись праздничными яствами, закрылись в доме, предоставив дождю полную свободу барабанить по крыше, заливать реками и озёрами двор, и… да, новый, 2245 год они встретили — с нарядной ёлочкой, шампанским, шикарным пирогом из размороженной малины. Но всё это было лишь внешними атрибутами праздника. Главное, они постарались повторить за эту неделю свой медовый месяц.

Когда четвёртая медовая ночь подходила к концу, — на часах было за полдень, но какая разница? — и силы осталось только на то, чтобы лежать, обнявшись, и касаться губами губ друг друга, Тагиров прошептал неожиданное:

— Мышонок, ты что, голодом себя моришь, пока меня нет?

Елена удивилась:

— Тебе мои пироги не понравились?

— Очень понравились. Я не понял, почему ты спросила?

— И я не поняла, почему ты спросил. Как можно морить себя голодом, когда учишься печь пироги? Наоборот, я за талию опасаюсь!

Тагиров засмеялся.

— Нет-нет, с талией у тебя всё в порядке. Но здесь и здесь моего любимого Мышонка стало меньше, — и провёл рукой по груди, по бедру Елены.

Пристинская тоже засмеялась.

— Не думала, что ты предпочитаешь пышных женщин. Увы мне, сравняться с Кариной я не смогу при всём желании. Особенно, если речь о «нижних девяноста».

— Хм… пожалуй. Зато в «верхних девяноста» ты ей ничем не уступала, уж поверь! У меня отличная тактильная память.

— Ага! Да ты у меня тактильный эйдетик! Ну-ка сейчас проверим!

Елена перевернулась на бок, сжала груди ладонями, готовая притиснуть их плотнее к плечу мужа… и застыла. Словно холодом обдало — вспомнились собственное ощущение, будто бельё привычного размера становится слишком свободным. Когда-то отмахнулась от него как от несущественного.

— Что, проверила? — поинтересовался Тагиров, так и не понявший, к чему клонит жена. — Я прав? Признавайся, ты затеяла какую-то диету, чтобы спасти талию от пирогов?

— Ага, — Елена изо всей силы постаралась, чтобы голос не сипел сдавленно. — Неудачная диета.

— Обещай, что больше не будешь над собой экспериментировать! Не хочу терять ни грамма моего любимого Мышонка.

— Обещаю, — Елена закрыла глаза, не позволяя слезинке вырваться из-под века.

Разговор с Дианой состоялся три дня спустя, когда Георгий улетел на корабль. И начала его Половинка.

«Ленка, я не могу это контролировать!» — «Ты о чём?» — «Наверное, существует какая-то обратная связь. Моя… э-э-э… душа? сознание? — не вписываются в твоё тело, и оно пытается приспособиться. Я понимаю, что это антинаучно, но против фактов не попрёшь, сама видишь!» — «Вижу. Значит, я всё-таки превращаюсь в тебя?» — «Скорее, во что-то среднее, тело пытается найти равновесие… Ленка, оно у тебя такое шикарное, а я его порчу!» — «Глупости. Подумаешь, попа станет чуть поменьше, бюстгальтеры будем носить не третьего размера, а второго». — «Угу. Волосы не пойми какой масти, глаза как болотная водичка, скулы…» — «Цыц! Не верю, что мы в дурнушку превратимся. А вот то, что изменения заметными становятся — проблема. Как быть?» — «Не знаю».

Елена помедлила. Предложила осторожно — никогда прежде не решалась заговорить об этом, откладывала, теперь, получается, в самый раз: «Мы можем родить. После родов внешность женщины изменяется, это общеизвестно. Бёдра станут шире, грудь увеличится. А прочее спишем на изменение метаболизма».

Реакция Половинки была именно такой, как Елена и опасалась: «Родить?! Ребёнка?» — «Лучше двоих. Мальчика и девочку. Дин, это же здорово — маленькая жизнь внутри тебя! А потом этот малыш будет расти рядом с тобой, изучать мир, взрослеть». — «Не знаю. Я как-то не готова к такому. Слишком уж радикальное решение ты предлагаешь. Давай не будем спешить». — «Спешить? Мне почти сорок, давно пора рожать! Бабушка маму родила в тридцать два, мама меня — вовсе в двадцать пять. До сорока никто не тянул». — «Тебе не сорок, а тридцать восемь. Есть ещё время». — «Тридцать девять через два месяца стукнет, если уж быть точной. И не забывай, ещё девять месяцев потребуется. Чтобы до сорока успеть, этой весной постараться надо. Дин, ну пожалуйста! Я очень-очень-очень хочу детей!»