— Э-э-э… у меня наглости не хватило.

— А у меня, видишь, хватило, — Елена бросила одежду на пол, шагнула к любимому, обвила руками шею.

— Да, а сама покраснела вся! — подначил тот.

— Покраснела? — Пристинская потрогала пылающую огнём щеку, недоумённо хихикнула. — В самом деле. Давай я тебя раздену!

Она стянула с Георгия майку, расстегнула брюки, опустилась на колени, чтобы помочь снять.

— Так сразу? — пришла очередь Тагирова пунцоветь.

— Да, сегодня желаю всё и сразу!

Больше всего на свете Диане хотелось вскочить и убежать. Забиться в какой-нибудь тёмный угол, запереться от всех, главное — от себя самой. Потому что — стыдно и страшно ждать то, что должно случиться. Словно ты вынуждена подсматривать за чужой любовной игрой, и не только глазами — всеми органами чувств одновременно. Но куда убежишь, когда тебя превратили в бесплатное приложение к чужому телу? Оставалось единственное — сосредоточиться на собственных мыслях, не видеть, не слышать, не осязать и не обонять происходящее, и пусть делают, что хотят!

Сосредоточиться на посторонних мыслях у Дианы не получилось. Потому что это тело не позволяло не видеть и не слышать, тем более — не осязать. Она и представить не могла, что ТАК бывает. Водоворот ощущений закружил её и понёс…

Всё же надолго Георгия и Ленки не хватило — напряжение прошедшего дня сказалось. Они уснули, а Диана ещё долго купалась в ощущениях. Теперь она готова была забрать назад все упрёки, адресованные Пристинской. Лена отныне была ближе любой подруги, ближе сестры. Диана пока не могла подобрать правильные слова, пока были лишь ощущения. И они ей нравились.

Осторожно, чтобы не разбудить Елену, она придвинулась к спящему мужчине, положила руку ему на грудь. Потом, решившись, прижалась всем телом.

— Доброе утро, Леночка!

Пристинская улыбнулась, почувствовав на губах поцелуй, открыла глаза.

— Доброе утро, милый. Сколько уже? Только шесть?! Куда ты в такую рань, у тебя же третья вахта?

Тагиров неуверенно помялся.

— Ты не вставай. Я схожу в рубку, проверю, как у нас дела, и вернусь. Я быстро.

Он принялся одеваться, а Елена украдкой наблюдала за ним. Любовалась его спиной, руками, бёдрами. Самый лучший мужчина на свете. Её мужчина.

Тагиров ушёл. Пристинская сладко потянулась, отбросила в сторону одеяло. Какое удивительное ощущение — тело лёгкое, невесомое. Взмахни руками и полетишь… Она засмеялась над собой. Тоже мне, «птичка». Пивка бы сейчас в самый раз, холодненького. Как там Янек предлагал — водяной баллончик в скафе «Праздроем» заправить?

Елена замерла, будто распятая на кушетке. Холодная волна окатила с макушки до пят. Откуда такие мысли? Она равнодушна к пиву, даже названия этого никогда не слышала. И Шпидла ей ничего подобного не говорил! Да что с ней такое? Это уже не досадные недоразумения с пальцами.

Она постаралась припомнить свои мысли и ощущения за последние сутки. За ужином непонятно из-за чего давилась любимой гречневой кашей, персиковый сок не допила. А самое странное — сегодняшняя ночь с Георгием. Скованность, внезапно сменившаяся ощущением… не её ощущением!

Пристинская лежала, боясь пошевелиться. Объяснение напрашивалось само собой. Никакая это не болезнь. Это то самое, за чем она летала на станцию… Она постаралась унять дрожь, спросила мысленно: «Дин, это ты?» И почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбку. «Ага. Догадалась, наконец?»

Елена шумно выдохнула. Получилось… Радоваться или пугаться? Прежде всего, попытаться с этим свыкнуться. «Дин, как ты себя чувствуешь?» — «После сегодняшней ночи — великолепно!» — «Ты… ты всё слышала?!» — «Слышала?! Хо-хо! Слышала — это очень слабо сказано. И слышала, и видела, и всё прочее!» — Елена облизнула пересохшие губы: «А управлять телом можешь?» — «Вообще-то у меня не было возможности проверить. Я стараюсь тебе не мешать».

Елена закрыла глаза, расслабилась. Значит, её тело теперь не только её. Что ж, сама напросилась. Она решилась: «Хочешь попробовать?» — «А ты не боишься?» — «Немного боюсь. Но нельзя же быть полной эгоисткой». — «Ладно, смотри».

Левая рука сама собой поднялась, пошевелила пальцами, осторожно коснулась кожи живота. — «Как ощущения?» — «Жутко», — призналась Елена. — «Продолжай!». Левая нога согнулась в колене, подтянулась. Следом начала двигаться правая. Пристинская скомандовала ей остановиться. «Это ты мне мешаешь?» — рука шутливо стукнула по коленке. «Ах, так!» — Елена брыкнула ногой, отбиваясь от непослушной ладошки. И в тот же миг другая рука, взметнувшись к лицу, ущипнула её за нос. «Так нечестно!» — возмутилась Елена. «Это почему?» — «Я за тобой не успеваю!» — «Как не успеваешь? У тебя же реакция профессионального пилота. Ничего, вместе тренироваться будем». — «С той твоей палкой? Ни за что!»

Со стороны это, должно быть, выглядело странно. Взрослая женщина, капитан корабля, лежит голая на кушетке, машет руками, дрыгает ногами, щиплет себя и хохочет. Вошедший в каюту Тагиров изумлённо застыл на пороге. Пристинская резко села, покраснев от смущения.

— Это я… зарядку делала, — промямлила.

— А… а я тебе кофе принёс и булочку. Подумал, что ты проголодалась.

— Разумеется, проголодалась! — «Ленка, ты что, одной булочкой завтракаешь? А как же отбивная?» — «Потом на камбуз сходим».

Елена взяла чашку и подумала, не смущается ли Диана оттого, что приходится сидеть обнажённой перед Георгием. Глупости! Они же была женаты… вот именно!

«Дин, как быть с Гошей? Нужно ему рассказать?» — «Не уверена. Во всяком случае, не сейчас». — «Я тоже так думаю. Пусть это будет нашей тайной».

Дни шли, похожие друг на друга как близнецы. Горгона всё ближе подходила к своему солнцу. Она пересекла орбиту первой планеты системы и продолжала падение. Давно испарились кристально-чистые полярные океаны, истончилась и исчезла атмосферная оболочка. Поверхность планеты постепенно превращалась в огненный ад. Экипаж «Солнечного Ветра» наблюдал за происходящим, отслеживая телеметрию работы генератора. И старался занять себя хоть чем-то, чтобы погасить напряжение, нарастающее с каждым днём, с каждым мегаметром, пройденным Горгоной.

Лишь один человек не замечал, как медленно тянутся дни. Всё свободное от вахт время Елена проводила, запершись в собственной каюте. Даже Георгий отошёл на второй план, благо, он не тяготился одиночеством и внезапную отчуждённость любимой пока не заметил. А той было чем заняться. Они с Дианой учились сосуществовать в одном теле, не мешая друг другу, а дополняя. То, что казалось самым сложным — синхронность в управлении мышцами, — пришло за пару дней. Труднее оказалось справиться с мелочами. Физиологические потребности: «Ленка, перестань краснеть, когда садишься на горшок! Никто за тобой не подглядывает. Это и моя задница тоже». Вкусы: «Ленка, как ты можешь не любить пиво? Давай хоть баночку, а?» Привычки: «Дин, за языком следи, пожалуйста! Ты свои «люди-на-блюди» едва при Владе не ляпнула, хорошо, я на полуслове остановила». — «А ты перестань щёку кусать — больно же! Тебе что, мяса в рационе не хватает? Людоедка…»

Тагиров был прав: когда Елена решилась на эксперимент, она представляла, что из этого получится, не думала о том, что их с Дианой сознания будут сосуществовать вовсе не обособленно. Мысли друг друга они читать пока не могли, но определённая диффузия происходила — настроений, желаний, памяти. Особенно памяти. Иногда Пристинская ловила себя на том, что вспоминает то, что вспомнить не могла по определению: маленький домик во французской деревне, весёлую возню со старшей сестрёнкой в просторной отцовской квартире, собственный кулак, расквасивший нос очередного непонятливого молокососа. И сразу две мамы! Одна жёсткая и уверенная в себе, вторая — нежная и немного грустная, но обе любящие и заботливые. Прошлое Дианы было понятным и однозначным, ей нечего было скрывать. А прошлое Елены? Готова ли она раскрыть свои тайны? Но ведь Диана отныне была не подругой, а частью её самой — Половинкой.